Наука сегодня, взгляд из-за бугра

Знаменитый западный специалист в области методологии науки Пол Фейерабенд приводит убедительные аргументы против господствующего сциентизма

НАУКА И ГУМАНИЗМ
О книге: Фейерабенд П. Против методологического принуждения. Очерк анархистской теории познания. Благовещенск, 1998.
Споры о значении науки, ее практической ценности, сфере применимости научных теорий ведутся на протяжении столетий. ХХ век подорвал убеждение, что наука – это безусловное благо. Две опустошительные мировые войны, повлекшие невиданное количество жертв, были развязаны именно «цивилизованными» государствами, вооруженными новейшими научными достижениями. Всю вторую половину ХХ столетия мир жил в постоянном ожидании ядерного самоистребления. Именно в результате современных научно-технических технологий стало возможным полное уничтожение жизни на планете Земля.
Скептические голоса в адрес науки как социального института стали раздаваться все чаще. Стали приводиться весомые доводы, что растущая дегуманизация общества есть прямое следствие научного «прогресса», что ученое сообщество заняло место церкви и осуществляет идеологический диктат в качестве нового жреческого сословия. Вот и знаменитый западный специалист в области методологии науки Пол Фейерабенд приводит убедительные аргументы против господствующего сциентизма. Он утверждает, что наука утратила свою созидательную функцию и превратилась в консервативный идеологический институт. Сотни миллиардов долларов, которые тратятся на «научные исследования» в развитых странах, по большей части вызваны привилегированным положением ученого сообщества и направлены не на совершенствование жизни человечества, а на сохранение существующей общественно-политической структуры. «Ученые и теоретики науки выступают единым фронтом, как до них это делали представители единственно дарующей блаженство церкви: истинно только учение церкви, все остальное – языческая бессмыслица. В самом деле: определенные методы дискуссии или внушения, некогда служившие сиянию церковной мудрости, ныне нашли себе новое прибежище в науке».
Неоспоримым фактом является утверждение, что все основополагающие открытия, составившие фундамент современной картины мира, были созданы учеными-одиночками, действовавшими на свой страх и риск, зачастую в прямом противоборстве с господствующими воззрениями. Они не пользовались государственным финансированием, подчас вкладывали в свои исследования собственные средства, ими двигала исключительная любознательность, стремление проникнуть в тайну мироздания. В современных условиях мы наблюдаем совершенно противоположную картину: громадные научные коллективы выколачивают из бюджета колоссальные суммы, выбивают из различных фондов миллионные гранты, и при этом эвристическая ценность их достижений часто оказывается равной нулю. Можно с уверенностью утверждать, что все наиболее значимые новшества в науке были достигнуты на периферии официально утвержденных исследовательских программ и проектов, так сказать, в порядке личного интереса.
Научный поиск – это стихия, его нельзя планировать, он всегда является предметом внутреннего выбора человека, готового отказаться от обеспеченного и сытого существования ради какой-то неясной фантазии, некой еще не оформившейся мечты. А большинство научных организаций выполняют вполне рутинную работу. При формировании РАН, например, господствует порочный принцип: прием в Академию за прошлые заслуги, что, в общем, гарантирует безбедное существование. Академия наук, по существу, превратилась в глубоко консервативный орган, не способный к инновациям и использующий властные полномочия для паразитирования на перспективных молодых исследователях. При этом все строптивые и самостоятельные люди подвергаются обструкции и удаляются от «кормушки».

Важным доводом Пола Фейерабенда является утверждение об антигуманности сформировавшейся системы управления наукой по принципу «от достигнутого». Он решительно противится сложившейся ситуации: «Для такого ответа есть два основания. Первое заключается в том, что мир, который мы хотим исследовать, представляет собой в значительной степени неизвестную сущность. Поэтому мы должны держать свои глаза открытыми и не ограничивать себя заранее. Одни эпистемологические предписания могут показаться блестящими в сравнении с другими эпистемологическими предписаниями или принципами, однако кто может гарантировать, что они указывают наилучший путь к открытию подлинно глубоких секретов природы, а не нескольких изолированных «фактов»? Второе основание состоит в том, что описанное выше научное образование (как оно осуществляется в наших школах) несовместимо с позицией гуманизма. Оно вступает в противоречие с «бережным отношением к индивидуальности, которое только и может создать всесторонне развитого человека». Оно «калечит, как китаянки калечат свои ноги, зажимая в тиски каждую часть человеческой природы, которая сколько-нибудь выделяется», и формирует человека исходя из того идеала рациональности, который случайно оказался модным в науке или в философии науки».
Наша страна имеет особый опыт внедрения «научных способов управления». Семь десятилетий мы прожили под диктатом «единственно верной научной теории» – марксизма-ленинизма. Количество жертв «научного тоталитаризма» до сих пор еще не подсчитано. Во всяком случае оно исчисляется десятками миллионов человеческих жизней. Жители России успели также испробовать на своей шкуре прелести не менее научного «монетаризма». И тот и другой считались в свое время «самыми прогрессивными» научными направлениями.
В связи с этим Фейерабенд выдвигает радикальное предложение: «Наука гораздо ближе к мифу, чем готова допустить философия науки. Это одна из многих форм мышления, разработанных людьми, и не обязательно самая лучшая. Она ослепляет только тех, кто уже принял решение в пользу определенной идеологии или вообще не задумывается о преимуществах и ограничениях науки. Поскольку принятие и непринятие той или иной идеологии следует предоставлять самому индивиду, постольку отсюда следует, что отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки – этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института. Такое отделение – наш единственный шанс достичь того гуманизма, на который мы способны, но которого никогда не достигали».
Что можно возразить на подобные утверждения? Философ совершенно прав, указывая на историчность феномена науки как социального и идеологического института. В том виде, в котором оно существует сейчас, научное знание уже не удовлетворяет потребностям людей. Наука должна прийти к большему разнообразию как философских оснований, так и конкретных методик. Необходима индивидуализация научного знания. Но в то же время следует указать, что принципы гуманизма также сформировались исторически, возникли в эпоху Возрождения. До этого «права человека» вовсе не выдвигались даже для обсуждения. Гуманизм, по своему существу, - тоже одна из исторически обусловленных идеологий. Она вырывает человека из многообразия окружающих его явлений, представляет его «мерой всех вещей», приучает калечить по своей прихоти природу и все окружение, вместо того, чтобы жить в гармонии со всем миром. Поэтому принципы гуманизма также требуют пересмотра в сторону развития человеческой ответственности, его связи со всей живой и неживой природой, Мирозданием в целом.
                 Юрий ЕПАНЧИН