Война, как она есть, сержанта Анкудинова

Таким образом, все возвратилось на свои места. Полк занял свои окопы, немцы - свои. Нас из блиндажа не гнали. Можно было, так сказать, обосноваться здесь "с ночевой". Решили оставаться. Узнали саперы, что мы собрались уходить из их землянки. Стали уговаривать остаться у них. Привыкли к нам, а еще пуще - к ежевечернему радио. Остались у саперов.

На полковом НП жизнь текла без особых потрясений. Телефонная связь во все концы была восстановлена, работала без сбоев. Правда, телефонистам было трудновато. В предыдущей операции у них выбыло убитыми и ранеными человек 10 - 12. Новые пополнения не поступали. Ребята работали почти с двойной нагрузкой. Вообще - жизнь полковых, батальонных и ротных телефонистов в боевой обстановке и трудна и опасна. В то время как пехота во время обстрелов старается укрыться, у телефонистов, наоборот, начинается самая горячая работа по восстановлению повреждаемой взрывами связи, вне укрытий. Работа их достойна самого высокого уважения. Была середина октября 1943г. На нашем участке шли, так сказать, "бои местного значения". Вяло постреливала и наша и немецкая артиллерия. Получив очередное пополнение, полк делал попытки порвать оборону немцев. Ожидалось, что немцы вот-вот побегут сами. Наши войска на других фронтах наступали и приближались к Днепру. Но пока немцы сидели в своих окопах и атаки наших отбивали. Хотя сильных боев не происходило, потери все равно были не маленькие.

Эти дни нам приходилось периодически выходить на связь с дивизионным НП. Оттуда все время обязывали Степанова следить внимательно за действиями противника, беспокоить его, а, главное, не проворонить его отхода. Но немцы сидели крепко и вроде, бежать не собирались. Крупную операцию против немцев полк не мог провести, мало сил. Пополнения в небольших количествах поступали. А дивизионному командованию, ну очень хотелось погнать немцев! Эту информацию мы черпали из тех переговоров по радио, которые все чаще и чаще возникали между командиром дивизии и командиром полка. Однажды решили посильнее ударить по немцам. Дивизия подкинула полку резервы, организовала маленькую артподготовку, прислала роту штрафников. Удалось немцев выбить из окопов и, даже, немного погнать. При этом отличились штрафники. Каким-то образом подобрались к укрывшейся за домом "Пантерой» (танк, вроде, или самоходка, сейчас уже не помню), вскочили с гиком на корпус, подобрались к какому-то люку или лючку и швырнули внутрь танка несколько гранат. Немцы потом все же их отогнали от этого танка. Но танк все же был выведен из строя.

А дальше произошло следующее: немцы применили против нашей пехоты настильный огонь из зенитных пушек. Снаряды взрывались вблизи земли. Ко всему, они, в связи со своим назначением - поражать самолеты, давали массу мелких осколков. От этих осколков нельзя было укрыться в открытых окопах или каких других углублениях и ямках - как дождем поливали. Для нашей пехоты это было неожиданностью. Бегом, кто успел, кинулись бежать к своим окопам. Немцы засекали места, где пытались укрыться пехотинцы и туда посылали свои зенитные снаряды. Мало кому удалось уцелеть от такой стрельбы. Поднялась паника.

Вот какой случай произошел с двумя расчетами наших 82-х миллиметровых минометов. В этом бою минометчики, продвинулись на новые позиции, следуя за наступающей пехотой. С ними в это время находился начальник артиллерии полка, ст. лейтенант Шилов. Когда немцы открыли огонь из зенитных пушек и пехота побежала, побежали и минометчики и с ними Шилов. Впереди, за посадкой на их пути оказалась квадратного сечения (примерно 3х3 м. и глубиной метра 2) яма. Запрыгнули в нее. Поняли, если немцы их заметили - верная им смерть. Они видели, как гибли люди. Сидят в ожидании. Немцы продолжают вести огонь по пехоте, но их не трогают. Появилась маленькая надежда, что их не заметили. Нервное напряжение на пределе. И вдруг, не выдерживает сержант, лучший наводчик полковой роты 82-х мм минометов, любимец Шилова - нервный срыв (на фронте такие случаи бывали, но это не трусость). Начал метаться в яме, пытаясь выскочить из нее. Не могли его удержать. Шилов мгновенно оценил обстановку. Выхватил пистолет и застрелил сержанта - ценой одной смерти спас жизнь остальных. Оставшиеся просидели в яме до наступления темноты. После этого вернулись на свои прежние позиции. Шилов прибыл на НП. Со слезами на глазах и даже всхлипывая, рассказал эту историю командиру полка. Я в это время нес в блиндаже дежурство на радиостанции и весь рассказ Шилова слышал. К поступку Шилова отнеслись с пониманием, никто не осуждал его, хотя погибшего парня очень жалели. С Шиловым я встречался в 1981г. и он не забывал того случая и продолжал переживать.

Потери от применения немцами зенитных пушек полк понес солидные. Так что в последующие дни никаких активных боевых действий не предпринимал. Прошло несколько дней после этого события с зенитными пушками. Поступали в полк маленькими порциями пополнения. Продолжали тревожить немцев. Боялись упустить начало их отхода.

В один из сеансов радиосвязи (рвали все-таки изредка немцы своими снарядами телефонную связь) новый командир дивизии ген. майор Саксеев сообщил нашему командиру полка Степанову о запланированной очередной операции против немцев, которая, в случае успеха, может подвигнуть их на участке нашей дивизии к отходу. План такой (естественно, генерал старался излагать свои соображения, максимально используя кодовые слова, иносказания и другие словесные уловки, чтобы немцы, не дай бог! не догадались, о чем разговор): в середине следующего дня в полк прибудет свежий штрафной батальон (примерно, 760 человек). Командир полка должен обеспечить его радиосвязью (Саксеев, наверное, не знал, что находившиеся в наших полках - в полковых ротах связи - радиостанции 13-Р были абсолютно неработоспособными), выделить в распоряжение штрафбата пушку ("сорокапятку", 45-ти миллиметровую) с расчетом и дать им проводника из разведроты. С наступлением темноты батальон должен скрытно выйти в тыл немецкой обороны, подготовиться к нанесению удара по немцам одновременно с ударом полка. Для этого и нужна радиосвязь. Командир полка пытался что-то возразить комдиву. Не был уверен, что батальон (все-таки почти 800 человек) может незамеченным передвигаться в тылу у немцев. Совсем не исключено, что немцы его обнаружат и тогда штрафбат вряд ли уцелеет. Комдив ему сказал, что допускает уничтожение его в тылу - поэтому и направляется туда штрафбат. Так что пусть Степанова не беспокоит судьба штрафбата, ему надо стремиться всеми силами успешно выполнить поставленную задачу. Если что и произойдет не по вине полка, все равно эта операция заставит немцев сильно поволноваться. Далее Саксеев сказал, что письменный приказ на проведение операции в полк уже отправлен.

Чувствуем, Степанову кроме нас некого отправлять со штрафбатом. Но он не имеет права распоряжаться нами без согласия нашего дивизионного начальства, прежде всего - начальника связи дивизии майора Рассадина. А он, если ему известно, куда и с какими целями направляется штрафбат, вряд ли разрешит посылать туда дивизионных радистов по двум причинам: и персонал и радиостанция крайне дефицитны и пускай полк обходится в выполнении своих задач своими силами. Так думали мы, правда, не очень надеясь, что нас не пошлют. А вышло все просто. Командир полка не стал обращаться в дивизию, а приказал нам по прибытии штрафбата явиться в распоряжение его командира. Как известно, в армии приказы вышестоящих начальников не обсуждаются, а немедленно выполняются.

Прибыл где-то уже к вечеру этот самый штрафной батальон. Разместили его в траншеях. Шум, гам, матерки. Вольница!, хотя и чувствуются определенные рамки. Командир батальона, старший лейтенант, ниже среднего роста, с черными казацкими усами, подвижен. По характеру речи - похоже, из учителей. Он и, по-видимому, адъютант батальона (нач. штаба батальона), что-то оживленно обсуждают со Степановым.

Видно, комбат уже знает о задаче, поставленной его батальону. Мы со своей радиостанцией сидим здесь же в блиндаже. Степанов показал комбату на нас. Ст. лейтенант подошел к нам, поздорововался с нами, при этом назвал нас "ребятками", что расположило к нему. Поинтересовался, знаем ли мы свою задачу. Не думая, ответили (вернее отвечал Маховский, а мы с Петром согласно кивали головами - субординация, все же!), что знаем. "Не думая" я написал потому, что в горячке никто из тех, кому надо было думать, не подумали, а с кем мы будем держать связь? Она нужна будет полку, а не дивизии. Штрафбат по радио должен будет сообщить в полк о его выходе на исходные позиции. По радио должен будет передан сигнал к атаке. А в полку, если бы его радиостанции и были в рабочем состоянии, все равно с нами они работать не смогли бы, у них другой частотный диапазон - УКВ. Вот так-то! Нам, что об этом не подумали, может и простительно, печалила дальнейшая судьба. А вот начальство... Во время одной из встреч со Степановым, вспоминая об эпопее со штрафбатом, я его спросил, а как он думал связываться со штрафбатом, ведь в полку не было подходящей радиостанции. "А, правда, как? Я тогда об этом и не подумал!", вот его ответ.

С наступлением темноты штрафбат, ведомый двумя разведчиками, двинулся в путь. В тыл к немцам. Перед выступлением был проведен инструктаж. Предупредили о соблюдении тишины на марше. Категорически было запрещено курение, ну, и давались другие инструкции, касающиеся уже боевых действий. Впереди - два полковых разведчика. Следом комбат. Мы рядом. Дальше следуют роты со своими командирами. Ну, я не буду подробно расписывать, в каком порядке двигался батальон. Это нас совсем не интересовало. Думали о предстоящем, чем все это кончится. Да и темно было. Прошли порядочно. По каким-то кустарникам продирались, спотыкались на каких-то кочках. Залазили в какие-то лощинки и овражки, вылазили из них. В конце концов куда-то пришли. Батальон остановился. Командиры и разведчики собрались в кучу и что-то шепотом обсуждают. Мы повалились на землю. Устали. Командиры тихо растворились в темноте. Разведчики, по-видимому, выполнив свою задачу, подались в полк. К нам подполз связной комбата и сказал, чтобы мы шли к нему. Подошли. Комбат сидит около какой-то ямки, которую своими саперными лопатками расширяют два солдата. Комбат объясняет, что тут будет его командный пункт. Сейчас телефонисты наладят связь с ротами. Как только батальон будет готов, будем связываться с полком. Не знаю, не помню, дошло ли до нас, что с полком- то мы не сможем связаться, только, разве, с дивизией.

Тут вдруг в небо взметнулись ракеты. Много ракет. Немецких. И сразу - шквал минометного огня. Накрыли батальон. Буквально, на второй - третьей секунде одна мина почти у самого нашего окопа разорвалась. Мы еще до этого залезли в окоп. Места в нем было мало, поэтому только приемо-передатчик Маховский затащил в окоп. Упаковка питания осталась наверху. Только пришли в себя от взрыва, я высунулся из окопа, хотел забрать упаковку питания. Нащупал груду развороченного железа, смоченного щелочным электролитом из разбитой аккумуляторной батареи.

Немцы продолжают вести ураганный минометный огонь по расположению батальона. Сквозь звуки взрывов слышатся крики раненных. Немцы не жалеют ракет. В их свете видны мечущиеся люди. Разгром полный. Комбат знает, что наша радиостанция выведена из строя. Видно, подумав, решил нас отправить в полк. "Ребятки,- говорит - вы мне больше не нужны. Вы не штрафники и незачем вам здесь оставаться", показал нам рукой, в каком направлении двигаться. Попросил, чтобы, если выйдем к своим, рассказали, что здесь случилось. Даже не попрощались в этой суматохе. Разбитую и залитую электролитом упаковку питания не стали брать. Самим бы живыми выбраться! Побежали. Падали при взрывах или влетая в какую-нибудь ямку, вскакивали и снова бежали. Исцарапались. Не помнили тогда, как выбрались из этого пекла. Кроме нас троих из батальона вышли 12 (цифра точная!) солдат-штрафников. Не открой немцы по нам огонь и не выведи из строя нашу рацию, неизвестно, как бы мы выкручивались со связью?

ХР-100
16.07.2002

Уцелевшие 12 солдат-штрафников были зачислены Степановым в полк с присвоением им гвардейского звания и все были награждены медалями "За отвагу". О том, что командир полка, без разрешения дивизионного начальства, посылал нас со штрафным батальоном в немецкий тыл, наш командир роты узнал от нас, когда мы прибыли в роту за новой, взамен разбитой и, по этой причине, оставленной в тылу у немцев, упаковки питания. Командир роты даже не поинтересовался, как мы выходили к своим после разгрома штрафбата (в дивизии уже было известно об этом), а набросился с криками и угрозами при первой же возможности отправить нас в штрафбат, за то, мол, что бросили на поле боя ценное боевое имущество. Это он о разбитой упаковке питания. Короче говоря, крик был великий. За ротным подключился наш взводный Озерский. Шавка! Как мы его ненавидели! Интересно было бы посмотреть, как бы поступили на нашем месте сами эти крикуны! Об Озерском я еще напишу. Вот так-то! Командир полка наградил штрафников медалями и зачислил в гвардейцы, а наши командиры (ротные) обругали нас, да еще пригрозили штрафной. Ну, что бы там не было, деваться начальству было некуда, нашли и вручили нам исправную и укомплектованную упаковку питания и мы отправились в полк. Прибыли. Доложились. Забрались в блиндаж на свое старое место. Один остался дежурить - Петя (его очередь была). Мы с Маховским пошли в землянку к саперам - устраиваться. После последних боев рация наша из блиндажа не забиралась и каждый из нас по очереди ходил туда дежурить.

Прошло несколько дней после неудачной операции со штрафбатом. Редкая стрельба с обеих сторон. Тишина и покой. В одну из ночей в немецком тылу за горизонтом появились медленно пульсирующие красноватые зарева. Что-то горит. Скорее всего, немцы перед своим отходом начинают жечь сельские дома. Мы уже знали от жителей, что перед своим отходом немцы расстреливали скот и не подпускали к нему хозяев, пока этот скот не распухнет от разложения. Самих жителей принуждают отходить вместе с ними. Жители разбегаются, стараются прятаться. Немцы иногда для острастки дают несколько пулеметных очередей по местам, где по их предположениям могут прятаться жители. Бывают при этом и убитые и раненые среди жителей. Покинутые жителями дома поджигаются. Чаще всего поджигают соломенные крыши. А под этими крышами (на чердаках) хранились запасы зерна, спрятанные от немцев. Естественно, зерно сгорало. И оставшиеся жители на зиму оставались без скота, без жилья, без пищи. Такие картинки нам приходилось при наступлении наблюдать очень часто.

Однажды, (где-то в р-не Мелитополя) в огромном, утопающем в садах, с убитыми и уже распухшими коровами на выгоне и хатами со сгоревшими крышами, селе наши полковые разведчики поймали не успевших далеко убежать двух немцев. Когда их вели по селу к штабу полка, жители (в основном, женщины) узнали в них тех, кто поджигал их хаты.

ХР-101
17.07.2002

Толпа разъяренных женщин окружила разведчиков. Выкрикивали ругательства и угрозы в адрес пленных. Пытались наносить им удары. Разведчики с трудом сдерживали агрессивно настроенных женщин. В конце концов не выдержали и отдали им пленных на растерзание. Бабы, повалив обезумевших от страха немцев на землю, начали их топтать ногами. Те вначале кричали, потом затихли. Полумертвых от побоев их подтащили к большому ореховому дереву. Принесли веревки, сделали петли, накинули на шеи пленников. Перебросив свободные концы веревок через толстые сучья, подтянули их в висячее положение, подержали некоторое время на весу. Убедившись, что немцы уже мертвые, освободили концы веревок и те упали на землю. Все это происходило на наших глазах. Никто не вмешался. В войну даже мирные жители становились в определенных обстоятельствах сверх меры жестокими. Человеческая жизнь ничего не стоила, ни своя, ни обидчика.