О русских обывателях

Проведи черту, там, где мир похоронен заживо,
Нарисуй на белой стене замочную скважину,
Видишь вход? И оттуда - ни шагу.
Раздобудь карандаш и бумагу,
Нарисуй себе жизнь, что за дверью твоей,
Без непрошеных глаз, посторонних людей,
Понаехавших и обнаглевших гостей...

Тат струятся молочные реки в царстве теней,
Там кисельные берега губ оленьих нежней,
Там по стенам вьются лианы из диких роз,
Там живой дед Мороз,
а может быть Санта-Клаус,
Или, как у Булгакова, Штраус.

Ты захочешь нос сунуть на улицу?
- Чёрта с два!
Ведь в подъезде бычком на стене кто-то вывел слова:
Пешкаруса дати - набойки стоптати,
Трамваем - пуговицы потеряти,
Спуститься в метро - взорватому быти, -
Домой возвращайтесь и лапу сосите!

Ты нацепишь рюкзак - и на рынок айда за картошкой,
Там воняет протухшая рыба и мочатся кошки,
У забора старушки рядками сидят,
Овощами и мясом торгуют, галдят,
За ограду гнильё и ошмётки летят...
Для чего этот смрад?
И зачем этот ад?
Потому что там тоже кончается мир -
Захудалый, протухший, из латок и дыр -
Мир торговок.

- А что за забором?
- Сортир...

Ты вернёшься домой - от покупок лукошко ломится,
Зафигачишь окрошку. В горшочке мясо готовится,
Голова от усталости клонится...
И с балкона очистки твои полетят
В палисад, где бычки прорастать не хотят,
Где пустые бутылки под утро звенят,
Алкаши, как солдаты, вповалку лежат,
Им уже невдомёк, где кончается мир,
Начинается гульфик штанов и сортир...

А вдали, за рекой, там, где дрыхнут курганы тёмные,
Шашлычьё понаехало жирное и отборное,
Придавили берёзоньки джипами мощными,
И разинули рты магнитолы истошные,
И сражаются с тьмой габариты, костры,
Все упиты, убиты, короче, мертвы...

А наутро свернёт шапито молодёжь гулящая,
И умчится их мир разбитной, как оркестр, гремящий,
И останется тара сверкать на земле,
И останется пластик в смердящей золе,
Потому что у каждого дверь на стене,
За которою он пребывает во сне,
Потому что у каждого собственный мир
Из любви и цветов. А за дверью - сортир.