Выходка Pussy Riot – это не борьба с мракобесием, а акт морального террора

На модерации Отложенный

Более сотни деятелей культуры написали письмо на имя председателей Верховного и московского городского судов с призывом освободить от уголовной ответственности участниц акции Pussy Riot. Учитывая, что сбор подписей организовала и проводит радиостанция «Эхо Москвы» – понятны цели и намерения тех, кто задумывал это действие. И можно было бы ожидать, что именно «деятели культуры» известной ориентации и подписали это письмо. Но среди подписавших, кроме людей, подобных Чхартишвили и Олегу Басилашвили, Жванецкому, Герману, Быкову, Марку Захарову, Улицкой, Ахеджаковой и им подобным, есть и те, в порядочности которых пока сомневаться не приходилось: Федор Бондарчук, Юлия Меньшова…

Их основной аргумент заключается в том, что Россия – светское государство, и в ней не может быть места уголовным наказаниям против Религии. А Pussy Riot никого не убили, не ограбили, не совершили насилия, не уничтожали чужого имущества и не похищали, поэтому их не за что привлекать к уголовной ответственности. Правда, они молчат и о том, что эти действия вполне относимы к статье о разжигании розни на религиозной почве.

Но дело даже и не в этом. Дело в том, что это – не столько «преступление против религии» - сколько преступление против конституционных принципов России. И против той самой «свободы совести», на которую подспудно ссылаются и которую, как им кажется, защищают эти деятели культуры. Имеет право человек в России иметь свои святыни или нет? Должен он быть огражден от оскорбления своих ценностей – или нет? Свобода не разделять или критиковать те или иные ценности может допускать глумление над ними – или нет?

Те, кто оскорбляет ценности других, не могут оставаться безнаказанны. Они должны быть наказаны. Жестко и демонстративно. И оправдание подобных действий должно быть пресечено. Дело Pussy Riot - это не вопрос соотношения христианства и нехристианства. Не вопрос атеизма и веры в Бога. Не вопрос светскости и клерикализма.

Танец и нецензурная ругань на амвоне – это не борьба Просвещения с религиозным мракобесием. Не антирелигиозная пропаганда. Это – информационный и моральный террор.

В Бога можно верить или не верить. Но в Бога можно не верить по-разному. Если рассматривать религию и веру в Бога как костыль, опору для нежелающего упасть в грязь, то, отказываясь от этой опоры, можно сохранить способность стоять на своих ногах, а можно в эту грязь охотно лечь.

Атеизм и безбожие – в известном смысле как термины синонимичные, но при этом в известном смысле и почти противоположные. Безбожие – когда ты не имеешь в душе того, что позволяет тебе стоять на ногах, не падая в грязь – и ты в нее, соответственно, падаешь. Атеизм – это когда ты можешь стоять на ногах, при этом обходясь без веры в Бога. Но в этом случае ты, прежде всего, должен быть человеком – и верить в человека. В частности – в то, что заповеди нужно исполнять, но не потому, что боишься гнева Бога, который этого требует, а потому, что ты - человек.

Человек же тем от нечеловека, зверя и отличается, что имеет нечто, за что может отдать жизнь, то есть нечто такое, что для него важнее биологического и физиологического существования. То есть он имеет ценности. Которые, в конечном счете, и составляют его сущность как собственно человека. И признавая обладание такими ценностями сущностной чертой человека, исходя из естественного морального постулата «отнесись к другому так, как хочешь, чтобы отнеслись к тебе», человек не имеет права оскорблять и растаптывать то, что является ценностью для другого.

Он может не соглашаться, разоблачать, считать предрассудком. Он может за свою веру стоять насмерть – и, следовательно, в каких-то ситуациях и лишать жизни столь же ожесточенно выступающего против него. Но он не имеет права на надругательство над ценностями другого человека.

Существование в нынешнем виде того, что принято называть «восстановленным Храмом Христа Спасителя» вызывает множественные неоднозначные оценки. И многим гражданам Москвы куда милее был бы на этом месте бассейн «Москва». Да и в самой истории строительства на этом месте еще первого Храма Христа Спасителя есть немало своих, в том числе и внутрицерковных спорных моментов. И, наверное, общество еще должно будет столкнуться с широкой дискуссией по этому вопросу. И люди, иначе, чем верующие, оценивающие сам факт существования этого объекта, имеют право, если сочтут необходимым, выйти к мэрии Москвы или непосредственно на Кропоткинскую площадь с пикетом, скажем, требующим восстановления на своем историческом месте того же бассейна «Москва».

Но пока этот объект действует именно как объект религиозный, пока в нем идут службы, тем более во время служб – любое поведение в этом помещении, нарушающее установленный религиозный порядок, тем более оскверняющее это пространство и оскорбляющее чувств тех, кто совершает поклонения в соответствии со своими представлениями о своих духовных ценностях, есть преступление.

Не хулиганство. Не глупая выходка. Это именно акт и оскорбления чувств верующих, и разжигания межрелигиозной розни.

Более того. По своему содержанию – это преступление против конституционных прав граждан. То есть – это антиконституционное действие. Преступление против установленного конституционного порядка страны. И по сути – это именно акция информационного и морального террора. И это основание для самых жестких уголовных оценок.

Но важнее даже другое. А именно то, что подобный акт является надругательством над внутренним миром человека, над его личностью, над его представлениями о смысле и содержании жизни. Все-таки, даже с позиции самого последовательного атеиста (но именно атеиста, а не «анти-теиста») в древней норме, требовавшей забивания камнями за осквернение святынь – есть, при всем варварстве, нечто сущностно верное.

Когда от человека требуют на работе не выставлять напоказ свой крест или не носить хиджаб – это абсолютно правильное требование, призванное не допустить того, чтобы демонстрацией символики одной веры были оскорблены приверженцы другой и тем более – неверующие. Кроме того, тому же христианину, если он не носитель определенного особого статуса – свой крест полагается носить не на виду, а «на теле». И если речь идет действительно о вере, а не о демонстрации ювелирного украшения, то крест носится не для того, чтобы его видели другие – а для того, чтобы его чувствовала твоя душа. Между крестом и тобой не должно быть преграды. Не должно быть одежды. И твой крест – твоя святыня, которую вовсе не должны обозревать посторонние.

Верующий вообще не должен делать свою веру излишне публичной и навязчиво напоминать о ней остальным. Но это абсолютно не значит, что, когда он совершает свои конфессиональные таинства, кто-то может не просто ему мешать, а оскорблять то, что для него свято, и саму его душу.

Можно (и есть за что) не любить священников. Можно быть несогласным – и предъявлять определенные претензии к различным аспектам деятельности той или иной церкви – в том числе РПЦ и ее руководства. Это все – про другое. Это не дает никому права ни нарушать святость почитаемых обрядов, ни мешать их проведению, ни плясать на алтаре, ни публично, да еще и с использованием нецензурной лексики оценивать личности служителей данного культа.

И, говоря откровенно, растаптывание символов веры людей, составляющий тот или иной народ – это всегда сознательно направляемое оружие порабощения этого народа.

Когда профессор Кураев говорит о том, что за бесчинством надругавшихся над алтарем стоит определенная организованная сила, что это действие – маркер, проверяющий (прямо или косвенно) реакцию общества и отдельных лиц, он абсолютно прав. Потому что уже представители этой силы – организованно или стихийно – но вполне целенаправленно начали вести кампанию за освобождение оскорбителей, собирать в их поддержку подписи и доказывать незначимость их акции. Если бы она была незначима, они бы так ее не поддерживали. Они не борются с клерикализмом и церковным мракобесием. Они борются против любых попыток общества найти хоть какие-либо ценностные стержни, позволяющие хоть на что-то опереться и в моральном плане встать на ноги. Они не против каких-то конкретных ценностей, а против того, чтобы были хоть какие-то ценности, кроме права быть от ценностей свободным.

Надругательство – в принципе есть их инструмент и их оружие. Катастрофа страны в конце 80-х гг. начиналась именно с надругательства над ценностями поколения, сделавшего ее первой державой мира.

Некоторые представители церкви говорили, что членов группы «Pussy Riot» нужно простить, накормить блинами и отпустить. Прощать своих обидчиков – право христианской церкви. Хотя спорно, должна ли она прощать совершающих святотатство и надругательство над верующими. Но это не только дело православных. Это дело граждан, общества и страны. Верующие, может быть, и могут простить надругательство над своей верой. Светская власть и государство не вправе прощать надругательство над правом граждан на обладание святынями – святынями любого характера. И в первую очередь над правом человека быть человеком.

Христиане, может быть, и могут прощать надругательства над своей верой. Атеисты не могут прощать надругательства над человеческим в человеке. Христиане могут простить. Атеисты должны покарать.


Черняховский Сергей