Заговор военных

«Дело военных» — так назвала мировая печать судебный процесс над военачальниками Красной армии, проходивший в Москве летом 1937 года, — имело далеко идущие и трагические последствия. Осуществленные И.В.Сталиным и его ближайшим окружением массовые репрессии в армии накануне второй мировой войны нанесли огромный ущерб Советским Вооруженным Силам, всей обороноспособности советского государства.

Внутриполитическая обстановка в стране во второй половине 1930-х гг., обострение и расширение репрессий вызвали у И.В.Сталина определенные опасения в отношении позиции крупных военачальников, авторитет которых в народе и армии был очень высоким еще со времен гражданской войны. Их глубокий профессионализм, независимость в суждениях, открытая критика выдвиженцев И.В.Сталина — К.Е.Ворошилова, С.М.Буденного, Г.И.Кулика, Е.А.Щаденко и других, не понимавших необходимости создания современной армии, — вызывали раздражение, подозрительность и определенные опасения, что армия может проявить колебания в поддержке проводимого им курса. Отсюда стремление убрать из армии всех колеблющихся, всех, кто вызывал у И.В.Сталина и его ближайшего окружения хоть малейшие сомнения…

В один из декабрьских дней 1936 года шеф германской службы безопасности (СД) Гейдрих был вызван к Гитлеру с очередной разведывательной сводкой по СССР. В ответ на раздраженные упреки фюрера, что разведка работает все еще вяло, не оказывает нужного влияния на развитие политических событий в мире, к выгоде «третьего рейха», Гейдрих сообщил, что имеется возможность попытаться «обезглавить Красную Армию», скомпрометировав группу ее высших офицеров, и, прежде всего маршала Тухачевского.

Сведения о якобы зреющей измене в Красной Армии были получены СД от бывшего генерала русской царской армии Н.Скоблина, активного врага Советской власти, поживавшего во Франции.

Вернувшись после беседы с Гитлером в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехштрассе, 8, Гейдрих потребовал к себе А.Науйокса, руководителя подразделения, занимавшегося изготовлением фальшивых документов и в общих чертах раскрыл суть замысла. Письмо, как заявил Гейдрих, набросает Беренс, а гравер выведет под ним подпись Тухачевского.

Текст со всей определенностью укажет на то, что сам маршал и кое-кто из его коллег в Красной Армии состоят в тайной связи с некоей группой немецких генералов-противников фашистского режима. И что те и другие замышляют захват власти в своих странах. Досье с фотокопиями документов, похищенных якобы из архивов СД, будет передано русским, у которых должно сложиться впечатление, что в отношении замешанных в этом деле немецких генералов предпринято расследование.

Предполагалось, что сфабрикованное досье будет заключать в себе несколько писем, донесений, а также служебных записок сотрудника, занимавшегося расследованием связей представителей немецкого штаба верховного главнокомандования и Красной Армии, сводки тайно подслушанных телефонных разговоров.

Основным в наборе фальшивок должно было быть «личное письмо Тухачевского, содержащее намек на предшествующую переписку». В документах относящихся к разным периодам времени, будут упоминаться фамилии сторонников Тухачевского среди советских военачальников, а также связанных с ними немецких генералов, оппозиционность которых по отношению к нацистской партии не могла быть более терпима.

Так началась работа по подготовке грандиозного политического подлога. Все делалось в строжайшей тайне. В СД была организована специальная оперативная группа. Возглавил ее Беренс.

Вскоре Гейдриху было вновь представлен досье, и просмотрев его он отметил, что «письмо Тухачевского» составлено в стиле, очень характерном для маршала, выполнено на соответствующей бумаге — с русским водяными знаками. Слева на полях имелись карандашные пометки, «еще более явно свидетельствующие о вине Тухачевского, нежели сам текст письма». в «документах» содержались упоминания об имевших место ранее беседах и переписке и «ясные намеки на то, что Красная Армия и вермахт были бы несравненно сильнее, если бы им удалось освободиться от довлеющей на ними тяжелой партийной бюрократии».

Досье было представлено Гитлеру. Перелистывая его, фюрер нашел план операции «в целом логичным, хотя и абсолютно фантастическим».

В конце января — начале февраля 1937 года (это подтвердит впоследствии тогдашний президент Чехословацкой республики Эдуард Бенеш) чехословацкий посланник в Берлине Мастны информировал свое правительство об очередной беседе с немецким дипломатом, упорно добивавшимся ответа на вопрос о том, как поведет себя Прага в случае войны между Германией и Францией. Желая, очевидно, припугнуть чехословацкое правительство, немецкий дипломат «доверительно» намекнул, что группа генералов вермахта развивает контакты с некоей влиятельной группировкой в Красной Армии и есть основания полагать, что в ближайшее время в СССР произойдет смена руководства, которая непременно повлечет за собой изменение расстановки сил в Европе в пользу нацистской Германии. Опытный Гейдрих решил продублировать свой маневр.

Используя имевшиеся у СД среди русской эмиграции агентурные подходы к правительственным кругам Франции, Гейдрих добился того, чтобы аналогичная информация дошла до ушей военного министра Эдуарда Даладье. Последний, всерьез обеспокоенный возможностью крутого поворота в политическом курсе Москвы, обратился к руководителю советского посольства в Париже за разъяснением, в какой мере можно верить дошедшим до него слухам о подозрительных связях между немецким вермахтом и командованием Красной Армии.

То, что подобная дезинформация действительно распространилась в Париже, свидетельствует телеграмма тогдашнего полпреда СССР во Франции В.П.Потемкина в наркомат иностранных дел и рассекреченная в 1989 году в числе других документов, относящихся к «делу Тухачевского»: «Даладье пригласил вашего полпреда для беседы, в ходе которой сказал, что из надежного источника им стало известно о планах германских кругов осуществить государственный переворот в СССР.

Предположительно опорой должны служить лица из командного состава Красной Армии, враждебно настроенные к руководителям страны. Германия намерена заключить с новым режимом военный союз, направленный против Франции. Даладье ссылается на то, что такого же рода сведения получены французскими военными кругами т русских эмигрантов. Он предупредил, что более конкретными сведениями не располагает».

Считая, что маневр удался и цель достигнута, Гейдрих приступил к завершающему этапу операции: он направил особо ответственного сотрудника СД в Прагу. Сотрудник СД имел задание войти в контакт с кем-либо из лиц, близко стоявших к Бенешу, и довести до него информацию о существовании документов, обличавших Тухачевского в причастности к заговору. «Бенеш немедленно сообщил все, о чем ему стало известно, Сталину», — пишет У.Черчилль в своих воспоминаниях. Вскоре посредник Бенеша предложил представителю Гейдриха связаться с сотрудником советского полпредства в Берлине.

Сотрудник тотчас же вылетел в СССР и возвратился со специальным курьером имевшим полномочия вести переговоры о выкупе фотокопий материалов досье. Названная сумма вознаграждения в размере 500 тысяч марок была немедленно уплачена. Фотокопии документов, якобы хранившихся в сейфе гитлеровской службы безопасности, перекочевала в Москву.

Безусловно, не подлог нацистов вызвал «чистку» и разгул репрессий в офицерском корпусе Красной Армии. К тому моменту аресты среди военных приняли уже широкие масштабы. И сфабрикованные нацистами материалы послужили удобным «основанием» для обвинения в «сговоре» и «измене» высшего командного состава Красной Армии. Грязная фашистская авантюра лишь ускорила наступление роковой развязки в трагической судьбе Михаила Тухачевского.

Развязка

Их было восьмеро: Маршал Советского Союза М.Н.Тухачевский, командармы 1 ранга И.П.Уборевич и И.Э.Якир, командарм 2 ранга А.И.Корк, комкоры В.М.Примаков, В.К.Путна, Б.М.Фельдман и Р.П.Эйдеман. Все они активные участники гражданской войны, видные командиры Красной Армии, отмеченные высокими наградами. Им было предъявлено чудовищное обвинение в измене Родине, шпионаже, вредительстве…

Первыми из них были арестованы комкоры Примаков и Путна. Обоим было предъявлено обвинение в принадлежности к боевой группе троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации. На пятый день после ареста, 25 августа 1936 года, Путна заявил, что участником этой организации не является и о ее деятельности ему ничего неизвестно. Это зафиксировано в протоколе допроса, но вместо подписи Путны следует странная приписка, сделанная им собственноручно: «Ответы в настоящем протоколе записаны с моих слов верно, но я прошу освободить меня от необходимости подписывать этот протокол, т.к. зафиксированное в нем отрицание моего участия в деятельности зиновьевско-троцкистской организации не соответствует действительности».

На следующем допросе, состоявшемся 31 августа, и на очной ставке с Радеком 23 сентября Путна признает, что состоит в организации еще с 1926 года, что, будучи военным атташе в Германии и Англии, встречался с сыном Троцкого — Седовым, от которого получал поручения Троцкого — организовать террористические акты против Сталина и Ворошилова.

В деле Примакова зафиксировано, что он до самого мая 1937 года, в течение 9 месяцев, категорически отрицал свою причастность к заговору. На допросе 10 — 11 сентября 1936 года признал лишь, что со своими старыми друзьями вел разговоры, «носящие характер троцкистской клеветы на Ворошилова, но никаких террористических разговоров не было. Были разговоры о том, что ЦК сам увидит непригодность Ворошилова…»

Но уже 8 мая 1937 года он пишет уже Ежову: » В течение 9 месяцев я запирался перед следствием по делу о троцкистской контрреволюционной организации и в этом запирательстве дошел до такой наглости, что даже на Политбюро, перед товарищем Сталиным продолжал запираться и всячески уменьшать свою вину.

Товарищ Сталин правильно сказал, что «Примаков – трус ,запираться в таком деле — это трусость». Действительно, с моей стороны это была трусость и ложный стыд за обман. Настоящим заявляю, что, вернувшись из Японии в 1930 году, я … начал троцкистскую работу, о которой дам следствию полное показание…»

На допросе 21 мая, отвечая на вопрос, кто возглавлял заговор, сказал:

- Якир и Тухачевский… От Якира я слышал отрицательные отзывы о коллективизации. И всегда под видом шуток… Осенью 1934 года я лично наблюдал прямую прочную связь (?) Тухачевского с участниками заговора Фельдманом, Ефимовым, Корком, Геккером, Гарькавым, Аппогой, Розынко, Казанским, Ольшанским, Туровским. Эта группа и есть основной актив заговора.

Все шестеро остальных обвиняемых из этой трагической группы были арестованы с небольшими интервалами в течение второй половины мая 1937-го. Если верить следствию, Корк, Фельдман и Эйдеман дали признательные показания на первых же допросах. Якир и Уборевич некоторое время сопротивлялись.

30 мая Якира допросил сам Ежов. И 31-го в 21 час Якир написал на имя Ежова: «Я не могу больше скрывать свою преступную антисоветскую деятельность и признаю себя виновным… Вина моя огромна, и я не имею никакого права на снисхождение». 1 июня на 22 листах Якир собственноручно пишет признание и раскаяние. Называет много соучастников заговора. Затем его допрашивают 3,5,7 июня.

9 июня ему предъявляют под расписку обвинительное заключение. А 10 июня он пишет большое — страниц на 30 машинописи — собственноручное письмо на имя Ежова и заканчивает его так: » Я был в очень хороших отношениях с огромным количеством командиров и политработников… Боюсь, чтоб на этих отношениях не построили бы на местах обвинения и не создали бы обстановку недоверия».

Вот тут Якир, что называется, как в воду глядел: после суда над ним и его товарищами по несчастью, в связи с делом «военно-фашистского заговора» было репрессировано (и в дальнейшем реабилитировано) 108 руководящих работников армии и флота.

Уборевич был несколько сдержанней. Письмо Ежову, предусмотренное, по-видимому, сценарием следствия, он тоже написал. Признался, что политику коллективизации считал неправильной и сочувствовал правым; что деятельность Ворошилова, как и все заговорщики, не одобрял; что лично вовлек в заговор 12 человек и, кроме того, рассчитывал в реализации своих планов поражения Красной Армии на других, не посвященных в заговор…

В следственном деле Фельдмана лежит записанный его рукой и, видимо, продиктованный ему план нужных следствию показаний в собственноручном изложении обвиняемых. В нем 14 пунктов: 13 — «о себе» и 14-й — «о людях»: кого я лично знал: с кем поддерживал непосредственную связь; о ком знал из разговоров с другими; кого лично хотел вербовать, но не выполнил этого по сложившимся обстоятельствам и т.д. Скупее на эти иезуитские вопросы отвечал Уборевич.

Если верить протоколам, то все следствие по столь тяжкому, чреватому смертным приговором делу шло без сучка и задоринки, текло как по маслу: вопрос — ответ. Лишь изредка следователь очень корректно напоминает: «Вы говорите не всю правду». И тут же подследственный выдает еще несколько страниц разоблачительного и самобичующего текста.

Маршал

Тухачевского арестовали 22 мая в Куйбышеве, куда он только что прибыл из Москвы на должность командующего войсками Приволжского военного округа. При обыске были изъяты ордена, маузер, ружье, семь шашек, стереотруба, бинокль.

И сразу после этого в деле следует собственноручное заявление Тухачевского, адресованное капитану госбезопасности Ушакову: «Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путна, и Фельдманом, которые обвиняют меня как руководителя антисоветского военно-троцкистского заговора.

 Прошу представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания без малейшего утаивания чего-либо из своей вины в этом деле, а равно из вины других лиц заговора».

Заявление датировано 26 мая — четвертым днем после ареста. Этой же датой помечены еще два документа, тоже собственноручно исполненных — заявление наркому внутренних дел Ежову. Вот что в заявлении Ежову:

«Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского заговора и то,что я был во главе его. Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все касающиеся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта и документа. Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алуфузо, Примаков, Путна, и др., о чем я подробно покажу дополнительно».

Тухачевский пишет, что в 1932 году у него были большие неудовольствия его положением в наркомате. Тогда и появилась мысль — с помощью давнего своего сослуживца Фельдмана, возглавлявшего в наркомате кадровую работу, отобрать группу лиц высшего комсостава, которая могла бы обеспечить большее влияние его, Тухачевского, в армии.

Первоначально в этой организации троцкистского влияния не было, но в дальнейшем оно было привнесено Путна и Примаковым, которые бывали за границей, где поддерживали связь с Троцким. Цель заговора — захват власти в армии. Вдохновителем его был Енукидзе, который доверял Тухачевскому и гордился им как своим выдвиженцем (Тухачевский начал службу в Красной Армии в Начале 1918 года в военном отделе ВЦИК, которым заведовал в то время Енукидзе). Старались вредить в области вооружений.

27 мая Тухачевский собственноручно обращается с заявлением к Ушакову, где раскаивается в том, что во вчерашних показаниях сказал не все: «Но т.к. мои преступления безмерно велики и подлы, поскольку я лично и организация, которую я возглавлял, занимались вредительством, диверсией, шпионажем и изменяли родине, я не мог встать на путь чистосердечного признания всех фактов… Прошу предоставить возможность продиктовать стенографистке, причем заверяю вас честным словом, что ни одного факта не утаю…»

Сегодня можно сказать наверняка, что обещанные Тухачевским в заявлении Ежову от 26 мая «факты и документы» в деле отсутствуют.

Была, конечно, кроме самих обвиняемых и пострадавших, еще одна группа людей, которые могли бы осветить навязчивый и не разрешенный до самого конца вопрос: а зачем же все-таки они сами на себя написали? Это те, кто вершил следствие и суд. Но их сегодня никого уже в живых не осталось, и письменные свои свидетельства на этот счет они вряд ли оставили.

Однако невинные жертвы, по народному поверью, имеют обыкновение взывать о возмездии, и оно в свою очередь рано или поздно приходит. Настигло оно и капитана госбезопасности Ушакова (Ушамирского) Зиновия Марковича. Он сам был в 1938 году арестован, признался на следствии в том, что являлся агентом германских разведорганов, был приговорен к высшей мере и расстрелян.

В собственноручных показаниях, жалуясь на избиения, Ушаков писал, что он сдался физически, т.к. не выносил не только побоев, но и напоминания о них. Далее я цитирую: «Можно смело сказать, что при таких избиениях волевые качества человека, как бы они ни были велики, не могут служить иммунитетом от физического бессилия, за исключение, быть может, отдельных редких экземпляров людей… Мне казалось ранее, что ни при каких обстоятельствах я бы не давал ложных показаний, а вот вынудили меня… Мне самому приходилось бить в Лефортовской врагов партии и Советской власти, но у меня не было никогда такого представления об испытываемых муках и чувствах».

Далее Ушаков писал с гордостью, что он выбил из Фельдмана показание о военном заговоре, на основании которого 21 или 22 мая состоялось решение ЦК об аресте Тухачевского и ряда других. Рассказывая и дальше о своих «заслугах», Ушаков похвастался, что даже в день процесса, рано утром, он отобрал от Тухачевского дополнительное показание об Апанасенко и некоторых других. Когда арестованные Аронштам и Фишман ничего не рассказали другим следователям, Ушаков попросил передать их ему и уже на следующий день имел то, чего добивался.

Применялись изощренные методы не только физического, но и морального воздействия на арестованных. В протоколе допроса в качестве свидетеля бывшего работника особого отдела Вула А.М. от 2 июля 1956 года есть такая подробность. «Лично я, — показал свидетель, — видел Тухачевского в коридоре дома 2, когда его вели на допрос к Леплевскому. Одет он был в прекрасный серый штатский костюм, а поверх него был одет арестантский армяк из шинельного сукна, а на ногах лапти. Как я понял, такой костюм на Тухачевского был надет, чтобы унизить его.

Суд

Заседание Специального судебного Присутствия Верховного Суда СССР, состоялось 11 июня 1937 года. Председательствовал военюрист В.В.Ульрих.

Подсудимым разъяснили: дело слушается в порядке, установленном законом от 1 декабря 1934 года. Это означало, что участие защитника в судебном процессе исключается, приговор окончательный и обжалованию не подлежит…

Стенограмма содержала всего несколько страниц, свидетельствовавших о примитивности разбирательства со столь тяжкими и многочисленными обвинениями. Да и тот факт, что «процесс» длился один день, говорил сам за себя. Пересказывать все содержание стенограммы нет необходимости. Чтобы лучше представить себе, какие показания давали подсудимые по тому или иному пункту обвинения, мы их сгруппировали. И вот что получилось.

Тухачевский прежде всего заявил: «У меня была горячая любовь к Красной Армии, горячая любовь к отечеству, которое с гражданской войны защищал… Что касается встреч, бесед с представителями немецкого генерального штаба, их военного атташе в СССР, то они носили официальный характер, происходили на маневрах, приемах. Немцам показывалась наша военная техника, они имели возможность наблюдать за изменениями, происходящими в организации войск, их оснащении. До прихода Гитлера к власти наши отношения с Германией были взаимно заинтересованные».

Аналогичные показания об отношении к Родине дали Уборевич, Корк, Фельдман, Якир, Путна. Якир сообщил, что учился в 1929 году в академии генерального штаба Германии, читал там лекции о Красной Армии, а Корк некоторое время исполнял обязанности военного атташе в Германии.

Выясняется и такой вопрос: разделяли ли подсудимые взгляды лидеров троцкизма, правых оппортунистов, их платформы? На этот вопрос Тухачевский ответил: «Я всегда, во всех случаях выступал против Троцкого, точно так же выступал против правых».

Путна не отрицал «Наличие связей» со Смирновым, Фельдманом, Пятаковым. Характер этих связей не выяснялся.

Было выдвинуто и другое тяжкое обвинение — вредительство с целью ослабления мощи Красной Армии. Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич разъяснили, что строительство военных объектов, реконструкция желдорузлов, формирование воздушно — десантных частей и т.д. действительно шло медленно. Были недостатки и упущения в боевой подготовке войск. Тухачевский пояснил: «Если бы немного поднажали и дополнительные средства нам дали, наше положение чрезвычайно сильно выиграло бы».

Вредительство со стороны Тухачевского и активно поддерживавших его Уборевича и Якира расценивалось как настойчивое внедрение концепции ускоренного формирования танковых соединений за счет сокращения численности и расходов на кавалерию. С резким осуждением такой концепции выступил на суде С.М.Буденный.

Ульрих неизменно спрашивал: «Вы подтверждаете показания, которые давали на допросе в НКВД?» Когда Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич пытались что-то разъяснить, Ульрих обрывал: «Вы не читайте лекций, а давайте показания». Однако подсудимые продолжали утверждать, что они правы, что будущая война будет войной моторов… Наконец выяснялся вопрос: был ли у подсудимых сговор по поводу отстранения К.Е.Ворошилова от руководства Красной Армией?

 Тухачевский, Уборевич, Корк, Путна признали, что разговоры об отстранении Ворошилова между ними велись. Уборевич уточнил: когда решили поставить в правительстве вопрос о Ворошилове, то «нападать на него по существу уговорились с Гамарником, который сказал, что крепко выступит против Ворошилова».

Почему хотели выступить против Ворошилова? Какие ошибки и упущения могли быть поставлены в вину наркому? На суде этого не выясняли. Желание же подсудимых обратиться в правительство расценили как вынашивание террористических намерений в отношении Ворошилова.

Когда подсудимым предоставили «последнее слово», все они, за исключением Примакова, заявили о своей преданности делу революции, Красной Армии, лично товарищу Сталину.

Невероятным по своему содержанию оказалось «последнее слово» Примакова:

«Я должен сказать последнюю правду о нашем заговоре. Ни в истории нашей революции, ни в истории других революций не было такого заговора, как наш, ни по целям, ни по составу, ни по средствам, которые заговор для себя выбрал. Из кого состоит заговор? Кого объединило фашистское знамя Троцкого? Оно объединило все контрреволюционные элементы, все, что было контрреволюционного в Красной Армии, собралось в одно место, под одно знамя, под фашистское знамя Троцкого. Какие средства выбрал себе заговор? Все средства: измена, предательство, поражение своей страны, вредительство, шпионаж, террор. Для какой цели? Для восстановления капитализма.

Путь один — ломать диктатуру пролетариата и заменять фашистской диктатурой. Какие же силы собрал заговор для того, чтобы выполнить этот план? Я назвал следствию больше 70 человек-заговорщиков, которых завербовал сам или знал по ходу заговора… Я составил себе суждение о социальном лице заговора, т.е. из каких групп он состоит, его руководство, центр.

Люди, входящие в заговор, не имеют глубоких корней в нашей Советской стране потому, что у каждого из них есть своя вторая родина: у Якира — родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича — в Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман — с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной…» В восторг пришли организаторы этого судилища. Торжествовал и следователь Авсеевич, подготовивший Примакова к такой речи в суде.

Каким мог быть приговор? Его содержание было предрешено приказом наркома обороны СССР К.Е.Ворошилова № 96 от 12 июня 1937г.

В нем сообщалось: «С 1 по 4 июня с.г. в присутствии членов правительства состоялся Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного совета был заслушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой Народным комиссариатом внутренних дел предательской контрреволюционной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую, подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии».

11 июня 1937г. Специальное судебное присутствие Верховного Суда Союза ССР признало всех подсудимых виновными в нарушении воинского долга (присяги), измене Рабоче-Крестьянской Армии, измене Родине и постановило: «Всех подсудимых лишить воинских званий, подсудимого – Тухачевского — звания Маршала Советского Союза и приговорить всех к Расстрелу».

12 июня 1937г. приговор был приведен в исполнение… Для чего же был затеян весь этот липовый, жестокий и циничный процесс? Ведь для вынесения смертного приговора не имели, судя по всему, реального значения никакие логические, вещественные или документальные доказательства существования «военного троцкистского центра», почему и не были допущены к участию в процессе ни прокурор, ни адвокат, ни свидетели.

Сталин занимался этим делом лично — раньше об этом можно было догадываться, теперь, по письму Примакова, можно считать установленным. Ему было достаточно агентурной информации о том, что обвиняемые не верили в успех его детища — вероломно проведенной коллективизации, да еще помышляли спихнуть его дружка Ворошилова — так они, чего доброго, и на него самого могли замахнуться. А недовольство им зрело и в партии, и в обществе — он не мог не знать этого.

Может быть, все дело в том, что ему надо было так ошеломить, так напугать всех инакомыслящих и не согласных, чтоб запомнили и зарубили себе на носу: пощады не будет. Если уж таких заслуженных, уважаемых, авторитетных людей не пощадили, то чего ждать, на что надеяться другим — прочим?

Все это стало, думается, уроком удручающей жестокости на многие годы вперед и не могло не отразиться на психологии поколений.

Из определения ВЕРХОВНОГО СУДА СОЮЗА ССР

№ 4н — 0280/57

ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР в составе: председательствующего – генерал-лейтенанта юстиции Чепцова А.А., членов: полковника юстиции Борисоглебского В.В. и полковника юстиции Лихачева П.А., рассмотрела в заседании от 31 января 1957 года

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА СОЮЗА ССР на приговор Специального судебного Присутствия Верховного Суда

СССР от 11-го июня 1937 года, которым осуждены по ст. ст. 58-1 «б», 58-8 и 58 – 11 УК РСФСР к высшей мере наказания — расстрелу, с конфискацией имущества и лишением присвоенных им воинских званий -

1. Тухачевский Михаил Николаевич, 1893 года рождения, бывший Зам. Наркома Обороны СССР, Маршал Советского Союза;

2. Корк Август Иванович, 1888 года рождения, бывший начальник Академии им. Фрунзе, командарм 2 ранга;

3. Якир Иона Эммануилович, 1896 года рождения, бывший командующий войсками Киевского военного округа, командарм 1 ранга;

4. Уборевич Иероним Петрович, 1896 года рождения, бывший командующий войсками Белорусского военного округа, командарм 1 ранга;

5. Путна Витовт Казимирович, 1893 года рождения, бывший венный атташе СССР в Великобритании, комкор;

6.Эйдеман Роберт Петрович, 1895 года рождения, бывший председатель Центрального Совета Осоавиахима СССР, комкор;

7. Примаков Виталий Маркович, 1897 года рождения, бывший Заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа, комкор;

8.Фельдман Борис Миронович, 1890 года рождения, бывший начальник Управления по начсоставу РККА, комкор…

Анализ показаний осужденных дает основание сделать вывод о том, что эти показания о руководящем центре «заговора», о составе участников заговора и времени его возникновения являются вымышленными и не отвечающими действительности.

Также неконкретны и противоречивы показания осужденных о вредительстве, о подготовке террористических актов против руководителей Партии и Правительства и о шпионских связях с иностранными разведками. Все эти показания представляют собою голословные утверждения в общей форме, без подкрепления их фактами и какими-либо объективными данными.

Все усилия следствия, как это видно из материалов дела, были направлены лишь к одной цели — добиться от арестованных признания ими своей вины…

Заслушав доклад тов. Лихачева П.А. и заключение Зам. Главного Военного Прокурора — полковника юстиции Терехова Д.П. — об отмене приговора и прекращении дела,

УСТАНОВИЛА: Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Путна, Эйдеман, Примаков и Фельдман судом были признаны виновными в том, что они, являясь руководителями «военно-фашистского заговора» в Красной Армии и, будучи организационно связанными с антисоветским правотроцкистским центром, подготовляли свержение советской власти путем вооруженного восстания и поражения СССР в будущей войне в целях восстановления в СССР власти помещиков и капиталистов и отторжения от СССР части территории в пользу Германии и Японии.

В этих целях они систематически передавали германскому генеральному штабу совершенно секретные сведения, проводили вредительскую работу в области боевой подготовки и оснащения Красной Армии и в оборонной промышленности, а также создали террористические группы для подготовки террористических актов против руководителей Коммунистической партии и Советского правительства…

Военная коллегия Верховного Суда СССР, изучив материалы дела и дополнительной проверки, считает бесспорно установленным, что уголовное дело в отношении Тухачевского, Корка, Якира и других по обвинению их в антисоветской деятельности было сфальсифицировано.

На основании изложенного и руководствуясь ст. ст. 373 — 378 УПК РСФСР -

ОПРЕДЕЛИЛА: приговор Специального судебного Присутствия Верховного Суда СССР от 11 июня 1937 года в отношении Тухачевского Михаила Николаевича, Корка Августа Ивановича, Якира Ионы Эммануиловича, Уборевича Иеронима Петровича, Путна Витовта Казамировича, Эйдемана Роберта Петровича, Примакова Виталия Марковича и Фельдмана Бориса Мироновича отменить и настоящее дело в силу ст.4 п.5 УПК РСФСР, т.е. за отсутствием в их действиях состава преступления, производством прекратить.

Председательствующий                                        А.А.Чепцов

Члены военной коллегии                                      В.В.Борисоглебский

                                                                                 П.А.Лихачев