Когда я вернусь

Судно «Wiggins Tide», Ангола, оффшор, нефтяные поля Малонго.

Моряк – существо подневольное.  Из-за своей внутренней дезорганизации его запихивают на кораблик, и он там проводит несколько месяцев. Ну, чтобы он не хулиганил дома. А потом его все же выпускают, и он, как газик от шампанского, вырывается вперед, опережая пробку.

Я пробыл на судне три месяца без одной недели. Хочу заметить, что, работая здесь, в оффшоре, мы лишены берега полностью и бесповоротно, схода на берег нет совсем. Это значит, что три месяца назад моряк взошел на борт, и земля осталась дымной полоской позади. И только через три месяца он снова сойдет на берег, потопает ножками по родной землице. И неважно, что это земля Анголы, а не, скажем, Украины. Разницы нет. Земля – это уже хорошо. Кстати, 3 месяца – это для меня, украинца, а филиппинцы сидят по 6 месяцев – такой у них контракт.

Это где-то там, на большом флоте, где есть балкеры, контейнеровозы, сухогрузы и даже рифера, и тамошний моряк сходит в порту, хотя бы ненадолго – выпить пива, погулять по городу и купить жене сапоги, следуя завету Лени Голубкова. Но главное, конечно, чтобы увидеть других людей. Поскольку на тех, кто внутри его плавучего теремка живет, он уже насмотрелся, и еще насмотрится. Но, как я сказал, это – на большом флоте, а в оффшоре же – сиди на борту и смотри, смотри на них, красавцев. До рези в глазах.

Так вот, подошел к концу мой контракт. Из самой глубины своих писучих возможностей я составил рапорт наверх. Отпустите меня, а? – написал я в нем.

Небо стало светлеть, прогремели громы, и немного молний полетало вокруг. Появилась трещина в небе, и оттуда – ого! – появилась сияющая рука. Рука тянулась к нашему пароходу. Наверное, надо бы испугаться, но мне не было страшно, а только думалось о том, почему она не волосатая.

Рука свыше передала мне (лично мне – меня выбрали? так я избранник?) послание. Оно было коротким, но ёмким. Чувствовалась некая сила, исходившая от этого письма. В такие моменты мне нравится, когда кто-нибудь говорит «энергетика» или еще более умное слово.

В послании сверху, адресованном мне, было всего четыре слова. Но каких! Там было написано: «Ты хочешь домой? Опять?!»

По почерку я узнал нашего суперинтенданта.

Я сумел понять все то, что он не написал в письме. И ответил ему, что согласился с его невысказанными доводами в пользу того, чтобы меня не менять, гораздо раньше, чем получил от него ответ. Но все же домой как-то хочется.

Компания не любит менять своих работников, чтобы, отработав здесь, они побегали по травке, и чтоб она им пощекотала пузико. Сиди на железе, не дергайся. Такое чувство, что компания хочет, чтобы ты на ней женился, и проводил все свое время именно с ней. Но я и так провожу вместе с ней 90 дней и столько же ночей, полных любви, и после этого – всего лишь 45 жалких суток с семьей.

Так на ком же мы все женаты? На наших женах или на этой судовой компании? Но компания все равно ревнует меня к жене и детям, брюзжит, и не отпускает от себя.

Я тебе денег дам, побудь со мной, говорит она мне. Останься, милый, еще ненадолго. Ты опять к ней, – гневно восклицает она? Ах так?! Ты больше меня не увидишь. Или вот я тебе сменщика не пришлю. Нет у нас никого, чтобы сменить тебя. Ты же у нас такой… особенный… я же тебя за это люблю… и вот за то (ну, ты знаешь) тоже люблю… (щекочет за ухом) короче, не уйдешь.

И начинается свистопляска. Тебе уже нашли сменщика, не волнуйся. Это хорошо, кстати, где он? У него пока не получается с визой, ты же сам знаешь, как сложно порой оформить ангольскую визу. Так сменщик-то где? Уже прошло еще две недели. Ты знаешь, оформили ему визу, но оказалось, что с ошибкой в фамилии, пришлось переделывать. Понятно, так когда же он будет? Знаешь, придется еще немного потерпеть – он ногу сломал, мы ищем другого.

Это спустя годы я понял, что на самом деле никто никого не искал и не ищет, и замены просто нет. А как только найдут, то дадут.

Когда я только начинал работать здесь шесть лет назад, то еще не понимал всего внутреннего бардака, который присущ этой фирме. И я рвал и метал, требовал, кричал и добивался правды. Потому что не заменяли вовремя. Как-то, помню, написал в сердцах офисному работнику, толстому голубому филиппинцу, что вся моя большая сицилийская семья ждет моего возвращения, и очень волнуется за меня. Через день приехал сменный механик, которого планировали отослать на другое судно. То ли чувство юмора у офиса отказало, то ли наоборот, шутка понравилась.

Сейчас я смотрю на это дело проще. Написал – подождал – еще подождал – слегка попросил, но без внутренней хрипоты в сердце – заменили. Те же действия снаружи, но без надрыва внутри.

Что-то в консерватории все же подправляют, и вот мне уже стало известно, что надежная смена молодежная приедет через пару дней, то есть, вовремя. Но мне его надо будет учить жизни (ты еще настоящей морской жизни не видел, сынок; забудь всю ту шнягу, которой тебя в институте учили; курить умеешь?) еще несколько дней.

Но по прошествии этих нескольких дней у меня вырастут крылья, и я полечу домой, к себе домой. Сяду небольшой птицей на карниз своего дома, и буду заглядывать в окно, глядя на своих деток, на жену. И буду думать о том, что хорошо бы, если бы карниз подо мной не отвалился, ведь не каждый день на него садятся птицы весом в сто двадцать килограмм.  А после превращусь из птицы снова в большого бородатого дядьку и пойду обнимать семью, подбрасывать на руках детей. И друзей позову, чтобы и их обнять, и угостить. И чтобы все порадовались.

Потому что люблю я вас всех.