Рассказы из историй тайных полиций

 

Первым использовал почтовую цензуру в качестве средства разведки Александр Македонский. В 334 г. до н.э., когда его армия совершала свой знаменитый поход против персидского царя Дария, среди воинов стали проявляться признаки недовольства. Александр решил установить причины и выявить главных организаторов назревавшей смуты. Тогда полководец отменил им же введенный запрет на переписку воинов с родными. Через несколько дней курьеры повезли письма воинов своим семьям. Александр приказал задержать курьеров и внимательно изучить послания. После чего нетрудно было установить и причины недовольства, и имена тех, кто наиболее активно выступал против распоряжений македонского царя. 

 

 

 

 

Две вещи мы знаем о Карфагене со школьной скамьи. Во-первых, то, что он «должен быть разрушен». На этом настаивал римский сенатор Катон. Каждое свое выступление в сенате он начинал ставшей легендарной фразой: «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» («Еще раз повторяю: Карфаген должен быть разрушен»). 

 

И еще нам хорошо известно имя Ганнибала, одного из великих полководцев древности, главнокомандующего карфагенской армии во 2-й Пунической войне (218–201 до н.э.), которую Карфаген вел против Рима. Его победы были одержаны не только благодаря таланту полководца, но и хорошо поставленной разведке. 

 

При осаде одного из городов на Сицилии Ганнибал заслал в него шпиона, который ночью из своей хижины огнем и дымом подавал сигналы карфагенскому войску. Город был взят. Впереди карфагенской армии, вторгшейся в Италию, двигались десятки и сотни лазутчиков, посланных Ганнибалом для сбора сведений о римском войске и укрепленных городах. Античные историки Полибий и Ливий рассказывают, что карфагенский командующий не раз сам, надев парик и прицепив фальшивую бороду, проникал в римский стан. Умел он и маскировать свои действия. Однажды по приказу Ганнибала к рогам волов привязали горящие факелы, чтобы римляне приняли движение стада за перемещение карфагенских войск. 

 

Разведка была хорошо налажена и у римлян – именно благодаря ей были одержаны решающие победы. В конце второй пунической войны молодой римский полководец Сципион высадился со своей армией в Африке. Союзником Карфагена был князь Нумидии Сифакс, и римлянам нужно было сначала уничтожить войско нумидийцев. Но Сципион не знал ни их численности, ни расположения. Тогда он предложил королю нумидийцев повести переговоры о мире. Чтобы усыпить подозрения Сифакса, Сципион отправил в качестве послов гражданских лиц. Их под видом рабов сопровождали опытные солдаты. 

 

Нумидийский вождь был, однако, настолько недоверчив, что потребовал от римской делегации оставаться в отведенном для нее помещении и передвигаться по лагерю только в сопровождении приставленных к ней нумидийских воинов. Время проходило, а римляне оставались под строгой охраной и не могли узнать ничего существенного. 

 

В тот момент, когда разведчики в своем шатре совещались, что же предпринять, чтобы освободиться от охраны, громко заржала и встала на дыбы одна из лошадей, принадлежавших послам. Вероятно, от укуса насекомого. Так возникла идея: римляне втайне от стражи довели до бешенства своих лошадей. Испуганные животные ринулись прочь от места, где находилось под охраной римское посольство. "Рабы" – переодетые солдаты – бросились ловить лошадей, и вскоре все детали укрепленного лагеря, построенного нумидийцами, стали известны римлянам. 

 

Карфаген был разрушен. В этом немалую роль сыграло и поражение Сифакса. 

 

 

Если верить Библии, Господь Бог приступил к организации разведки уже вскоре после того, как создал «небо и землю», а также, конечно, «человека по образу своему». Непосредственное руководство разведкой было поручено пророкам, особенно – как рассказывается в библейской Книге Чисел (глава 13) – пророку Моисею: «И сказал Господь Моисею, говоря: пошли от себя людей, чтобы они высмотрели землю Ханаанскую, которую Я даю сынам Израилевым; по одному человеку от колена отцов их пошлите, главных из них… И послал их Моисей высмотреть землю Ханаанскую и сказал им: пойдите в эту южную страну, и взойдите на гору, и осмотрите землю, какова она, и народ живущий на ней, силен ли он или слаб, малочислен ли он или многочислен? и какова земля, на которой он живет, хороша ли она или худа? и каковы города, в которых он живет, в шатрах ли он живет или в укреплениях? и какова земля, тучна ли она или тоща? есть ли на ней дерева или нет?..» 

 

Мораль, к которой подводит Библия: доброкачественная разведка принесет богатые плоды. 

 

В Книге Иисуса Навина повествуется о том, как он, осаждая Иерихон, заранее заслал в город двух соглядатаев. «И пошли они и пришли в дом блудницы, имя ей Раав, и остались ночевать там». В рассказе не указывается, совмещала ли Раав ранее свое занятие с ролью хозяйки конспиративной квартиры. Однако в любом случае лазутчики Иисуса Навина отдавали себе ясный отчет, насколько эта представительница древнейшей профессии может быть полезна для разведки – ведь гостеприимное обиталище Раав было как раз домом, куда посторонние могли заглянуть, не вызывая подозрения. 

 

Тем не менее контрразведка царя Иерихона вскоре доложила о посетивших Раав незнакомцах, которые «пришли сюда ночью, чтобы высмотреть землю». Царь послал своих слуг, потребовавших от Раав выдать чужестранцев. Однако Раав заявила, что они уже ушли через городские ворота, а сама скрыла их в тростниках льна, разложенного на кровле, потом спустила на веревке через окно, потому что дом ее был в городской стене. Иисус Навин не остался неблагодарным, когда повелел: «…город будет под заклятием, и все, что в нем – Господу; только Раав блудница пусть останется в живых, она и всякий, кто у нее в доме; потому что она укрыла посланных, которых мы посылали...». Так был установлен принцип награждения тайного агента. Надо лишь добавить, что некоторые авторы считают Раав в числе предков царя Давида и, главное, Иисуса Христа. Церковь причислила ее к героям веры. Не менее драматична история филистимлянки Далилы, рассказаная в библейской Книге Судей. Сделавшись любовницей богатыря Самсона, Далила разведала, в чем состоит секрет его необыкновенной силы: достаточно срезать ему волосы – и Самсон лишится своей богатырской мощи. Далила не только сообщила полученную «шпионскую информацию» филистимлянам, но и помогла совершить «диверсию» – остричь семь кос с головы Самсона. Ослабленный богатырь был легко побежден: ему выкололи глаза, заковали в цепи и заставили выполнять унизительные обязанности раба. Каждый филистимлянский старейшина пообещал этому раннему образчику «роковой красавицы» в случае успеха наградить ее 1100 сиклями серебра. Однако Далила слишком рано перестала шпионить за Самсоном. Волосы у него опять отросли, и он сумел жестоко отомстить своим врагам. 

 

 

Несколько другое применение волосам нашел правитель Сиракуз. Желая побудить ионийцев к восстанию против персидского царя, он послал к ним своего вестника. Гонцу обрили голову, написали на ней текст обращения к ионийским грекам и дали волосам снова отрасти. Способ доставки «секретной переписки» оказался очень удачным. 

 

 

В разных исторических ситуациях государственные деятели и полководцы прошлого отдавали предпочтение то военной, то политической разведке, то контрразведке (и часто с трудом отличимой от нее секретной политической полиции, поскольку борьба против вражеских лазутчиков тесно переплеталась с борьбой против внутренних противников). Член первого триумвирата в Древнем Риме Марк Лициний Красе наладил разведку, собиравшую информацию о действиях своих политических противников. Однако он пренебрег военной разведкой, в результате чего в 53 г. до н.э. его армия потерпела сокрушительное поражение от парфян в битве при Каррах. 

 

Крупнейший полководец античности Юлий Цезарь использовал разведку во время покорения Галлии, не раз подсылая своих лазутчиков с ложными известиями к неприятелю. При нем разведывательная служба приобрела характер постоянной организации. В каждом легионе имелись опытные разведчики. Однако, став единоличным правителем Рима, Цезарь не создал организацию, которая доставляла бы ему сведения о действиях политической оппозиции, и был убит заговорщиками (44 г. до н.э.). 

 

Римские императоры, особенно откровенные тираны вроде Тиберия или Домициана (I в. н.э.), имели целые армии тайных агентов, следивших за всеми подозрительными. В Риме их называли «деляторами» (информаторами). 

 

 

В средневековье только церковь имела свою разветвленную разведывательную сеть почти во всех странах Европы. Правда, секретная служба не выделялась как особая организация. Просто весь аппарат церковной иерархии постоянно собирал информацию о положении на местах. Эти сведения суммировались церковными чинами, управлявшими духовенством определенной области и страны, и пересылались в Рим. Информация шла сразу по нескольким каналам. Во первых, по цепочке, которая начиналась от приходского священника и кончалась римским Папой. Во вторых, через монашеские ордена. Наконец, от специальных уполномоченных Папы, будь то послы нунции, направлявшиеся в различные католические страны, или другие представители римского престола. 

 

Возможности сбора информации были почти неограниченными. Если сельский священник мог детально ставить в известность свое духовное начальство о настроениях деревень, входивших в его приход, то духовник того или иного монарха был в состоянии дать не менее подробный отчет о положении дел при дворе и планах этого государя. Эффективным средством получения сведений была исповедь. И вплоть до эпохи Возрождения римский престол оставался самым осведомленным правительством тогдашнего христианского мира относительно положения дел в других государствах и странах. 

 

 

Чрезвычайно важным орудием для выпытывания сведений, которые желала получить церковь, оказался аппарат инквизиции, особенно в Испании. Система слежки за «еретиками» (а в склонности к ереси подозревалась значительная часть населения страны), требования доносить на соседей, на знакомых, даже на родных, многочисленные аресты и допросы под пыткой – все это давало инквизиции возможность получать сведения не только об уклонении от «истинной веры», но и обо всем, что хотелось узнать святым отцам. 

 

 

Большую роль в развитии церковной разведки сыграл основанный в первой половине XVI в. орден иезуитов – «Компания (Общество) Иисуса», как они себя называли. Орден был создан прежде всего для борьбы против успехов Реформации. Членами ордена становились, как правило, тщательно отобранные люди, обученные беспрекословному, слепому повиновению вышестоящим лицам (по выражению основателя ордена Игнатия Лойолы, каждый иезуит должен был быть подобен трупу в руках духовного начальника). Иезуит к тому же был обучен всем приемам духовного воздействия на верующих мирян и всем уловкам, позволяющим пускать в ход и оправдывать любые средства борьбы – ложь, клевету, яд или кинжал убийцы. 

 

Устав и правила иезуитов были специально направлены на то, чтобы превратить их в ревностных проповедников и агентов католицизма, при этом нередко агентов тайных или действующих с помощью создаваемой ими секретной службы. Очень часто исповедник короля или глава иезуитской семинарии был по существу – употребляя термины последующей эпохи – резидентом, которому подчинялась обширная сеть осведомителей, или главой шпионской школы. Да, школы, готовившей не столько проповедников, сколько священников, прослушавших курс общих религиозных и специальных разведывательных «наук» и ставших вполне подготовленными шпионами или диверсантами. Часто проповедник и разведчик совмещались в одном лице. Иногда иезуитский шпион обходился и без «проповеднического прикрытия». 

 

 

 

Агентами ордена могли быть как его члены, так и светские лица. Как правило, сами иезуиты действовали лишь как тайная направляющая сила, пытаясь совершать наиболее темные дела чужими руками. Порой лазутчики «Общества Иисуса» строили козни прямо на территории противника, в других случаях они действовали исподтишка, через подставных лиц, сами оставаясь в католических странах, вне досягаемости своих врагов. 

 

Так поступали, например, иезуиты, создавшие свои шпионские центры в занятой испанскими войсками части Нидерландов (в последней трети XVI и начале XVII в.). Иезуитские разведчики могли поддерживать то короля против знати, то знать против короля, даже разжигать народные волнения, тайно или явно проповедовать тираноубийство – в зависимости от целей, которые в данный момент и в данной стране преследовал орден. 

 

Помимо разведывательной службы иезуитский орден имел и свою контрразведку. Она не была особой организацией: обязанность вылавливать вражеских лазутчиков в собственных рядах обычно лежала на всех иезуитах. С течением времени ордену пришлось опасаться не столько агентов противника в собственном лагере, сколько перебежчиков. По мере того как все более разоблачалось истинное лицо ордена, увеличивалось и число иезуитов, на верность которых орден не мог вполне полагаться, и даже тех, кто открыто покидал его ряды. Особенно опасными были иезуиты (впрочем, немногочисленные), которые не только порывали с прошлым, но и выступали с разоблачением тайн ордена. Именно в отношении них и начинала действовать иезуитская «контрразведка». 

 

Она была организатором десятков успешных заговоров, восстаний, убийств из за угла, бесчисленных дворцовых интриг, в ходе которых обделывались важные политические дела, заключались и разрывались союзы между государствами, утверждались у власти или низвергались те или иные придворные клики. Иезуиты прямо или косвенно участвовали в наиболее известных политических убийствах конца XVI – первой половины XVII веков. 

 

 

 

 

Вождь франков Хлодвиг (конец V – начало VI в. н.э.) истребил всех своих родственников, чтобы не было претендентов на его престол. «Много и других королей убил Хлодвиг, – повествует в своей хронике Григорий Турский, – даже ближайших своих родных, опасаясь, чтобы они не отняли у него королевства, и таким образом распространил свое владычество на всю Галлию. Но однажды, когда его люди собрались к нему, он, как рассказывают, стал говорить им: «Горе мне, я теперь как странник между чужими, и нет у меня родственника, который помог бы мне, случись со мной беда». Однако, добавляет летописец, Хлодвиг говорил так вовсе не потому, что жалел погибших. Просто он хотел узнать, не уцелел ли случайно кто либо из родни, чтобы тут же его прикончить. 

 

 

Усилия Генриха IV по укреплению королевской власти сразу же натолкнулись на сопротивление вельмож, в том числе и тех, которые сражались на его стороне против Католической лиги. К числу недовольных принадлежал герцог Бирон. Это заметили даже при иностранных дворах. Когда маршал Бирон в качестве посла Генриха посетил Елизавету, она указала ему на сотни отрубленных голов, служивших мрачным украшением Лондонского моста, и заметила, что так поступают в Англии со всеми изменниками. 

 

Бирон не принял к сведению этого предостережения. Он вступил в соглашение с врагами Генриха – с герцогом Савойским и, конечно, с Мадридом. Он и его сообщники договорились разделить Францию на ряд полунезависимых владений под протекторатом Испании. Заговорщики намеревались использовать в своих интересах всех недовольных – и католиков, и протестантов. Заговор был раскрыт, вероятно, не столько усилиями королевской разведки, сколько благодаря тому, что один из заговорщиков, Лаффен, счел за благо перейти на сторону Генриха IV. Лаффен учел нерешительный и ненадежный характер Бирона, его детскую веру в астрологию и черную магию; он знал, что этот не раз проявлявший мужество старый солдат часто терялся и совершал нелепые поступки, продиктованные глупостью, тщеславием и корыстолюбием. И служивший курьером для связи заговорщиков с Савойей Лаффен решил тайно доносить королю о всех планах Бирона. 

 

Нужны были доказательства, чтобы оправдать арест герцога, и Лаффен добыл их. Однажды вечером Бирон в присутствии Лаффена составил письмо с изложением целей заговора. Лаффен заявил, что это слишком опасный документ, чтобы хранить его в оригинале. Королевский шпион сам предложил скопировать письмо и потом его уничтожить. Бирон согласился. Лаффен быстро снял копию и бросил оригинал в пылающий камин. Конечно, Бирону при этом не удалось заметить, что роковое письмо попало не в огонь, а в щель между задней стенкой печки и каменной стеной. Во время этой же встречи Лаффен попросил Бирона написать ему приказ сжечь все бумаги маршала. Вскоре оба документа были в руках короля. 

 

Летом 1602 г. Бирон был вызван ко двору. После некоторого колебания он приехал, так как не подозревал о предательстве Лаффена. Бирона арестовали и казнили по приговору парижского парламента. До последней минуты чванливый герцог считал, что смертный приговор – только комедия и что он попался из за козней дьявола, с которым был связан Лаффен. 

 

После казни Бирона оставаться в Париже Лаффену стало невозможно. Многие влиятельные сообщники маршала поклялись отомстить предателю. Лаффен скрывался в провинции под охраной королевских солдат. Лишь через несколько лет он решился вернуться в столицу, понадеявшись на короткую память своих врагов. Расчет оказался неверным: на мосту Нотр Дам к Лаффену бросилась группа вооруженных людей, стащила с лошади и покончила с ним несколькими пистолетными выстрелами в упор. 

 

 

«Черный кабинет» – тайная комната на почте, отведенная для перлюстрации и дешифрования корреспонденции; так назывались и соответствующие органы тайных служб. XVIII век был временем расцвета «черных кабинетов», начало которым было положено еще в первое десятилетие XVI в. германским императором Максимилианом. 

 

Австрийский канцлер Кауниц (служил в этой должности с 1753 по 1794 г.) учредил «черные кабинеты» в разных городах - Франкфурте, Нюрнберге, Аугсбурге, Майнце, Эйзенахе и многих других. Он широко использовал также подкуп иностранных дипломатических курьеров. Так, его людьми выплачивалось жалованье всем прусским курьерам (за исключением двоих). 

 

На австрийской границе эти курьеры передавали свои депеши чиновникам канцлера на время, которое необходимо для снятия с них копий. Копии отсылались в Вену, где производилась дешифровка полученных материалов. Английский посол в Вене Кейт как-то пожаловался Кауницу, что порой венская почта доставляет ему не подлинники депеш, посланных из Лондона, а снятые с них копии. В ответ Кауниц лишь сделал попытку отшутиться: «Такой уж это неуклюжий народ!» 

 

 

Кардинал Мазарини имел разветвленную секретную службу. Одним из его агентов был Шарль д'Артаньян (прототип знаменитого героя романов А. Дюма). Для того чтобы войти в доверие к восставшим в Бордо, мушкетер облачился в одежду монаха схимника и отрастил длинную бороду. В таком виде Д'Артаньян не вызвал подозрений, стал одним из исповедников и даже военным советником бордоссцев, - что неудивительно, учитывая подлинный род его занятий. В конце концов один из предводителей повстанцев все же заподозрил неладное и приказал лжемонаху сбрить бороду. Опасаясь разоблачения, д'Артаньян поспешил исчезнуть из города. Все это происходило во время пятилетней гражданской войны (1648–1653 гг.) – так называемой Фронды, которая была наиболее серьезным испытанием как для разведки, так и вообще для политики Мазарини. 

 

 

Правление Ришелье сыграло не меньшую роль в истории тайной войны, чем в истории Франции и всей Западной Европы. 

 

В течение почти 20 лет кардинал Ришелье был главой правительства при Людовике XIII. Чтобы не быть отправленным в отставку (это в лучшем случае), Ришелье пришлось не только научиться играть на слабостях и капризах короля, но и быть в курсе не прекращавшихся дворцовых интриг. В них принимали активное участие мать, жена и брат Людовика, а также другие принцы крови, не говоря уж о влиятельных вельможах. Противники кардинала пытались противодействовать усилению королевского абсолютизма, полному подчинению знати верховной власти монарха, чего настойчиво добивался Ришелье, опираясь на поддержку большинства дворянства и буржуазии. Им была нужна твердая власть для подавления крестьянских и городских восстаний. 

 

Ришелье предпочитал придать разведывательной службе частный характер, оплачивая своих лазутчиков из собственного кармана, который, впрочем, после этого быстро пополнялся за счет казны. Он не верил даже своим личным секретарям. Когда они переписывали важные бумаги, кардинал сам смотрел за их работой: он хотел убедиться, что при этом не будут сняты дополнительные копии с секретных документов. К числу тех немногих, кто неизменно пользовался неограниченным доверием Ришелье, был глава его секретной службы монах капуцинского ордена Жозеф дю Трембле («серый кардинал», как его иронически именовали враги). По утрам Ришелье регулярно приносили перехваченную корреспонденцию, докладывали о происшествиях при дворе, о разговорах заключенных, подслушанных тюремщиками. Буквально каждый день Ришелье с отцом Жозефом обсуждали полученную шпионскую информацию, составляли указания своим разведчикам. Отец Жозеф завербовал много монахов своего ордена. Несколько шпионов капуцинов обосновались в Лондоне, формально находясь в свите жены английского короля Карла I Генриетты Марии, француженки по рождению. 

 

На службе у кардинала состоял Антуан Россиньоль, которого считают основателем современной криптографии. Еще в молодости он обратил на себя внимание тем, что сумел прочесть зашифрованное письмо гугенотов города Бельмона, стойко выдерживавших осаду королевской армии. В этой перехваченной депеше осажденные уведомляли, что у них нет амуниции и, если не прибудет подмога, они должны будут вскоре сдаться. Командующий королевскими войсками вернул горожанам расшифрованное письмо, и те, убедившись, что оно прочитано, 30 апреля 1628 года сложили оружие. 

 

Ришелье приблизил Россиньоля к себе. При осаде гугенотской твердыни – гавани Ла Рошель – Россиньолю удалось расшифровать депешу о том, что жители голодают и, если не получат помощи от англичан, не смогут продолжать сопротивление. Поселившегося под Парижем, в местечке Жювиси, шифровальщика удостаивал своим посещением сам Людовик XIII. Россиньоль не только раскрывал шифры, но и составлял ложные депеши, побуждавшие к сдаче неприятельских крепостей. Ходили, впрочем, слухи, что Ришелье сознательно преувеличивал возможности своего специалиста по кодам, чтобы обескуражить заговорщиков. Однако в том, что Россиньоль действительно был виртуозом своего дела, убеждают, помимо прочего, и переписка кардинала, и щедрые королевские дары ему.В 1672 г. ему было подарено 150 тыс. ливров, а в последние годы жизни (он умер в 1682 г.) Россиньоль получал ежегодную пенсию в 12 тыс. ливров. 

 

Еще в первые годы правления Ришелье против него был составлен заговор во главе с братом короля Гастоном Орлеанским. В заговоре участвовали жена Людовика Анна Австрийская, побочные братья короля принцы Вандом, маршал Орнана и граф Шале. Заговорщики хотели похитить Людовика XIII и Ришелье, а в случае неудачи – поднять вооруженное восстание. 

 

В раскрытии заговора большую роль сыграл один из лучших разведчиков отца Жозефа – Рошфор. Он многим известен по роману «Три мушкетера» Александра Дюма. Свои знания о Рошфоре Дюма почерпнул из его любопытных «Воспоминаний», но они в действительности были написаны писателем Сандра де Куртилем (который являлся также автором «Мемуаров» д'Артаньяна) и полны выдумок. Рошфор был пажем в доме Ришелье. Его сначала долго испытывали, а потом с целью проверки послали с шифрованным письмом в Англию. Там Рошфора арестовали, но он успел спрятать письмо в седле, и оно не было обнаружено. После этого он стал одним из наиболее доверенных агентов кардинала, ему стали поручать важные дела. 

 

Нарядившись капуцином и получив от отца Жозефа подробные инструкции, как подобает вести себя монаху этого ордена, Рошфор отправился в Брюссель. Чтобы сбить со следа шпионов враждебной партии, Рошфор говорил по французски с сильным валлонским акцентом и при случае не забывал упоминать о своей ненависти к Франции. В Брюсселе мнимый монах сумел вкрасться в доверие к маркизу Лекю, любовнику одной из заговорщиц, герцогини де Шеврез (она тоже фигурирует в «Трех мушкетерах» как таинственная белошвейка, приятельница Арамиса). Вскоре Лекю уже передал услужливому монаху несколько писем для пересылки в Париж. На полдороге Рошфора встретил курьер отца Жозефа, который быстро доставил письма в Париж. Депеши оказались зашифрованными, но код был скоро раскрыт, и Ришелье смог познакомиться с планами заговорщиков. 

 

 

Примерно к этому времени относится и знаменитый эпизод с брильянтовыми подвесками королевы Анны Австрийской, составляющий стержень интриги в романе «Три мушкетера». Впервые об этом случае рассказал современник событий французский писатель Ларошфуко. В Анну Австрийскую был влюблен герцог Бэкингем – фаворит двух английских королей – Якова I и Карла I – и всесильный первый министр Англии. Если верить рассказу Ларошфуко, Анна Австрийская подарила на память герцогу Бэкингему брильянтовое ожерелье, которое было незадолго до того преподнесено ей королем. Кардинал, узнав об этом от своих шпионов, решил воспользоваться случаем, чтобы нанести удар опасному врагу – королеве. 

 

В отличие от романа Дюма роль леди Винтер сыграла супруга английского посла в Париже графиня Люси Карлейль, любовница Бэкингема, если только весь этот эпизод не является лишь передачей Ларошфуко слуха, который ходил в придворной среде. (Впоследствии, в годы английской революции, графиня Карлейль, которая являлась тогда фрейлиной королевы Генриетты Марии – жены Карла I, жившей в Париже, посылала шпионские донесения в Лондон противникам короля.) 

 

Разведка Ришелье неустанно следила за каждым движением королевы. После осады Корби шпионы кардинала сумели раздобыть целый ворох писем, собственноручно написанных Анной Австрийской и адресованных ее подруге, уже знакомой нам герцогине де Шеврез, продолжавшей играть видную роль в заговорах против Ришелье. Королеву подвергли строгому допросу, и она должна была дать клятву не переписываться с врагами Франции. 

 

«Я желаю, – писал Людовик XIII под диктовку Ришелье после краха одного из заговоров, – чтобы мадам Сеннесе мне отдавала отчет о всех письмах, которые королева будет отсылать и которые должны запечатываться в ее присутствии. Я желаю также, чтобы Филандр, первая фрейлина королевы, отдавала мне отчет о всех случаях, когда королева будет что либо писать, и устроила так, чтобы это не происходило без ее ведома, поскольку в ее ведении находятся письменные принадлежности». Под этими и другими параграфами Анна Австрийская должна была подписать: «Я обещаю королю свято соблюдать указанные условия». Шпион или Шекспир? 

 

Предполагают, что под именем Шекспира мог скрываться Кристофер Марло – действительно драматург и притом гениальный. Марло, который был всего на восемь недель старше Шекспира, к 1593 г. достиг известности. Он был автором привлекших внимание пьес «Тамерлан», «Фауст» и др. Правда, Марло погиб 29 лет от роду – в 1593 г., когда подавляющая часть произведений Шекспира еще не была написана. Но это препятствие не смущает сторонников кандидатуры Марло… 

 

Еще во время учебы в Кембридже Марло поступил на службу к министру и начальнику разведки королевы Елизаветы Уолсингему. Агентами секретной службы состояли и некоторые другие деятели тогдашнего литературного и театрального мира. 

 

С февраля по июнь 1587 г. молодой Марло исчез из Кембриджа. Когда же университетские власти вздумали было допросить студента о причинах его отлучки, им из столицы намекнули на неуместность подобного любопытства. Доподлинно известно, что в качестве тайного агента Марло посетил различные страны континентальной Европы. В частности, в Реймсе он собирал данные о планах католического подполья в Англии. Впрочем, некоторые считают, что это задание было только прикрытием еще более важной миссии. 

 

Однако позднее отношения Марло с правительством «испортились». Он примкнул к вольнодумному кружку мореплавателя и ученого Уолтера Ралея. Через три века часть исследователей объявит, будто кружок тоже занимался «коллективным написанием» пьес актера Уильяма Шекспира. 

 

Марло обвинили в атеизме. Однако суд по его делу был отложен, а через несколько дней в драке писатель был убит. Путаница с датами смерти и тем более – с именем убийцы позволила сделать предположение, что все это не более чем инсценировка, а Марло переждал опасное время в имении Уолсингема, потом уехал на континент и в течение долгих лет посылал в Англию пьесы, которые ставились под именем Шекспира. Согласно протоколу, рана Марло не могла быть смертельной. Еще более странной кажется судьба убийцы – Фризера. Его посадили в тюрьму, но уже через месяц он был помилован Елизаветой. Томас Уолсингем, слывший другом и покровителем Марло, немедленно принял Фризера к себе на службу, на которой тот оставался 20 лет. 

 

…В 1953 г. в колледже «Корпус Кристи» в Кембридже, в котором обучался Марло, производился ремонт комнаты, почти не переделывавшейся с XVI века. Под толстым слоем штукатурки была найдена раскрашенная доска. Тщательное исследование показало, что на ней изображен какой то молодой человек. Некоторые исследователи уверяют, что это портрет Марло, и вдобавок вполне схожий с портретом Шекспира, приложенным к первому изданию его сочинений. 

 

 

В Англии вторая половина XV в. прошла под знаком войны Алой и Белой розы – борьбы между двумя ветвями королевского дома – Ланкастерами и Йорками за королевский престол (1455–1485 гг.). В этой кровавой междоусобной борьбе были совершены все мыслимые преступления, часть старой феодальной знати была истреблена. 

 

Секретная служба в годы войны получила не виданное прежде развитие. Владевший с 1485 г. короной дальний родственник Ланкастеров Генрих VII Тюдор долгое время чувствовал себя очень непрочно на престоле. Чтобы иметь исчерпывающую информацию о всех своих врагах, он создал крупную разведывательную организацию. 

 

Судя по свидетельствам иностранных послов, люди, состоявшие на секретной службе Генриха VII, делились на четыре группы. Первая группа – секретные агенты, которыми обычно были резиденты (английские дипломаты или купцы), занимавшие сравнительно высокое положение в той стране или области, где они проживали. Ко второй группе принадлежали «информаторы» – обычно люди из низших слоев общества, нанимаемые для добывания сведений. Третью группу составляли профессиональные разведчики, которым поручалось систематически следить за определенными людьми, выявлять их связи, если нужно – организовывать их похищение. К четвертой группе относились профессиональные шпионы, обычно прикрывавшиеся какой либо респектабельной профессией – священника, лекаря, писаря или другой, дававшей предлог для переезда с места на место и обеспечивавшей им доступ в круги, которые обладали нужными сведениями. 

 

 

В самом конце царствования императрицы Анны Иоанновны разыгралась при российском дворе странная, грязная, кровавая драма. Весной 1740 года фаворит императрицы Бирон впервые сильно повздорил со своим выдвиженцем - кабинет-министром Артемием Волынским. Предмет спора был денежный: платить Польше за постой русской армии на ее территории или не платить. Бирон считал, что заплатить нужно, просто неприлично не заплатить. Волынский был согласен, что неприлично, да – чем?! От казны-то один пшик остался, к сотворению коего конфиденты его герцогской Светлости руки и приложили. На такое обвинение Бирон рявкнул Волынскому, что тот, мол, со своими конфидентами и сам хорош казну объедать… 

 

И тогда Волынского, что называется, дернуло за язык, и он прилюдно обвинил Бирона, что тот служит Польше в ущерб матушке императрице. «Который из вас больше украл, сама разберу!» в сердцах бросила Анна. Она болела, хотелось покоя. Бирон, зная Анну, поспешил ее заверить, что конфликт уже улажен, а сам решил действовать. Метил он, по большому-то счету, не в фигуру Волынского, а в укромного, смертного врага своего – треклятого Остермана. 

 

Отсчет «дела Волынского» надо вести от 12 апреля 1740 года, когда в Тайную канцелярию свезли его дворецкого по ложному обвинению в краже. Тот под пыткой много наболтал, из чего и было составлено аж 14 пунктов обвинения против господина его. Создалась комиссия из 7 человек, дабы судить Волынского сотоварищи не просто за воровство и мздоимство, а за дела уже политические. И хотя большое воровство – всегда дело политическое, ни заговора, никакого реального дела комиссия не нашла. 

 

Через четверть века, прочитав «дело Волынского», императрица Екатерина II оставит такую надпись: «Сыну моему и всем моим потомкам советую и постановляю читать сие Волынского дело от начала и до конца, дабы они видели и себя остерегли от такого беззаконного примера в производстве дел». Дыба в ту весну 1740 года работала без продыху. Корчились и визжали на ней первые вельможи российские: Новосильцев, Черкасский, Хрущов… Валялся в ногах, скулил о пощаде и сам Волынский. Всплыли и его собственные жестокости: например, одного купца за то, что тот взятки не дал, Артемий Петрович приказал обвязать всего кусками сырого мяса и голодных собак спустить. 

 

Гнусно и грязно все это делалось: слуги клеветали на господ, сыновья на отцов… Среди этого маленького придворного потрясения вклинилась и большая трагедия – с дыбы на эшафот прямая уведет Петра Еропкина, автора генерального плана застройки Петербурга. 

 

 

 

Существует симпатичная легенда о том, что перед казнью Волынскому отрезали язык, чтоб на эшафоте не заговорил публично о всяких российских несуразностях. Интересно, к кому бы он стал обращаться? К послам, из которых если кто по-русски и понимал, то к эшафоту близко бы уж точно не полез. К народу? Совсем смешно! Стал бы обращаться вельможа к тому народу, в который около года назад приказывал из пушки со своей яхты палить, потехи ради?! Много, много грехов подлинных, а не вымышленных на дыбе и под кнутом, водилось за Артемием Петровичем. 

 

Не верна и другая легенда. Якобы в ночь перед казнью, с 26 на 27 июня 1740 года, начальник «Канцелярии тайных розыскных дел» генерал Ушаков жестоко мучил приговоренных исключительно из-за собственных садистских наклонностей. Да нет же, мучил он по старинной традиции – вытрясти из смертников напоследок что-нибудь еще. Пыточный опыт тысячелетний. И так бывало: под пытками все врет человек, а перед смертью вдруг правду и скажет. 

 

Но саму казнь Анна смягчила: Волынскому вместо «посажения на кол» - четвертование; Еропкину вместо четвертования – отрубание головы… Соймонову и вовсе жизнь сохранила – выслала в Сибирь. И на том спасибо. Много еще чего успеет сделать для России Федор Иванович Соймонов, навигатор, гидрограф, изобретатель, сибирский губернатор, сумевший оставить по себе и в те жестокие времена добрую память.