ДОНСКОЙ ЛАГЕРЬ СТРЕЛЬЦОВА.

На модерации Отложенный

КТО ЗАКАЗАЛ ЭДУАРДА СТРЕЛЬЦОВА?

   За это и получил срок. Так считал лагерный авторитет Иван Лукьянов, который в 1962 году опекал Стрельцова в Донской ИТК Тульской области. «Ударить по балде» - навредить большому начальнику. Я его нашел в домике недалеко от этой ИТК, где он коротал жизнь после освобождения.

   Наши дни, деревня Ивановка

   - Бутылку привезли? Тогда скорефанимся. Сейчас закуску принесу.

   Иван Максимович куда-то уходит, где-то за тонкой дощатой стенкой что-то грохочет, падает, потом воцаряется тишина. Еще минута и Иван Максимович появляется при всем параде, какой только можно придумать для уваживших московских гостей. Ему 67 лет. В комнате и на кухне многолетнее запустение, пол­ное отсутствие женской руки, нескобленый пол из сучковатых горбылей, перевернутых лицевой стороной, алюминиевые каст­рюльки, давно не знавшие горячей воды и пищи, на гвоздях те­логрейки с вылезшей потемневшей ватой.

   Здесь прошла половина жизни Ивана Максимовича - в кир­пичном бараке, построенном пленными румынами сразу после войны. Тяжелые кирпичные стены, угрюмая тяжеловесная клад­ка, без радости и любви сложенные венцы, под дулами автома­тов и расстрельными ненавидящими взглядами сиротской рус­ской деревушки Ивановки, лишившейся в войну своих мужиков и надежды на внуков.

   Другая половина жизни Ивана Максимовича прошла непода­леку, в Донской исправительно-трудовой колонии. Если по раз­битому тракту, можно добраться за час, километров тридцать. Можно махнуть напрямую, в кирзовых сапогах, пригорками, в обход гнилых болот и разбухшей пашни. Тридцать лет назад Иван Максимович так и выходил прямо к запретке подогреть своих корешей.

   Там, в Донской, в 1962 году он и встретил Стрельцова.

1962 год, Донская колония

   - Как я с ним познакомился? Молява пришла на зону. Зеки по всей России знали, что Стрельцова посадили. Видный был жбан, голова значит. В той моляве все про него было сказано. За что срок навесили, с кем на других зонах кентовался. Статья была у него тяжелая. Только ведь и лагерные авторитеты дуру не гнали, не бездельничали, значит. Дали маяка куда надо, сво­им, на волю. Ксивота пришла, записка значит, что слепили ему
горбатенького. Вы, ребятишки, такое знайте, пусть ты хоть как
угодно на зоне франзы заправляешь, показываешь себя с выгод­ ной стороны, значит, но если залетел за лохматый сейф, лучше    в запретку бросайся. Наши люди сообщили - Стрельцов чистый. Кого-то на воле по балде ударил, не на ту масть поставил.

Из уголовного дела Стрельцова

                   Предъявлено обвинение по ст. 74 ч. 1 УК РСФСР - сопроти­вление милиции.

   Из архива Стрельцовского Комитета

       Запись разговора журналиста Э. Максимовского с легендар­ным радиокомментатором Вадимом Синявским. Москва, май 1967 года, Театр эстрады, чемпионат мира по шахматам: "Звали же Стрельца в "Динамо" и армейский клуб. Заартачился. Чем­пион... Чемпионы только в погонах спокойно спать могут. Вот и начали на него охоту..."

Из писем Стрельцова матери

   «Мама, меня везде встречают ребята очень хорошо. Подыски­вают такую работу, чтобы я меньше поднимал тяжестей, в об­щем, стараются, чтобы я сохранил свое здоровье. И я тебя про­шу: пришли мне денег, я им куплю что-нибудь. Да и мне на папи­росы. Ведь я сейчас

 

работаю учеником и денег мне не платят».

Деревня Ивановка

     Иван Максимович принес три немытых огурца, пытался для их помывки добыть воду из шипящего крана, затем оставил это зряшное занятие и с привычной зековской смекалкой высунул руку на улицу, под моросящий дождь. Его гость, не понимающий всю торжественность момента, попытался придать столу божеский вид, поискал стеклянную тару, но у не­го ничего с этого не вышло. Иван Максимович иронично наблю­дал за его действиями, потом достал откуда-то раскосую граненую рюмку на граненой ножке, далекого предка форсистых фу­жеров.

   - Где у нас Пузырь Петрович?

Затем прижал мизинцем граненую ножку, большим пальцем обхватил верх рюмки и загадочно сказал:

   - Пьем по-морскому...

   Впрочем, этот секрет он недолго скрывал от приятных собе­седников и открывался как на духу:

   - Три ходки было у меня в зону. А до того я был морячок хоть куда, пять лет на действительной. Я ведь Стрельца сразу принял к сердцу, по закону и лагерному, и морского братства. Мы его берегли. Один карась, надзиратель значит, все время кипишился - чем-то ему Стрельцов поперек стал. Это мне понятно было. Стрелец парень не сломленный, греха за ним нет, потому и вел себя без мандража, не гнул горбатого, не изворачивал­ся значит.

   1962 год, Донская колония.

Из лагерного дела Ивана Лукьянова.

     Заключенный Лукьянов И. М. из третьего отряда в разгово­рах с заключенными Баниным, Авдотько, Ершовым, Худатулиным угрожал наказать дежурного помощника начальника коло­нии - младшего лейтенанта Серегина, приписывая ему придир­чивость к заключенному Стрельцову.

Указание начальника опе­ративной части: "Поместить заключенного Лукьянова И.М. в барак усиленного режима сроком на трое суток".

   - Пока я в БУРе парился, с карасем тем поговорили по ду­шам, я уже не помню по старости, на него что-то такое упало, три месяца в зоне нос не казал. Да Стрелец и сам парень не про­мах был. Один гонористый был, только что в зону пришел, имел рубль сорок шесть, значит, по разбою шел, решил свои порядки устанавливать. Стрелец тогда в библиотеке работал. Это мы его туда определили. А кто обычно в библиотеке кантуется? Или инвалид, или лицо, приближенное к администрации. А тут здоро­вущий парень книжки выдает. Вот тут рубль сорок шесть и вы­сказал свое полное неудовольствие. Стрелец и приложил его же­лезной трубой. Авторитеты только посмеялись. Любили мы Стрельца, верили, что вернется в футбол. И не только мы. В зо­не ведь все знают. Письма шли Стрельцу. Болельщики писали -- возвращайся, ждем, не верим мусорам...                                                                          

   Мы к Стрельцу с теплом, и он, чем мог, нас благодарил. Миша Огоньков в зону приезжал. Подваливает к воротам на черной машине, администрация прям под козырек берет. Свидание вне очереди. Уже узнали, что за Стрельца большие люди в Москве хлопочут. Огоньков дачки привозил Стрельцу, один раз и мне лично привез. У Стрельца и своя компания в зоне была.

Из писем Стрельцова матери

«Мама, к тебе приедет Гена Баронин, он тебе расскажет, как я живу и как себя чувствую.

Мама, я тебя очень прошу, Гена едет через Москву и не­сколько дней задержится в Москве. Я тебя, как маму, прошу: прими его хорошо. Прими так, как если бы я приехал. Гену ты знаешь. Саша тогда не мог выйти, вместо него вышел Гена. Пу­скай он живет у тебя, пока будет в Москве. Мама, я прошу тебя как сын, сделай это для меня. Прими его хорошо... Ты понима­ешь, что такое для освободившегося человека Москва и, проезжая через Москву ее не увидеть. Все, что на свете есть плохое, мы здесь видим. Так что не обижайся на меня, прими его хоро­шо. Это мой друг. А у меня по лагерю всего три друга. Витек - ты его знаешь. Гена и Санек».

   Да, были еще и лагерные авторитеты, которые, как могли, старались облегчить жизнь Стрельцова, но об этом в письмах не пишут, это всегда держится в тайне. Администрация колонии только тогда властвует, когда разделяет и стравливает обездо­ленных людей. На этом держатся тюрьмы всей нашей планеты с ее миллионами погонных километров колючей проволоки.

Деревня Ивановка

   - Да. Стрельца загоняли в кандей, карцер значит. Это было. Кумовской работник настучал. Мы его зажали, а он лихой был, то ли совсем маклак, дурак значит. По дурости и заложил. Да еще на разборке ерепенился: лучше стучать, чем перестукивать­ся. На УДО нацелился, условно-досрочное освобождение. На чужом горбу в рай въехать. С той разборки другим неповадно бы-ло стучать на Стрельца. В зоне каждый знал: Чадо за Стрельца в ответе. Чадо - это моя воровская кличка. Была когда-то. Жизнь прошла, как и не жил.

Из уголовного дела Стрельцова

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

   «19 февраля 1963 года Донской народный суд Тульской обла­сти в составе председателя народного судьи Рябова, народных заседателей Корнеева и Фомина, с участием районного прокуро­ра Ушенина, при секретаре Жигиной, рассмотрев в открытом судебном заседании материал Донской ИТК об условно-досрочном освобождении осужденного СТРЕЛЬЦОВА Эдуарда Анатолье­вича, установил:

   Наказание Стрельцов отбывает с 26 мая 1958 года. 2/3 срока отбыл 26 января 1963 года. Отбывая наказание в местах заклю­чения Московской, Кировской и Тульской областей, Стрельцов показал себя с положительной стороны. Работал на производст­ве. К работе относился добросовестно, за что ему начислено 1207 зачетных рабочих дней. Находясь в Комендантском ОЛП в 1959 году, Стрельцов до­пустил нарушение режима, за что был лишен ранее начислен­ных зачетов в количестве 90 дней.

   Все порученные работы выполнял своевременно и качест­венно, в быту вел себя положительно, установленного режима не нарушал. Вне рабочего времени принимал активное участие в работах, связанных с благоустройством колонии, в аварийных работах, за что имел несколько благодарностей от администра­ции колонии. В 1962/63 учебном году обучается в 9 классе обще­образовательной школы. Являлся участником слета передови­ков труда.

   Исходя из вышеизложенного, суд считает, что Стрельцов до­казал свое исправление, а потому, руководствуясь ст. 363 УПК РСФСР, ОПРЕДЕЛИЛ:

   Стрельцова Эдуарда Анатольевича от неотбытого срока на­казания условно-досрочно освободить».

Деревня Ивановка

   - Как провожали Стрельцова из зоны? Небось, почифирили на дорожку...

   Иван Максимович вдруг обиженно замолчал, встал из-за сто­ла, походил по комнатушке, выставив вперед полные плечи и удивительно стал походить на артиста Евгения Леонова

   - Никогда не чифирил. И не курил. И Стрельцов этим не ба­ловался.

   Иван Максимович совсем расчувствовался после общения с новым Пузырем Петровичем и своей памятью. Столько десяти­летий прошло, и вся жизнь уложилась в эти тридцать километров - там, за пригорками и болотами Донская колония, здесь такая же безрадостная жизнь в бараке на косогоре. С каждым годом земля съедает почерневший кирпичный барак. Давно ушло в зыбкую почву крыльцо. Барак накренился, как ветхая, брошен­ная на берегу, всеми забытая баржа. В ней заканчивает свой нелегкий жизненный путь бывший моряк и бывший вор в законе, память отказывает, так же как хрипнущий голос. "Уходят люди, их не возвратить, их тайные миры не возродить, и каждый раз мне хочется опять об этой безвозвратности кричать". Наверное, не только о великих людях думал Евтушенко, когда написал эти строки.

     Какой тайный мир уйдет вместе с Иваном Максимовичем? Его самое яркое воспоминание, несмотря на все тяготы и лише­ния, сохранившееся в уставшем ото всего на свете сознании, о Стрельцове, который вот уже десятый год лежит в земле 13 уча­стка Ваганьковского кладбища? Своей добротой Иван Максимо­вич, как и многие другие авторитеты и просто мужики в других колониях, уберегли Стрельцова от страшных вещей. В первые свои вятские лагеря Стрельцов был отправлен с жестоким и в своей жестокости бессмысленным и нечеловеческим предписанием: "Использовать только на тяжелых работах". Как же его хотели добить! И жестокий лагерный мир оказался более чело­вечным, чем кичливый своими понятиями совести и справедли­вости мир гражданский, растоптавший невинного человека. Этот бессовестный мир, и бессовестные люди, которым мало по­казалось 12 лет лагерей. Как же его хотели добить!

   Такое предписание в сопроводительных документах заклю­ченного для 1958 года обозначало, что человек отдан в полное распоряжение администрации колонии. Чтобы с ним не про­изошло в зоне, администрация не будет в ответе, не будет и слу­жебного расследования. Зеки провели свое расследование и РЕАБИЛИТИРОВАЛИ Стрельцова. Теперь это предстоит сделать нам.