Я пью за здоровье немногих, немногих , но верных друзей

.............Соня стала читать:

 Я пью за здоровье не многих,

 Не многих, но верных друзей,

 Друзей неуклончиво строгих

В соблазнах изменчивых дней.

Я пью за здоровье далеких,

Далеких, но милых друзей,

 Друзей, как и я, одиноких

 Средь чуждых сердцам их людей.

 В мой кубок с вином льются слезы,

 Но сладок и чист их поток,

Так с алыми - черные розы

 Вплелись в мой застольный венок.

 Мой кубок за здравье не многих,

 Не многих, но верных друзей,

Друзей неуклончиво строгих

 В соблазнах изменчивых дней.

 За здравье и ближних далеких,

 Далеких, но сердцу родных,

 И в память друзей одиноких,

 Почивших в могилах немых.

   ... Потом они долго-долго говорили. Наталья рассказала о том, как погибли ее муж и сын. Боброва и Воронова внимательно слушали подругу. Когда Наталья умолкла, заговорила Ира:

  - Теперь мой черед о своей беде говорить. Наверное, хорошо, что вы пришли, что мы посидели так душевно. Мне легче стало. Правда, легче. А теперь слушайте. Прихожу утром в комнату Лизы, хотела кое-что взять для стирки. А она не спит. Сидит на кровати, мишку своего плюшевого гладит, а глаза грустные- грустные. Мне улыбнулась и опять мишку гладит. Чувствую, не то что-то. Когда ты, Соня, нам деньги принесла, когда мы об операции заговорили, у Лизы вроде как подъем начался. Даже в том году, когда у нее резкое обострение произошло, она лучше нас держалась. Соня, это ведь отдельная история, как Наташа на нас вышла, вернее, мы на нее. О хосписе у нас речи не заходило. Ты правильно сказала: мы боремся. И, надеюсь, победим эту болезнь проклятую.

   - Ирочка, может, ты преувеличиваешь? И у тебя самой нервы сдали? - перебила ее Наталья. - О хосписе действительно нет речи.

   - Я же мать, Наташа. Я своего ребенка... да что там говорить! Ну, вот, я ей - что-то бодренькое, а она вдруг возьми да скажи:

   - Мама, надо те деньги, что нам Софья Николаевна принесла, отдать.

   - Кому отдать, дочка?

   - Другим детям, кому нужнее.

   - Что ты говоришь, Лиза? А как же операция? Вот мы этим летом окрепнем, Софья Николаевна обещала тебя в Германию повезти. Представляешь?

   - Представляю, - как-то равнодушно сказала Лиза. - Но я... Ты только не огорчайся, мамуля, но... Я не доживу до осени... Вы не представляете, девочки, что со мной сделалось. Она тихо так сказала, а во мне все будто оборвалось. - Лиза, - говорю, - ты почему меня пугаешь? Не говори так больше.

  -И с чего ты это себе в голову взяла?

  - Мне сказали.

   - Сказали? Кто? Она ничего не ответила. Вот такие у нас дела. Ира замолчала, опустив голову. Наталья и Софья переглянулись. В это время из комнаты донеслось:

   - Мамочка, кто к нам пришел?

 Вечером никто ни словом не обмолвился, не спросил Лизу о ее утренних словах в разговоре с мамой. И сама девочка вела себя так, будто ничего не случилось. Она показала Софье и Наталье телеграммы. Смеху было предостаточно. Лиза достала карту, на ней разноцветными кружочками были отмечены те места, где побывал Киреев.

   - Первая была вот эта, - Лиза протянула Соне телеграмму. Воронова прочитала:

 Жизнь прекрасна, право слово.

 Я в восторге от Белева.

 Лихвин - словно в сказку двери.

 Я люблю всех вас. Киреев.

   - Правда, здорово? Потом пришла вот эта. Читайте, пожалуйста.

     Как вы там, бобры, здоровы?

         Я уже прошел Волово.

           А сейчас, набравшись духа,

              В городок иду Обухов.

   - Ничего не понимаю. Сначала он почти в Калужскую область попал. Вот, смотрите. Лихвин - это же Чекалин. Так? Калуга совсем рядом. Затем он почему-то в Волово попадает. Старгород ведь левее. Наташа, посмотри сама. А Обухов - это же он уже к Липецкой области шагает. Он уже мог дойти до Старгорода.

   - А если он просто тянет время? - тихо предположила Наталья.

   - Зачем? - вопросом на вопрос ответила Софья.

   - Может, прощается с чем-то. Или с кем-то. А может...

   - Ничего вы не понимаете, - неожиданно вмешалась в их разговор Лиза.

    - Разве он в Старгород идет?

    - А куда же еще? Лиза загадочно улыбнулась: - К себе.

    - Домой?

    - К себе, - не сдавалась девочка. - А разве его дом не в Старгороде? Лиза молча протянула Софье, удивленно слушавшей диалог девочки и Натальи, еще один листок.

    - Потом была эта телеграмма. Софья послушно прочитала:

      Уже конец мая.

            В Ефремове я.

                 Как там поживает

                       Бобровых семья?

   - А два дня назад нам передали вот эту телеграмму:

                   Как в дороге без сноровки?

                    Я в Дорожене с рассветом,

                     А сегодня я в Сосновке -

                       Интервью даю газете.

    - И вот последняя, самая короткая. Я, правда, кружок не успела приклеить. Соня прочитала:

        Ай да Миша, молодец,

         Он вчера пришел в Елец

  . - Похоже, у него хорошее настроение, - по-врачебному кратко подвела итог Котеночкина.

   - Я, признаюсь, в растерянности, - Вороновой было уже не до смеха.

    - Куда он идет? Вообще-то, там, где Киреев, - там здравого смысла искать не следует. Мистика сплошная. Он то знак ждет, то "видит" что-то. Ну куда он пошел? Елец - это уже Липецкая область. Он дальше от Старгорода, чем был три недели назад.

   - А почему вы удивляетесь, что он "видит", тетя Соня? - спросила Лиза. - И вы тоже будете "видеть". И "слышать".

   - А не отвести ли мне вас к психиатру? - вступила в разговор Наталья.

   - Сначала тебя, Лизок, а потом твоего друга бородатого. Они, видите ли, "видят", а другие, видите ли, нет. Я тоже кое-что вижу.

   - Например? - Что права тетя Соня. Один Бог знает, куда Киреев идет, хорошо, что хоть телеграммы шлет. Ты вот тоже маму пугаешь.

   - Я не пугаю.

   - Давай договоримся: все будет хорошо. Слышишь, девочка моя? Лиза опустила голову. Потом сказала чуть слышно:

   - Хорошо. Я не буду спорить. Только деньги все равно отдайте....

 Отрывок из книги Виктора Лихачева " Кто услышит коноплянку?" глава 29