Ликвидация главаря фашистской ОУН Коновальца

<pre> </pre> <pre> </pre> <pre>     Выслушав мое  сообщение  относительно предстоящих встреч с  украинскими</pre> <pre>националистами, Ежов внезапно предложил, чтобы я сопровождал его в ЦК. Я был</pre> <pre>просто поражен,  когда наша машина въехала  в Кремль, допуск в который  имел</pre> <pre>весьма ограниченный  круг лиц. Мое удивление еще больше возросло после того,</pre> <pre>как  Ежов объявил, что нас примет лично товарищ  Сталин. Это была моя первая</pre> <pre>встреча с вождем. Мне было тридцать, но я так и  не научился сдерживать свои</pre> <pre>эмоции. Я был вне себя от радости и едва верил тому, что руководитель страны</pre> <pre>захотел встретиться с рядовым оперативным работником. После того как  Сталин</pre> <pre>пожал  мне руку,  я  никак не мог  собраться,  чтобы четко  ответить  на его</pre> <pre>вопросы. Улыбнувшись, Сталин заметил:</pre> <pre>     -  Не волнуйтесь, молодой человек. Докладывайте основные факты. В нашем</pre> <pre>распоряжении только двадцать минут.</pre> <pre>     - Товарищ Сталин, - ответил я,  - для  рядового члена  партии встреча с</pre> <pre>вами - величайшее событие в жизни. Я понимаю, что вызван сюда по делу. Через</pre> <pre>минуту я возьму себя в  руки и смогу доложить  основные факты вам и товарищу</pre> <pre>Ежову.</pre> <pre>     Сталин, кивнув, спросил меня об отношениях между политическими фигурами</pre> <pre>в  украинском  эмигрантском движении. Я  вкратце описал бесплодные дискуссии</pre> <pre>между  украинскими националистическими политиками по  вопросу о том, кому из</pre> <pre>них  какую предстоит сыграть роль  в будущем правительстве. Реальную угрозу,</pre> <pre>однако,  представлял Коновалец, поскольку он  активно готовился  к участию в</pre> <pre>войне  против нас  вместе  с  немцами.  Слабость его позиции  заключалась  в</pre> <pre>постоянном  давлении на  него  и  возглавляемую  им  организацию со  стороны</pre> <pre>польских властей, которые  хотели направить украинское национальное движение</pre> <pre>в Галиции против Советской Украины.</pre> <pre>     -  Ваши предложения? - спросил  Сталин. Ежов хранил  молчание.  Я тоже.</pre> <pre>Потом, собравшись с духом, я сказал, что сейчас не готов ответить.</pre> <pre>     - Тогда через неделю, - заметил Сталин, - представьте свои предложения.</pre> <pre>     Аудиенция  окончилась. Он  пожал  нам  руки,  и мы  вышли из  кабинета.</pre> <pre>Вернувшись на  Лубянку, Ежов тут же дал мне указание немедленно приступить к</pre> <pre>работе вместе со Шпигельглазом над нашими предложениями. На  следующий  день</pre> <pre>Слуцкий, как начальник Иностранного отдела, направил  подготовленную записку</pre> <pre>Ежову. Это был план интенсивного внедрения в ОУН, прежде всего на территории</pre> <pre>Германии. Для этого было, в  частности, предложено послать трех  сотрудников</pre> <pre>украинского  НКВД в качестве  слушателей в нацистскую партийную  школу.  Нам</pre> <pre>казалось  необходимым  вместе  с  ними  послать   для  подстраховки   одного</pre> <pre>подлинного   украинского  националиста,  желательно  при  этом   не  слишком</pre> <pre>сообразительного. Ежов  не  задал ни одного  вопроса и  только  сказал,  что</pre> <pre>товарищ  Сталин  дал   указание  посоветоваться  с  товарищами   Косиором  и</pre> <pre>Петровским, у которых могут быть свои соображения. Мне надлежало  немедленно</pre> <pre>выехать в Киев, переговорить с ними и на следующий день вернуться в Москву.</pre> <pre>     Наша  беседа  проходила  в  кабинете  Косиора,   где   присутствовал  и</pre> <pre>Петровский.  Оба  они  проявили  интерес к предложенной  нами  двойной игре.</pre> <pre>Однако  больше  всего  их  заботило  предполагавшееся  тогда  провозглашение</pre> <pre>независимой Карпатской Украинской республики. Ровно через неделю после моего</pre> <pre>возвращения в Москву Ежов в одиннадцать вечера вновь привел меня в кабинет к</pre> <pre>Сталину. На этот раз там находился Петровский, что меня не удивило. Всего за</pre> <pre>пять  минут я изложил  план оперативных мероприятий против ОУН,  подчеркнув,</pre> <pre>что главная цель - проникновение в Абвер через украинские каналы,  поскольку</pre> <pre>Абвер является нашим главным противником в предстоящей войне.</pre> <pre>     Сталин попросил Петровского высказаться.  Тот торжественно объявил, что</pre> <pre>на  Украине Коновалец  заочно  приговорен  к  смертной  казни  за  тягчайшие</pre> <pre>преступления  против  украинского  пролетариата:  он  отдал  приказ  и лично</pre> <pre>руководил  казнью революционных рабочих киевского "Арсенала" в  январе  1918</pre> <pre>года.</pre> <pre>     Сталин, перебив его, сказал:</pre> <pre>     -  Это не акт  мести,  хотя  Коновалец  и является агентом  германского</pre> <pre>фашизма. Наша цель - обезглавить движение украинского фашизма накануне войны</pre> <pre>и заставить этих бандитов уничтожать друг друга в борьбе за власть. - Тут же</pre> <pre>он  обратился  ко мне с вопросом: - А каковы вкусы, слабости и привязанности</pre> <pre>Коновальца? Постарайтесь их использовать.</pre> <pre>     - Коновалец  очень любит шоколадные конфеты, - ответил я, добавив, что,</pre> <pre>куда бы мы  с ним ни ездили, он везде  первым делом покупал шикарную коробку</pre> <pre>конфет.</pre> <pre>     -  Обдумайте это, - предложил  Сталин.  За  все  время беседы  Ежов  не</pre> <pre>проронил  ни  слова. Прощаясь, Сталин спросил меня,  правильно ли  я понимаю</pre> <pre>политическое значение поручаемого мне боевого задания.</pre> <pre>     - Да, - ответил я и заверил его, что отдам жизнь, если потребуется, для</pre> <pre>выполнения задания партии.</pre> <pre>     - Желаю успеха, - сказал Сталин, пожимая мне руку.</pre> <pre>     Мне  было  приказано ликвидировать Коновальца.  После  моей встречи  со</pre> <pre>Сталиным Слуцкий и Шпигельглаз разработали несколько вариантов операции.</pre> <pre>     Первый  из них предполагал,  что я  застрелю Коновальца в упор. Правда,</pre> <pre>его всегда  сопровождал помощник Барановский,  кодовая кличка которого  "Пан</pre> <pre>инженер". Найти момент,  когда я  останусь с Коновальцем один на один, почти</pre> <pre>не представлялось возможным.</pre> <pre>     Второй вариант заключался в том, чтобы передать  ему "ценный подарок" с</pre> <pre>вмонтированным   взрывным  устройством.   Этот   вариант  казался   наиболее</pre> <pre>приемлемым: если часовой механизм сработает как положено, я успею уйти.</pre> <pre>     Сотрудник   отдела  оперативно-технических  средств   Тимашков  получил</pre> <pre>задание  изготовить  взрывное устройство,  внешне  выглядевшее  как  коробка</pre> <pre>шоколадных конфет, расписанная в традиционном украинском стиле. Вся проблема</pre> <pre>заключалась  в том,  что мне предстояло незаметно  нажать  на переключатель,</pre> <pre>чтобы запустить часовой механизм. Мне этот  вариант не слишком нравился, так</pre> <pre>как яркая коробка сразу привлекла бы внимание Коновальца. Кроме того, он мог</pre> <pre>передать эту коробку постоянно сопровождавшему его Барановскому.</pre> <pre>     Используя свое  прикрытие - я  был зачислен  радистом на грузовое судно</pre> <pre>"Шилка", - я встречался с Коновальцем в Антверпене, Роттердаме и Гавре, куда</pre> <pre>он  приезжал  по  фальшивому литовскому паспорту на  имя  господина  Новака.</pre> <pre>Литовские власти в 30-х годах регулярно снабжали функционеров ОУН фальшивыми</pre> <pre>загранпаспортами.</pre> <pre>     Игра,  продолжавшаяся более двух лет,  вот-вот должна была завершиться.</pre> <pre>Шла весна 1938 года, и  война казалась неизбежной. Мы знали: во время  войны</pre> <pre>Коновалец возглавит ОУН и будет на стороне Германии.</pre> <pre>     По пути, отправляясь на  встречу с  Коновальцем, я проверил работу сети</pre> <pre>наших нелегалов в Норвегии, в задачу которых входила  подготовка диверсий на</pre> <pre>морских  судах Германии и Японии, базировавшихся в Европе и используемых для</pre> <pre>поставок оружия и сырья  режиму Франко в  Испании. Возглавлял эту сеть Эрнст</pre> <pre>Волльвебер,  известный  мне в  то время под кодовым именем "Антон". Под  его</pre> <pre>началом  находилась, в частности, группа поляков,  которые  обладали  опытом</pre> <pre>работы на  шахтах  со взрывчаткой. Эти люди ранее эмигрировали во  Францию и</pre> <pre>Бельгию из-за безработицы в Польше, где  мы и привлекли их к  сотрудничеству</pre> <pre>для  участия  в  диверсиях  на  случай  войны.  Мне  было приказано провести</pre> <pre>проверку  польских  подрывников.  Волльвебер  почти  не говорил  по-польски,</pre> <pre>однако мой западноукраинский диалект  был  вполне достаточен для  общения  с</pre> <pre>нашими  людьми.  С  группой  из  пяти  польских  агентов  мы  встретились  в</pre> <pre>норвежском порту Берген. Я заслушал отчет об операции на  польском  грузовом</pre> <pre>судне  "Стефан Баторий",  следовавшем  в  Испанию с  партией  стратегических</pre> <pre>материалов  для Франко.  До  места  своего  назначения оно так  и не  дошло,</pre> <pre>затонув в  Северном  море  после возникшего в его трюме пожара  в результате</pre> <pre>взрыва подложенной нашими людьми бомбы.</pre> <pre>     Волльвебер произвел на меня сильное впечатление. Немецкий коммунист, он</pre> <pre>служил в Германии на  флоте,  возглавлял  восстание моряков против кайзера в</pre> <pre>1918 году. Военный трибунал приговорил его к смертной казни, но ему  удалось</pre> <pre>бежать сначала в  Голландию, а затем в Скандинавию. Позднее он был арестован</pre> <pre>шведскими  властями, и  гестапо  тотчас потребовало  его  выдачи. Однако  он</pre> <pre>получил  советское   гражданство,   так   что   его   высылка  из  Швеции  в</pre> <pre>оккупированную  немцами Норвегию не состоялась. Уже после Пакта  Молотова  -</pre> <pre>Риббентропа,  в 1939  году,  он  приезжал  в  Москву  и  получил  приказание</pre> <pre>продолжать подготовку диверсий в неизбежной  войне  с Гитлером.  Организация</pre> <pre>Волльвебера сыграла важную роль в норвежском Сопротивлении. Волльвебер и его</pre> <pre>люди, вернувшиеся в Москву в 1941- 1944 годах, помогали нам в вербовке после</pre> <pre>начала войны немецких военнопленных для операций нашей разведки.</pre> <pre>     После   окончания   войны   Волльвебер   некоторое   время   возглавлял</pre> <pre>министерство  госбезопасности ГДР. В 1958 году в связи с конфликтом, который</pre> <pre>возник у него  с Хрущевым, Ульбрихт сместил Волльвебера с занимаемого поста.</pre> <pre>А произошло следующее.  Волльвебер рассказал Серову, тогдашнему председателю</pre> <pre>КГБ, о разногласиях среди руководства ГДР, считая их проявлением прозападных</pre> <pre>настроений, противоречивших линии международного коммунистического движения.</pre> <pre>Серов сообщил об  этом  разговоре Хрущеву. А тот  на обеде, сопровождавшемся</pre> <pre>обильной выпивкой, сказал Ульбрихту:</pre> <pre>     - Почему вы держите  министра  госбезопасности, который сообщает нам об</pre> <pre>идеологических разногласиях внутри вашей партии? Это же продолжение традиции</pre> <pre>Берии и Меркулова, с которыми Волльвебер встречался в сороковых годах, когда</pre> <pre>приезжал в Москву.</pre> <pre>     Ульбрихт понял, что следует делать, и  немедленно уволил Волльвебера за</pre> <pre>"антипартийное поведение". Он умер, будучи в опале, в 60-х годах.</pre> <pre>     В  конце  концов  взрывное   устройство  в  виде  коробки  конфет  было</pre> <pre>изготовлено,  причем часовой  механизм не  надо было  приводить  в  действие</pre> <pre>особым переключателем. Взрыв должен был произойти ровно через  полчаса после</pre> <pre>изменения положения коробки из вертикального в горизонтальное. Мне надлежало</pre> <pre>держать  коробку  в  первом  положении  в большом внутреннем  кармане своего</pre> <pre>пиджака.  Предполагалось, что  я  передам этот "подарок" Коновальцу и покину</pre> <pre>помещение до того, как мина сработает.</pre> <pre>     Шпигельглаз сопроводил  меня  в кабинет  Ежова, который  лично  захотел</pre> <pre>принять меня перед отъездом. Когда мы вышли от него, Шпигельглаз сказал:</pre> <pre>     - Тебе надлежит  в случае провала операции и угрозы захвата противником</pre> <pre>действовать как настоящему мужчине, чтобы ни при каких условиях не попасть в</pre> <pre>руки полиции.</pre> <pre>     Фактически  это был  приказ умереть. Имелось в виду, что я  должен буду</pre> <pre>воспользоваться пистолетом "Вальтер", который он мне дал.</pre> <pre>     Шпигельглаз  провел  со мной  более  восьми  часов, обсуждая  различные</pre> <pre>варианты моего ухода с места акции. Он снабдил меня сезонным железнодорожным</pre> <pre>билетом, действительным на два месяца на всей территории  Западной Европы, а</pre> <pre>также  вручил  фальшивый чехословацкий  паспорт и  три  тысячи  американских</pre> <pre>долларов, что по тем временам было большими деньгами.

По его совету я должен</pre> <pre>был обязательно изменить свою внешность после "ухода": купить  шляпу, плащ в</pre> <pre>ближайшем магазине.</pre> <pre>     Перед   отплытием  из  Мурманска  я  прочел  в  "Правде",  что  Слуцкий</pre> <pre>скоропостижно скончался от сердечного приступа.</pre> <pre>     Обстоятельства   смерти  Слуцкого   до  сих  пор  относятся   к   числу</pre> <pre>неразгаданных тайн сталинского времени и  судеб руководителей  НКВД. Слуцкий</pre> <pre>был тяжелобольным  сердечником, он,  в  частности,  принимал  посетителей  в</pre> <pre>затемненном  кабинете,  лежа  на   диване.  Думается,  он   был  обречен  на</pre> <pre>уничтожение   в   ходе   осуществленной  Сталиным  расправы  с  руководством</pre> <pre>Госбезопасности,  работавшим  с Ежовым. Ежов, как следует  из  допросов,  на</pre> <pre>следствии  показал,  что   Слуцкий  был  ликвидирован  путем  инъекции  яда,</pre> <pre>осуществленным  начальником  токсикологической  лаборатории  НКВД  Алехиным.</pre> <pre>Однако  для  меня  это  представляется  маловероятным.  Зачем   нужно   было</pre> <pre>разыгрывать спектакль с насильственным уколом известному всем тяжелобольному</pre> <pre>сердечнику  в кабинете заместителя наркома НКВД  Фриновского. При нескольких</pre> <pre>свидетелях.  И,  наконец, самое главное,  младший  брат  Слуцкого, сотрудник</pre> <pre>оперативного отдела ГУЛАГа НКВД,  также тяжелобольной  сердечник, умер в его</pre> <pre>возрасте  в 1946  году  от  острого сердечного  приступа  во  время  обеда в</pre> <pre>столовой на  глазах сослуживцев.  Поэтому я  с большим сомнением отношусь  к</pre> <pre>показаниям Ежова, Фриновского, Алехина об обстоятельствах  смерти  Слуцкого,</pre> <pre>данными ими в ходе следствия, которое велось с применением к ним в 1938-1940</pre> <pre>годах пыток,  именовавшихся  в официальных  документах  "мерами  физического</pre> <pre>воздействия".</pre> <pre>     Я  глубоко уважал Слуцкого как опытного руководителя  разведки. В чисто</pre> <pre>человеческом  плане  он неизменно  проявлял внимание ко мне  и к Эмме.  Этот</pre> <pre>человек имел  большие  заслуги.  Именно  ему в свое время удалось похитить в</pre> <pre>Швеции   технический  секрет  производства   шарикоподшипников.   Для  нашей</pre> <pre>промышленности это  имело важнейшее  значение.  Слуцкого  наградили  орденом</pre> <pre>Красного  Знамени.  Вместе  с  Никольским  (позднее  известным  как  Орлов),</pre> <pre>начальником  отделения экономической разведки,  в  1930  или  1931 году  они</pre> <pre>встречались со  шведским спичечным королем  Иваром  Крюгером. Шантажируя его</pre> <pre>тем,  что   мы  наводним  западные   рынки  нашими  дешевыми  спичками,  они</pre> <pre>потребовали  для  советского правительства отступную  сумму  в триста  тысяч</pre> <pre>американских долларов. Прием сработал, деньги были получены.</pre> <pre>     Я самым внимательным образом изучил все возможные маршруты побега в тех</pre> <pre>городах, где могла произойти  наша встреча с Коновальцем. Для каждого из них</pre> <pre>у меня имелся детально  разработанный план. Однако  перед последней поездкой</pre> <pre>на  встречу  с Коновальцем  возникли  неожиданные  проблемы. В ответ на  мой</pre> <pre>звонок  из  Норвегии  он  вдруг  предложил,  чтобы  мы  встретились  в  Киле</pre> <pre>(Германия) или я  прилетел бы  к нему в Италию на немецком самолете, который</pre> <pre>он  за  мной пришлет. Я ответил,  что  не располагаю временем:  хотя капитан</pre> <pre>судна и являлся  членом украинской  организации, но  мне нельзя  на  сей раз</pre> <pre>отлучаться во время стоянок больше чем на пять часов. Тогда мы договорились,</pre> <pre>что встретимся  в Роттердаме, в ресторане "Атланта", находившемся неподалеку</pre> <pre>от центрального почтамта, всего в десяти минутах  ходьбы от железнодорожного</pre> <pre>вокзала. Прежде чем сойти на берег в Роттердаме, я  сказал капитану, который</pre> <pre>получил инструкции  выполнять все  мои распоряжения, что, если не вернусь на</pre> <pre>судно  к  четырем часам  дня,  ему  надлежит  отплыть  без  меня.  Тимашков,</pre> <pre>изготовитель  взрывного устройства,  сопровождал меня  в этой поездке  и  за</pre> <pre>десять минут до  моего ухода с судна зарядил его. Сам  он  остался на  борту</pre> <pre>судна.  (Позже Тимашков стал начальником отдела  оперативной техники, именно</pre> <pre>он сконструировал магнитные  мины: одной из  них был убит немецкий гауляйтер</pre> <pre>Белоруссии  Вильгельм Кубе. Это  произошло  в  1943 году, а после  окончания</pre> <pre>второй мировой  войны  он служил советником у  греческих  партизан  во время</pre> <pre>гражданской войны. )</pre> <pre>     23 мая 1938 года после прошедшего дождя погода была теплой и солнечной.</pre> <pre>Время  без  десяти  двенадцать.  Прогуливаясь  по переулку  возле  ресторана</pre> <pre>"Атланта", я увидел сидящего за столиком у окна Коновальца, ожидавшего моего</pre> <pre>прихода. На сей раз он был один. Я вошел  в ресторан, подсел к нему, и после</pre> <pre>непродолжительного  разговора  мы  условились  снова  встретиться  в  центре</pre> <pre>Роттердама в  17. 00.  Я  вручил  ему  подарок, коробку шоколадных конфет, и</pre> <pre>сказал, что мне сейчас надо  возвращаться на судно. Уходя, я положил коробку</pre> <pre>на столик рядом с ним. Мы пожали друг другу руки, и  я вышел, сдерживая свое</pre> <pre>инстинктивное желание тут же броситься бежать.</pre> <pre>     Помню, как, выйдя из ресторана,  свернул направо на боковую улочку,  по</pre> <pre>обе стороны которой располагались многочисленные магазины.  В первом  же  из</pre> <pre>них, торговавшем мужской  одеждой, я купил шляпу и светлый  плащ. Выходя  из</pre> <pre>магазина, я  услышал  звук, напоминавший хлопок лопнувшей  шины. Люди вокруг</pre> <pre>меня побежали  в сторону  ресторана. Я поспешил на вокзал, сел на  первый же</pre> <pre>поезд, отправлявшийся  в Париж,  где утром в метро меня должен был встретить</pre> <pre>человек,  лично мне знакомый. Чтобы меня не  запомнила поездная  бригада,  я</pre> <pre>сошел  на  остановке  в  часе езды  от  Роттердама.  Там, возле  бельгийской</pre> <pre>границы,  я  заказал  обед  в  местном  ресторане,  но  был не  в  состоянии</pre> <pre>притронуться к  еде из-за страшной головной боли. Границу я пересек на такси</pre> <pre>- пограничники не обратили на мой чешский паспорт ни  малейшего внимания. На</pre> <pre>том  же такси я  доехал до Брюсселя, где обнаружил, что ближайший  поезд  на</pre> <pre>Париж  только что ушел. Следующий, к счастью,  отходил довольно скоро,  и  к</pre> <pre>вечеру я был уже в Париже. Все прошло без  сучка и задоринки. В Париже меня,</pre> <pre>помню, обманули  в  пункте обмена валюты на вокзале, когда я  разменивал сто</pre> <pre>долларов.  Я  решил,  что  мне  не следует останавливаться в отеле, чтобы не</pre> <pre>проходить регистрацию: голландские  штемпели в  моем  паспорте, поставленные</pre> <pre>при пересечении границы, могли заинтересовать полицию. Служба контрразведки,</pre> <pre>вероятно, станет проверять всех, кто въехал во Францию из Голландии.</pre> <pre>     Ночь я провел, гуляя по бульварам, окружавшим центр Парижа. Чтобы убить</pre> <pre>время,  пошел  в кино.  Рано  утром,  после  многочасовых хождений, зашел  в</pre> <pre>парикмахерскую  побриться  и  помыть  голову. Затем поспешил к  условленному</pre> <pre>месту встречи,  чтобы быть на станции  метро к десяти утра. Когда я вышел на</pre> <pre>платформу, то сразу же увидел сотрудника нашей разведки Агаянца, работавшего</pre> <pre>третьим  секретарем  советского  посольства  в  Париже. Он  уже  уходил, но,</pre> <pre>заметив меня, тут же вернулся и сделал знак следовать за ним. Мы взяли такси</pre> <pre>до Булонского леса, где  позавтракали,  и я  передал  ему  свой  пистолет  и</pre> <pre>маленькую записку, содержание которой надо было отправить в Москву шифром.</pre> <pre>     В записке говорилось: "Подарок вручен. Посылка сейчас в  Париже, а шина</pre> <pre>автомобиля, на котором я путешествовал, лопнула, пока я ходил по магазинам".</pre> <pre>     Агаянц, не имевший никакого представления о моем задании, проводил меня</pre> <pre>на явочную квартиру  в  пригороде  Парижа, где я  оставался в  течение  двух</pre> <pre>недель.</pre> <pre>     В  газетах не  было  ни  строчки  об  инциденте  в  Роттердаме.  Однако</pre> <pre>эмигрантские русские  газеты  вовсю писали  о будущей  судьбе Ежова:  по  их</pre> <pre>мнению, он обречен как очередная жертва кампании чисток. Читая это, я не мог</pre> <pre>не  смеяться про себя: "До  чего  же  глупы  все эти статьи. Ведь  всего два</pre> <pre>месяца назад этот человек желал мне успеха в выполнении задания, и к тому же</pre> <pre>я сам видел, что товарищ Сталин полностью ему доверяет".</pre> <pre>     Из  Парижа  я по подложным  польским  документам  отправился машиной  и</pre> <pre>поездом  в  Барселону.  Местные  газеты сообщали о  странном происшествии  в</pre> <pre>Роттердаме,    где    украинский    националистический    лидер   Коновалец,</pre> <pre>путешествовавший  по  фальшивому  паспорту,  погиб  при  взрыве на улице.  В</pre> <pre>газетных сообщениях выдвигались три версии: либо его убили большевики,  либо</pre> <pre>соперничающая группировка украинцев,  либо, наконец,  его  убрали поляки - в</pre> <pre>отместку за гибель генерала Перацкого.</pre> <pre>     Судьбе было угодно, чтобы Барановский, прибывший через час после взрыва</pre> <pre>в Роттердам из Германии на встречу с  Коновальцем, был арестован голландской</pre> <pre>полицией,  которая подозревала  его в  совершении этой  акции,  но когда его</pre> <pre>доставили в госпиталь и показали тело убитого, он воскликнул: "Мой фюрер!" -</pre> <pre>и этого,  вкупе  с  железнодорожным  билетом,  оказалось  достаточно,  чтобы</pre> <pre>убедить полицию в его полной невиновности.</pre> <pre>     На следующий  день  после  взрыва  голландская  полиция в сопровождении</pre> <pre>Барановского провела проверку экипажей  всех советских судов, находившихся в</pre> <pre>роттердамском  порту. Они  искали человека,  запечатленного на фото, которое</pre> <pre>было в их  распоряжении. Это была  та  самая  фотография,  сделанная уличным</pre> <pre>фотографом в Берлине.  Барановскому  было известно,  что Коновалец собирался</pre> <pre>встретиться с курьером-радистом с советского судна,  появлявшимся в Западной</pre> <pre>Европе. Однако он вовсе не был уверен, что это именно я. Голландская полиция</pre> <pre>знала   о   телефонном   звонке  Коновальцу   из  Норвегии  и,  естественно,</pre> <pre>подозревала, что звонил его  агент. Правда,  никто не знал наверняка,  с кем</pre> <pre>именно  Коновалец встречался в тот роковой день.  Когда  произошел взрыв  на</pre> <pre>улице,  рядом с ним  никого не было. Его  личность  оставалась не выясненной</pre> <pre>полицией до позднего  вечера, тогда как мое судно "Шилка" давно уже покинуло</pre> <pre>роттердамскую  гавань  (гибель  Коновальца  вызвала  раскол  в  ОУН.  Судьба</pre> <pre>руководителей ОУН, работавших при  Коновальце, сложилась  в  1939-1945 годах</pre> <pre>трагично. В ходе борьбы за власть  внутри  ОУН между Бандерой, освобожденным</pre> <pre>немцами в  1939 году,  и официальным преемником Коновальца Мельником погибли</pre> <pre>видные боевики и соратники  Коновальца. Бандеровцы расстреляли Барановского,</pre> <pre>Сциборского, Грибивского, Сушко в  Житомире и во  Львове в 1942-1943  годах.</pre> <pre>Боевик Лемек был ликвидирован ими в Полтаве в 1942 году).</pre> <pre>     В Испании я  оставался в течение трех недель  как польский доброволец в</pre> <pre>составе   руководимой   НКВД   интернациональной   партизанской   части  при</pre> <pre>республиканской армии.</pre>

http://www.lib.ru/POLITOLOG/SUDOPLATOW/specoperacii.txt

<pre> </pre>