Можем ли мы мириться с несправедливыми судебными решениями?

Власти не пощадили безногого инвалида. Судебные – в том числе. Так называлась моя статья, которую я перепечатал из своего блога на Эхе Москвы. См. http://maxpark.com/community/1841/content/1818941. Но для рассмотрения дела Игнатьева «народным судом» Макспарка информации оказалась маловато. Об этом свидетельствует комментарий журналиста Евгения Абрамова: «Здесь очень многое не ясно. На первый взгляд, Вы, Ефим, правы. Но очень много умолчаний. Такие спорные ситуации нужно представлять в полном объеме. Включая приговор суда, где наверняка судья хоть какие-то доводы своего решения привел. Предлагаю опубликовать все. А читатели пусть решат, кто прав».

Ну, что же, материалы по делу Игнатьева, включая его обращение ко мне, я припас, готовясь к круглому столу «Проблема защиты прав инвалидов – жильцов муниципальных жилых помещений» (на примере семьи инвалида 1 группы Николая Игнатьева), который фракция КПРФ в Государственном Совете Татарстан наметила на 19 февраля 2013 г. Постараюсь изложить сложившуюся ситуация, не упустив важные детали.

Но сначала о реплике моего затерявшегося друга по переписке Марселя, отбывавшего длительный срок. Он однажды написал: «Истина мне дорога, но Платон дороже, потому что он мне друг». Эта тюремная философия мудрость» пришла на ум, когда Судебная коллегия Верховного суда Татарстана объявила резолютивную часть своего постановления по апелляционной жалобе Игнатьева на решение своего коллеги судьи Каминского, перешедшего в ВС РТ согласно указу президента РФ. СК ВС РТ пояснила, почему оставила в силе явно порочное судебное решение своего коллеги. Впрочем, обо всем по порядку.

Игнатьев обратился в суд, потребовав выселить К. из нанимаемой им, то есть Игнатьевым, муниципальной двухкомнатной квартиры. Игнатьев посчитал, что К. никаких прав на проживание в этой квартире не имеет и никогда не имел. К., в свою очередь, потребовал вселить его к Игнатьеву, выселив при этом законную супругу инвалида Гюльнару Зиннатуллину. Свое требование К. обосновал тем, что якобы проживает в квартире Игнатьева более двадцати лет. И что якобы был вселен в нее самим Игнатьевым в качестве его сына. Каких-либо доказательств ни одна из сторон суду не представила.

Информация для размышления. Игнатьев обратился в суд с заявлением об установлении факта имеющего юридического значения и заключающегося в том, что К. членом его семьи не является. Возможно, Игнатьев обратится в суд еще с одним требование: понудить К. к выплате алиментов Игнатьеву, коль скоро он признал безного инвалида своим отцом.

К. в квартире Игнатьева зарегистрирован постоянно. А в 2011 году, когда у К. родилась дочь, он и ее зарегистрировал в спорной квартире, «имея при этом намерение вселить ее в эту квартиру» (здесь и далее в кавычках приводятся цитаты из судебных решений).

Но, как известно, несовершеннолетний должен проживать с родителями. А грудничок – исключительно с матерью. А сожительницы К. – мать его ребенка в квартире Игнатьева никогда не проживала.

Итак, обстоятельства, на которые ссылаются стороны, очевидными не представляются. Из этого, казалось бы, следует, что они, эти обстоятельства стороны должны были бы как-то доказать (ст. 56 ГПК РФ). Однако суд с делом «Игнатьева – Зиннатуллиной – К.» управился и без доказательств. Он сделал это, истолковав закон в интересах К. Последний, потребовал выселить супругу Игнатьева из спорной квартиры, поскольку Николай ее вселил без согласия К., якобы являющегося членом семьи Игнатьева. Суд это требование исполнил, не усомнившись в том, что К. действительно является членом семьи Николая. По-видимому, внутреннее убеждение судьи Каминского подсказало ему, что беззащитного инвалида можно гнобить и без доказательств.

А ведь суд обязан был установить, действительно ли К. является членом семьи Игнатьева. Потому что только в этом случае он мог применить ст. 53 ЖК РСФСР, на которую он сослался. Согласно этой статье право давать (или не давать) согласие на вселение жены к мужу имели только члены его семьи. Например, родитель или сын. А у К., как утверждает Игнатьев, есть родной отец. А тот факт, что Игнатьев сожительствовал с матерью К., сам по себе ничего не доказывает и, следовательно, правового значения не имеет.

Надо сказать, что интереса к тяжбе Игнатьева с К. не проявили ни Управление жилищной политики, ни Комитет ЖКХ, ни Комиссия Управления здравоохранения по опеке и попечительству над недееспособными и ограниченно дееспособными исполкома Казани, заявленные в качестве третьих лиц. Они в судебное заседание не явились, оставив решение проблемы инвалида на усмотрение суда.

Что же касается управляющей компании «Заречье», то ее представительница, не согласившись с требованиями Игнатьева и частично согласившись с требованиями К., суду пояснила, что, обстоятельства дела стали ей известны «в результате опроса жильцов дома».

И еще раз о ст. 53 ЖК РСФСР. Согласно второй части этой статьи, если гражданин перестает быть членом семьи нанимателя, но продолжает проживать в занимаемом жилом помещении, он получают такие же права и обязанности, как и наниматель. Но в том-то и дело, что К. проживать в спорном жилом помещении не стал. И это вполне объяснимо: в 1994 году ему по наследству от умершей матери досталось отдельное жилье. Тем не менее, суд «установил», что К. более двадцати лет проживает в спорной квартире, куда он якобы «был вселен Игнатьевым в качестве члена семьи нанимателя». Недоказанность более чем двадцатилетнего проживания К. судью Каминского не смутило.

В своем решении он ссылается на статью 69 ЖК РФ, согласно которой «в исключительных случаях иные лица могут быть признаны членами семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма в судебном порядке». Между тем, К. членом семьи Игнатьева по договору социального найма К. в судебном порядке признан не был. Но разве могут такие мелочи повлиять на решение судьи, удостоенного чести вершить человеческие судьбы теперь уже в Верховном суде Татарстана?!

Но поскольку суд не установил факт, имеющий юридическое значение, заключающийся в том, что К. действительно является членом семьи Игнатьева, то он, казалось бы, не мог ссылаться на этот факт, как на надлежащее доказательство, но судья Каминский сослался. И закрепил эту ссылку нормой закона: «Если гражданин перестал быть членом семьи нанимателя жилого помещения по договору социального найма, но продолжает проживать в занимаемом жилом помещении, то за ним сохраняются такие же права, какие имел наниматель и члены его семьи».

А если не продолжает?

Гюльнара Зиннатуллина, которую суд по указанию К. выселил в 2011 году, на следующий год снова обратилась в суд. И потребовала вселить ее в квартиру мужа, остро нуждающегося в постоянном внешнем уходе. Но судья Каминский пошел по проторенной им тропинке. Он отказал Гюльнаре в удовлетворении ее требования, снова сославшись на отсутствие письменного согласия К., по-прежнему настаивавшего на том, что Игнатьев доводится ему отцом.

Информация для размышления. Игнатьев намерен обратиться в суд с требование понудить К. к выплате ему алиментов, коль скоро К. признал безного инвалида своим отцом.

Допустим, что суд признает, что Игнатьев усыновил К. (у которого, напомню, есть родной отец). Однако право К. на проживание в спорной квартире и в этом случае не представляется бесспорным. Суд, правда, указывает, что «доказательства о переезде К. в другое жилое помещение напостоянное место жительства Игнатьевым и Зиннатуллиной представлены не были». Но ведь и К. не представил доказательств обратного. «Согласно пояснениям сторон он временно отсутствовал в спорном жилом помещении в связи с осуждением к лишению свободы за совершение преступлений». Причина эта, бесспорно, уважительная.

К. и в самом деле попадал в места, не столь отдаленные. И не единожды. Но между отсидками с Игнатьевым он все-таки не проживал. А прописку по адресу его квартиры благоразумно сохранил. Представитель УК «Заречье» пояснила, что в 1991 году К. был зарегистрирован в спорном жилом помещении временно, а с 25 июля 1995 г. – постоянно. Правда, Игнатьев утверждает, что прописку К. он давал только временную. И лишь потому, что К. исключили из школы. Надо полагать, за примерное поведение. А для поступления в другую школу, ему требовалась прописка рядом с новой школой. А согласия на постоянную прописку Игнатьев ни сожительнице, ни ее сыну не давал. И предполагает, постоянную прописку они получили путем махинаций.

Итак, проанализировав «имеющиеся в деле доказательства в их совокупности», судья Каминский пришел к однозначному выводу: «Оснований для признания К. и его несовершеннолетней дочери утратившими право пользования спорной квартирой и снятии их с регистрационного учета в этом жилом помещении нет». С этим, пожалуй, соглашусь. И как, в самом деле, можно признать К. утратившим право пользования квартирой, если никто пока не доказал, что он приобрел это право?

И если уж К. решением судьи Каминского в 2011 году был-таки вселен в вожделенную квартиру, то почему он там не проживает? Вот как это объясняет сам Игнатьев: «Замысел И. Ш. Каюмова и его постоянного представителя – бывшего сотрудника прокуратуры В. Н. Антонова вполне очевиден: не дать моей супруге Г. Ф. Зиннатуллиной поселиться в спорной квартире, а меня, перенесшего «на ногах» три инфаркта, довести до могилы. Затем, когда дом, официально признанный ветхим, будет снесен, получить двухкомнатную квартиру на себя и на свою дочь».

Судья Каминский позаботился и о Зиннатуллиной. Выселив ее из спорной квартиры без предоставления другого жилого помещения, он, наверное, не подумал о ее муже, нуждающегося в постоянном внешнем уходе, и тем самым подверг его смертельной опасности. И еще одна цитата из заявления Игнатьева: «Суд отселил от меня супругу при попустительстве органов местного самоуправления. В результате их слаженных действий (бездействия) я рискую остаться в опасности. Дело в том, что судебный пристав-исполнитель, требуя неукоснительного исполнения решения судьи Каминского, понуждает мою супругу к выселению. Это наводит на мысль о ст. 125 УК РФ. А она «предусматривает наказание за заведомое оставление без помощи лица, находящегося в опасном для жизни или здоровья состоянии и лишенного возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности, в случаях, если виновный имел возможность оказать помощь этому лицу и был обязан иметь о нем заботу либо сам поставил его в опасное для жизни или здоровья состояние».

Игнатьев прав, но он не учел того, что судья ни от кого (и ни от чего) не зависит. А это значит, что принимая судьбоносные решения, он ни перед кем за свои косяки не отвечает. См. http://www.echo.msk.ru/blog/efim/1000212-echo/.

Решение Каминского Игнатьев обжаловал в Верховный суд Татарстана, где автор этих строк, выступив в качестве представителя Игнатьева, представил Судебной коллегии доказательства того, что К. членом семьи Игнатьева все же не является. Однако СК ВС РТ решение своего коллеги оставила в силе, посчитав, что К. имел-таки право не согласиться с вселением Зиннатуллиной. И лишь потому, что состоит на регистрационном учете по адресу спорной квартиры. От комментариев, пожалуй, воздержусь.

Надеюсь, однако, что эта невеселый история разрешится в пользу инвалида и его семьи. Иначе мне – правозащитнику впору удавиться. И кто тогда будет уговаривать Игнатьева не добывать боеприпасы, чтобы внесудебным путем восстановить справедливость?!

Отечественное законодательство, не отличаясь совершенством, все же позволяет добиваться справедливости. Что я и постараюсь доказать, благо мир не без добрых людей: посильную спонсорскую помощь семье инвалид, уже израсходовавшей более 30 тысяч рублей на адвокатов (которые им, впрочем, так и не помогли) оказало ЗАО «Казанский экологический комплекс». Что же касается моральной поддержки, то ею послужит круглый стол, проводимый фракцией КПРФ Госсовета Татарстана.

Отдавая должное коммунистам, должен заметить, что не каждый решится на публичный анализ ситуации, обусловленный порочными, как я считаю, судебными решениями. Так, криминальный репортер газеты «Вечерняя Казань, ознакомившись с историей Игнатьева, пишет: «Посмотрела материалы. Очень частная история. Наши не возьмут».

История эта не частная. Она несчастная. И настолько несчастная, что просто сердце кровью обливается. Но, по-видимому, не у всех. Потому что далеко не все готовы воевать с судом, соглашаясь с безнаказанностью отдельно взятых судей. А безнаказанность, как говорил Дзержинский, порождает хулиганство. Отсюда риторический вопрос: «Можем ли мы мириться с безнаказанностью судей»?