Шпиономания

Плох тот военный, кто не хочет стать генералом. Наши лейтенанты хорошо понимают, что адмиралом стать можно только преодолев множество условий. Все понимают, но никто не обсуждает, потому что начало обсуждения уже таит угрозу того, что обсуждаемый уже не станет, даже капитаном третьего ранга.

И тот, кто за этим тщательно наблюдает, сам понимает, что ему адмиралом не стать по статусу.  Это сегодня, пожарник может стать армейским генералом, а в 1973 году старший лейтенант органов государственной безопасности не мог претендовать на капитана лейтенанта. Ему по должности полагалось звание капитана. И то еще нужно было дослужиться до должности, соответствующее этому званию. Если лейтенантов в полку N, наблюдающих за сознательностью моряков подводников, десяток, то руководителей подразделений в три – четыре раза меньше. Значит и капитаном не каждому лейтенанту суждено быть. Если майор службы безопасности захочет стать полковником, то уже мало пройти академию. Тут нужно, чтобы его направили. А направляют, как известно, людей деятельных, активных, отличившихся в борьбе с врагами советской власти.

Это прекрасно понимал старший лейтенант Лебедев. Пока он может иметь на погонах красную полоску, которая не добавляла ему статус моряка, но для конспирации лучше не отличаться от моряка. Поэтому носит желтый просвет. И ходить по расположению учебного отряда подводного плавания так, что его запомнят, тоже не резонно. У нас в отряде уже знают каждого преподавателя, замполита, хозяйственника. А тут, какой то перец с бугра ходит. Лебедеву уже наступал срок повышения звания, а должность взводного не соответствовала. Поэтому требуется повышение до начальника подразделения. Это так же понимают, его два друга, с которыми он прибыл по распределению в Северодвинск. Период романтических вечеров закончился, когда собираются семьями по дням рождения, и угощаются самодельными пирожными. Лебедев сказал своей жене, чтобы она поменьше общалась с Гандюками. Так будет лучше, потом переводить отношения из дружеских в начальственные. Или хоть в покровительственные.

Его преимущество перед Гандюком было в том, что он вел работу среди курсантов, которые учатся два года на мичмана, а его друг в роте, где курсанты проходят подготовку шесть месяцев. Гандюк только наладит агентурную работу, его подопечные уже отправляются на корабли, где его подопечные передаются другим офицерам. Лебедев за первый год моего обучения, уже знал про каждого курсанта из двухсот. Это все послушные, добросовестные моряки, готовые честно служить Родине. Те, кто прошел испытания аутогенной тренировкой, были кроликами, готовыми к пожертвованию. Но их мелкие рапорты друг на друга, скорее его компрометировали, как специалиста по агентурной работе. Вот если бы ему попался американский шпион, забрасываемый в подводный флот, то тогда его начальник подразделения капитан Миронов пошел на майора, а ему перешло место капитана. Да и сам Миронов уже несколько раз намекал на недостаточное качество работы тех, кто должен бдительно защищать Родину от происков империалистов.

Так возник прецедент, на который никто не обратил особого внимания. В четвертой роте был списан по состоянию здоровья курсант Боря, еврейского происхождения, и зачислен курсант Володя Макаров. Я бы об этом не узнал, если не дружил с Борей из соседней роты, за то, что он обладал знанием истории и феноменальной памяти. Борис был ходячей энциклопедией. Вначале ему родители писали письмо, чтобы он подал рапорт на увольнение, потом его уговаривал начальник школы. Тогда ничего осталось делать, как отправить Бориса на медицинскую комиссию.

Я еще тогда подумал, что если бы Боря был шпионом, то лучшей кандидатуры трудно придумать.

Макаров сам ко мне подошел с предложением дружить. Мне показалось странным, что я уже давно дружил с теми, кого знал целый год. А Макарова из соседней роты даже не помнил. Причины для дружбы тоже не понял. Он не знал альбом Файер Болл от Дип Перпл, не слышал о Иисусе Суперзвезде и Июньское утро от Юрая Хипп. Но представился москвичом, который хиппи по состоянию души. Володька сказал, что у него день рождения и есть бутылка водки.

Предложение интересное, но я не могу гулять без своих друзей Бори и Миши. Он согласился на компанию. Мы взяли хлеба, капусты, лук и заперлись в кабинете английского языка после обеда. Володька оказался пробивным парнем. Научил Мишку, как купить вторую бутылку у буфетчицы, в кафе нашего полка. Потом сложились по полтора рубля, и Мишка сбегал за второй бутылкой.

Я уже забыл, как это бывает хорошо, когда можно, обнявшись с друзьями, тихо, в полголоса петь, чтобы в коридоре было не слышно. Потом вспоминать приключения. Володька, наш новый друг, рассказал, как можно из Москвы, на электричке, без билета, доехать до Крыма. Как можно найти друзей, которые не дадут голодать, дадут переночевать. И вообще, человек должен быть свободен от денег, обязательств. Тут я и поверил, что вижу настоящего хиппи. Так просто, он предложил «прокатиться на колесах». В баночке под вазелин, были маленькие таблетки и брусок магнита. По две пилюли мы проглотили, чтобы на время лишиться рассудка. Это было такое состояние, в результате которого не осознал, как оказался из класса, на пляже залива Баренцева  моря. Потом дорога обратно, по незнакомым улицам, забор, часовой и наконец, постель. Так закончилось воскресение.

В понедельник думается тяжело, почти ничего не понимаю на занятии по судовой автоматике. Боря и Миша сами ничего не помнят, они молчат, как и я. Я даже не могу вспомнить, были ли они со мной. Этот страх, что могло случиться все что угодно, привел меня к решению, что больше никогда не буду «кататься». Макаров на несколько дней куда то исчез, а я думал, что было бы хорошо вообще его больше не видеть. Но на третий день он опять ко мне подошел. Сказал, что есть разговор.

Ему очень нужно оформить рецепт для психотропного лекарства, того самого. Если ему не помочь, то он будет страдать. Я для рецепта, нарисовал печать больницы, фиолетовыми чернилами, на треугольнике, дыхнул для увлажнения и сделал оттиск на бланке. Так я помог Макарову, чтобы он только отстал от меня. Потом я оформил печатью увольнительную записку.

Этих печатей я сделал уже несколько десятков. Сам в увольнение не ходил все два года. Один раз, в начале был, и решил, что это самое бесполезное занятие. Эта подготовка, запись, построение, проверки не стоят того, чтобы болтаться на улице среди гражданских людей. Мороженое и кино не стоили всех этих унизительных процедур. В субботу, воскресение, в две очереди курсанты ходят по семь человек, в город. Чтобы место желающим не занимать, я предпочитал ленинскую комнату. Ко мне, за оформленными увольнительными, подходили с разных взводов, и я бескорыстно делал доброе дело. В списки на увольнение вписывали сами, дежурный офицер проверял форму одежды, которая преобразовывалась прямо за КПП. Только ленивый не знал, как можно обмануть старшину.

Но и Лебедев знал, что я тот самый кандидат в шпионы, которого можно посадить на два года за подделку гербовой печати. Но этого мало для того, чтобы претендовать на начальника подразделения.