Ау, курсанты!

Армия – сложная штука. Есть люди, которые по природе с ней несовместимы. То есть при необходимости они идут на срочную службу – и часто служат хорошо, но как только появляется возможность, уходят «на гражданку» и если вспоминают свое пребывание в Вооруженных Силах, то как страшный или пустой сон. А есть вроде совсем «нестроевые» – а в армии приживаются и остаются там, даже если раньше никогда о военной карьере не помышляли. Так же дела обстоят и в кадровых войсках, и даже в военных училищах. Хотя ничего удивительного в этом нет: одно дело – мечтать «о доблести, о подвигах, о славе», другое – чувствовать себя винтиком одного огромного механизма, которому совершенно все равно, какой ты необычный и замечательный.

 

Вскоре после окончания университета я стала преподавателем литературы одного из Высших военно-политических училищ. В начале этой славной деятельности многие курсанты были старше меня, часть уже прошла срочную службу, кое-кто успел побывать в Афгане; аудитория чисто мужская, внешне я вообще никогда солидностью не отличалась, так что приходилось проявлять определенную строгость. Вот начинается лекция (большой наклонный зал, 200 человек, от меня из-за кафедры видны только очки и макушка), проходит несколько минут – и в дверях появляется парочка опоздавших. Я (строго): "Почему опаздываете?". Они: (с готовностью поделиться со мной возмутительным фактом форсмажорных обстоятельств, препятствующих их своевременному появлению на занятиях): "Мы на лекцию бежали, а нас по дороге командир взвода задержал!". Любой нормальный преподаватель понимал правила игры и, погрозив пальцем и пообещав в следующий раз поставить в угол, оставил бы их в покое (если это не повторяется каждый раз). Но я же искренне возмущаюсь препонами, воздвигаемыми офицером на пути к знаниям его подопечных! Сажаю их на место, а после лекции звоню в роту и сурово сообщаю комвзвода, что он не должен будет удивляться низкой успеваемости во вверенном ему подразделении, если сам пытается потушить свет льющихся в их головы знаний. Комвзвода несколько неадекватно, с моей точки зрения, воспринимает эту информацию и начинает "на всякий случай" уточнять, кого именно он сегодня тормозил на важном пути к сокровищнице мировой литературы. Я же, удивляясь склерозу совсем еще молодого человека, ему напоминаю фамилии "заторможенных". На следующей лекции очередная группка опоздавших сообщает, что их хотел отправить на какие-то срочные работы командир роты, а они еле отпросились на самое важное занятие – литературу. Я говорю, что правильно сделали, но вообще с такими опозданиями нужно заканчивать. Они, приняв это пожелание на свой счет, радостно соглашаются, а я, имея в виду офицеров, на перемене звоню в роту и сообщаю ее командиру о том, что недопустимо загружать курсантов дополнительной работой в учебное время. Командир роты, очевидно, тоже страдающий склерозом, начинает осторожно уточнять, кого именно он сегодня пытался не допустить к светильнику высшего образования. Так повторялось несколько раз, хотя, нужно заметить, курсанты, «защищенные» мной перед взводным и ротным командирами, все дальнейшее время учебы являлись ко мне на занятия еще до окончания перемены.

 

Когда в очередной раз я спросила парочку опоздавших, почему они зашли в аудиторию после звонка, они ответили: курили на улице, пока добежали – лекция началась. И уже много времени спустя, во внеучебное время, на мой честный вопрос, почему я больше не слышу уважительных причин опозданий, связанных с сатрапами-офицерами, последовал честный ответ: "Вам врать не имеет смысла – вы всему верите и потом действуете так, как будто это правда".

 

Учитывая наладившуюся дисциплину, интерес к литературе поднялся на небывалую высоту – вплоть до того, что мы даже начали выкраивать время на какие-то дополнительные мероприятия культурно-познавательного характера.

По моей с командирами договоренности, участвующих в них освобождали от дополнительных работ в роте, поэтому внезапное и бурное желание быть задействованными на подобных вечерах появлялось даже у людей, которые вряд ли читали что-то более высокохудожественное, чем свою характеристику при выпуске из школы. И когда на мое обещание принести аудиозаписи сонетов Шекспира последовал вопрос одного из таких новообращенных «знатоков»: «В исполнении автора?», стены аудитории буквально пошатнулись от хохота его товарищей, присутствовавший тут же командир взвода схватился за правый бок и сообщил, что у него сейчас будет «инфаркт сердца», а я подумала, что обязательно нужно брать этого любознательного в «инициативную группу»: если задает вопросы – уже не безнадежен.

 

Но близился экзамен по очень обширному материалу: литература ХХ века – и зарубежная, и отечественная. Это не та дисциплина, к которой можно подготовиться за одну ночь, запомнив ряд формул или вызубрив несколько сотен слов и грамматических правил. Без прочтения обязательной литературы сдать его было практически невозможно, а честные ответы типа «из «Войны и мира» Толстого мне больше всего понравилась четвертая серия» не проходили.

 

Экзамены сдавались повзводно, и для объективности присутствовали на них, кроме курсантов и преподавателя, который вел дисциплину, второй преподаватель – такой же предметник, но работающий в других ротах, и командир взвода. Конечно, мы все понимали, что бывают объективные обстоятельства, не дающие систематически читать художественные произведения, что армия есть армия, что для кого-то и две книги осилить – огромный подвиг, но... взялся за гуж – не говори, что не дюж. Однако сердце не камень, и когда застенчивый мальчик в военной форме, с длинными пушистыми ресницами и детским еще румянцем на бархатистых щеках не выдержал грозных офицерских взглядов и совсем запутался, рассказывая про раннее творчество Маяковского, моя коллега, умница, доцент, не выдержала и начала помогать курсанту назвать хотя бы самую крупную его вещь того периода – «Облако в штанах»:

 

- Ну, вспомните, Маяковский что-нибудь до Октябрьской революции писал?

- Писал, наверное...

- Правильно, молодец! А если он был поэт, то что он писал?

- Стихи...

- А еще что поэты пишут?

- Поэмы.

- Вот вы почти уже и ответили! Осталось только название! Ну? Я вам немножко помогу. «...В штанах». Ну, что, что у него было «в штанах»?

 

Однако здесь коллега дала маху: очевидно, надо было начинать подсказку с первой части названия. Вместо того, чтобы, радостно хлопнув себя по лбу, возопить: «Конечно же, облако!», курсант покраснел еще больше и, уже не взирая на мимику командира и пантомимику своих собратьев по несчастью, изображавших руками нечто аморфное и столь огромное, что не то что в штаны, а и ни в какие ворота не лезло, ответил голосом, в котором отразилось крушение самых романтических идеалов:

 

- Дина Ивановна, от вас я такого не ожидал!

 

Вот это была немая сцена! Гоголь бы позавидовал...

 

Давно нет того училища, нет той страны, и мальчишки те уже не просто взрослые, но солидные немолодые люди. И я очень надеюсь, что все они живы, и всё у них, в конце концов, как-то сложилось, и не сломались они, и одолели Толстого и Маяковского, и вспоминают те годы с улыбкой и благодарностью – как я вспоминаю училище, где я становилась преподавателем, и своих коллег – военных и гражданских, и замечательных курсантов. С праздником вас, ребята – и удачи вам!

 

23.02.2012 г.