Точный выбор Кима Филби

Среди собеседников Долгополова - руководители нашей разведки, соратники и ученики Филби, правда, до сих пор почти все их имена под грифом "Секретно". Однако здесь немало материалов, рассекреченных Службой внешней разведки специально для этой книги. По одной главе посвящено и четырем соратникам Кима по "пятерке" - Гаю Берджессу и Дональду Маклину, сбежавшим в Москву от ареста, и Энтони Бланту и Джону Кернкроссу, оставшимся в Англии.

Сегодня мы представляем читателю небольшую часть беседы Николая Долгополова с женой разведчика - Руфиной Ивановной Пуховой-Филби. Они были вместе 18 лет.

И все-таки совпадения бывают. Оказалось, я долгие годы был соседом Филби. Неужели за все эти годы мы не встречались в наших двух уютных переулочках в самом центре Москвы? Как могли разминуться, не столкнуться в булочной ли, в аптеке, на том же Телеграфе, куда я всегда гонял сначала за отцовской, а потом и за собственной почтой? Да просто во время прогулок по городу, агрессивно ощетинившемуся на забитых народом центральных улицах, зато такому тихому, патриархальному в своих старинных закоулках, где еще оставшиеся от прошлой жизни немолодые прохожие порою, будто в деревне, вежливо здороваются друг с другом.

Иногда мне даже кажется, что мне попадалась на глаза эта хорошо одетая пара - Ким Филби и Руфина Ивановна. Да-да, вот они идут вместе, я обгоняю их, и слышится мне английская речь, в которой вдруг проскальзывает семейная шутка-присказка семейства Филби: "Все это не так просто".

Но, нет. Ничего такого не было. Это уже играет воображение, выписывая сценки из другого, не моего жанра. И поэтому тихо бреду вниз мимо больницы с театром, попадая через пару минут в переулок неподалеку от прудов, где и жил Филби.

Сейчас Руфина Ивановна осталась в этой квартире одна. И уже на пороге, без лишних слов и объяснений, понятно: здесь все, как при нем.

Книги повсюду, начиная с прихожей. А вот и приемник моей юности "Фестиваль", который превратился в верного друга Филби.

- Ким радиоприемник обожал, - говорит мне Руфина Ивановна. - С семи утра вот так садился на этот стул и слушал Би-би-си. Стакан чаю и, конечно, сигареты, сигареты, сигареты. Всегда вставал рано, не важно, как провел ночь.

- Мучился бессонницей?

- Конечно. Все время - снотворное, но бесполезно. И читал, читал до полуночи. Не умел читать полусидя, полулежа. Садился, спускал ноги с постели. Рядом на маленьком столике книги и, естественно, пепельница.

- Даже ночью курил?

- Курил. Особенно когда у него приступ: или кашля, или сердечный. Вообще при любом недомогании первое, что делал, хватался за сигарету.

- Казалось, наоборот. Расшатанные нервы?

- Нервы еще от той, старой жизни. Накопилось. Да и потом... в каком положении он здесь оказался в первые годы.

- А это ваши с Кимом фото тех времен.

- Последних времен. Выглядит плохо, здоровье ухудшилось. А вот рядом висит то, что прислал ему Энтони Блант. Помните эту историю?

- Честно говоря, нет.

- Кто-то принес в советское посольство в Лондоне пакет. Не оставил никакого письма, записки. Просил передать Киму Филби. И нам принесли. Ким раскрыл - картина. Долго думал, от кого? Автор - Пиронезе, колонна Антонина, и он тогда по имени Энтони понял. Колонна - в честь Победы. Это - как символ общей Победы. К тому же Блант - специалист по итальянскому искусству. Ким хотел тогда его поблагодарить. Но потом передумал - боялся навредить. Блант довольно скоро умер. Ким переживал и пожалел, что не написал ему. Бланта, конечно, добила Тэтчер. Он получил иммунитет, а она его нарушила. Это невиданно для англичан - они слово держат.

- Руфина Ивановна, спасибо за экскурсию. И, если позволите, попробую расспросить вас о профессиональной работе Кима Филби. Наверняка за эти 18 лет он рассказывал о своей жизни там.

- Как вам сказать. Чувствовалось, что о деталях работы говорить ему не хотелось. Рассказывал, как убегал в 1963-м из Бейрута: на пароходе "Долматов". И поведал интересную деталь, о которой нигде не упоминают. Был у них с советским куратором, там работавшим, условный знак. Когда тот проходил мимо его дома, Ким видел куратора с балкона - значит, назначена встреча. Если вдруг предстоит побег, знаком опасности должна была стать газета в руках куратора. И человек этот мимо дома в нужный момент прошел, только вот газету забыл. Ким встретился с куратором, но что надо бежать прямо сейчас, не знал. Рассказывал мне: "Я ушел, как был в этом костюме с одним носовым платком - и все".

- Вы с этим куратором не встречались?

- Была с ним нежданная встреча. Фамилия его П-в. Я тогда имен не знала, а познакомилась с ним на улице. Ким любил прогулки. В тот раз были на Красной площади. Возвращались, и тут должна вам объяснить: все время была я под страхом. Постоянно снились кошмары. Меня все время пугали, что его могут похитить, убить, хотя Ким считал, что это полная ерунда, и относился к этому спокойно. Но, будучи человеком исключительно дисциплинированным, поступал всегда так, как говорили. Никогда ничего не нарушал. Он бережно относился к людям - со всех точек зрения. Повторял: "Ну а вдруг со мной что-то случится? Значит, будет отвечать тот, которому все это поручили".

И вот мы идем, глубокая зима, морозный день. Ким любил такую погоду. Проходим мимо еще той, старой гостиницы "Националь", и я вижу человека, который приближается к нам. И на моих глазах его лицо резко меняется - становится свирепым, ужасным. И этот незнакомец кидается на Кима. Я застываю, как соляной столб, но вдруг вижу, они оба улыбаются и обнимаются. Оказалось, это был тот самый П-в, который был его контактом в Бейруте и с которым он здесь никогда не виделся. Чисто случайная встреча. Потом П-в приходил к нам в гости с женой. Пригласили и нас к себе. Через несколько лет этот человек умер.

- Затрону тему серьезную. Существует мнение, что Киму Филби дали убежать из Бейрута. Допрашивал его приехавший из Лондона старый друг Николас Элиотт, чуть ли не сразу после тяжелейшего разговора улетевший обратно в Англию. А местный резидент Лан общался с Филби только по телефону. Небрежность для таких асов непростительно странная. Как этот момент оценивал сам Филби?

- Приезжал человек, допрашивал. И, вместо того чтобы сразу забрать, дал ему время - субботу и воскресенье. Ким рассказывал, как ему пришлось уходить с пустыми руками. На такой случай у него была приготовлена сумма денег, которую он оставлял жене. Тем не менее Ким всегда был готов к неожиданному исчезновению.

Я вам расскажу о другом. Ким был необычайно теплым, доброжелательным человеком. Вот он сидит в кабинете, работает, печатает на машинке. Я открываю дверь, хочу что-то сказать, но понимаю, что не вовремя, и ухожу. Но он тут же поворачивается с улыбкой, как бы ни был занят, и спрашивает: "Что ты хотела?"

- Это любовь к вам, интеллигентность или выдержка?

- Это нельзя воспитать. Натура есть натура. Даже с вежливыми людьми случается всякое. Один из наших кураторов был человеком вполне достойным. Но случился эпизод, который привел Кима в бешенство. Мы путешествовали по Волге и каждый день обсуждали, какой у нас маршрут. Собирались у нас в каюте - мы с Кимом, сын Джон с женой, наш куратор. Я задаю куратору вопрос, пытаюсь обсудить какое-то предложение, а он сидит и, не глядя на меня, листает и листает журнал. Что было с Кимом! Он в бешенстве вскочил со стула: "Кто не вежлив с моей женой, тот оскорбляет меня". Он произнес это по-русски.

- Руфина Ивановна, ваш муж задавал высокую планку. Может, для большинства она слишком высока?

- Да, это так. Например, с Кимом невозможно было ездить в метро. Выплескивается поток, куда-то устремляется. А он всегда всех пропускает. Я иду, привычно лавируя в толпе, и его теряю. Вижу его далеко, а он все еще пропускает, пропускает... И так каждый раз. Рассказывал, что, приехав в Москву, решил зайти в знаменитый наш "Елисеевский". Подходит к магазину, открывает дверь. Видит женщину и пропускает ее. А за этой женщиной ринулся один мужчина, другой, все подряд. Ким смеялся: "Я стоял, как швейцар, держа эту дверь". Вот напротив - стоит его кресло. И всякий раз, когда я входила в комнату, он вставал.

- Руфина Ивановна, давайте вернемся к работе вашего мужа. Было ли нечто такое для нашей страны сделанное, чем он особо гордился?

- Да. Часто он повторял: "Прохоровка, Прохоровка".

- Это о материалах, которые он с друзьями по "пятерке" передавал накануне Курской битвы?

- Да. Я-то о Прохоровке мало слышала, все больше о Курской дуге. А он повторял: "Прохоровка - это же я". Никогда свою роль не выпячивал, но в этом случае гордился.

- А об атомной бомбе вопрос возникал?

- Это другое дело. Рассказывал, как он сумел выйти из опасной ситуации, когда на него впервые пало подозрение. Написал две статьи, смысл которых сводился к одному: ни в коем случае не признаваться.

"Пятерка", "шестерка", "туз"...

- А о друзьях по "пятерке" он не вспоминал? Кто был для него самым близким?

- Смелость расставлять по степени близости на себя не возьму. Но о Берджессе Ким говорил, что он был необыкновенным, безумно талантливым. Пожалуй, наиболее блестящим. Однако не сумел себя реализовать. Щеголял экстравагантностью. Рассказывал Ким про него смешную историю. Часто они встречались на приемах, и если была жара, то прямо во время торжества Берджесс мог пойти под душ, не раздеваясь, - в костюме, в галстуке, в туфлях. И объяснял потом: "Ничего страшного - это все синтетика".

- А Ким пострадал из-за него?

- Это когда вместо того, чтобы просто помочь Маклину, Берджесс сбежал вместе с ним. Конечно, если бы не Берджесс, Ким мог работать и работать.

- Обиделся на него здорово?

- Да, обиделся, даже не хотел с ним встречаться. Но была у Кима незаживающая рана. Один из сотрудников разведки написал, будто Филби отказался встречаться с Берджессом, когда тот лежал в московской больнице и хотел его видеть. Но я-то хорошо знаю, что это неправда. Ким мало говорил о работе, а здесь высказывался часто. Повторял: "Берджесс хотел видеть меня перед смертью, хотел сказать мне что-то важное. А ему сообщили, что меня нет в Москве. Почему они так жестоки?" А Киму ничего не сказали. И то, что он не мог тогда увидеть Гая, оставалось болью.

- Давайте перейдем к следующему из "пятерки".

- Я бы добавила еще о Берджессе. Известно, к чему привели его выходки. И то, что он ночевал у Кима в Вашингтоне, было против всех правил. О Дональде Маклине известно многое. С ним так близко Ким знаком не был. Маклин работал в МИДе, они не часто пересекались. А с Берджессом Ким был связан. Гай пришел в контрразведку раньше, это он рекомендовал туда Кима. А когда Ким вместе с Маклином работали на одно общее дело, по всем правилам они не могли встречаться. Но всегда Ким был высокого мнения о нем.

- Давайте перейдем к Бланту. О картине, присланной им из Лондона, вы уже рассказали.

- Про Бланта... Ким к нему очень хорошо относился.

- А вы знали о нем еще до речи Тэтчер?

- Да. О Кернкроссе - нет. Ким никогда не произносил этого имени.

- Как?

- Это было тайной. Он только смеялся, потому что кого только не назначали "пятым". Даже одного из его начальников.

- Холлиса. Начальника британской контрразведки.

- Ким очень веселился по этому поводу.

- Знал, что это не так?

- Конечно, знал. Но на многие вопросы Ким отвечал: "Об этом я не могу говорить". По поводу Бланта Ким переживал. Особенно после того выступления Тэтчер. Ким вообще плохо к ней относился. Говорил, что она мещанка, не леди.

- А относительно Кернкросса хочу вас спросить: они были знакомы?

- Не знаю и гадать не хочу. Получилось так, что все сосредоточились на так называемой "Кембриджской пятерке".

- А как Филби относился к некоторым ошибкам, ими допущенным? То же проживание Берджесса у него в Вашингтоне... Старался в ту пору помогать ему? Сдерживать? Отвадить от питья?

- Ким сознавал, что это ошибка. И все-таки хотел помочь Берджессу. У него осталось двойственное чувство. Хотел удержать его от чего-то: талантливый человек был совершенно неуправляемым. С другой стороны - это грубое нарушение правил. Когда стали копать, каждая деталь была против них.

- Берджесс так никогда и не объяснил, почему он вдруг рванул в Москву с Маклином?

- Никогда. Маклин - другое дело, у него не было другого выхода. И Ким устроил ему побег и в результате сам пострадал. А вот Берджесс... Его побег был неоправдан и привел к провалу. И это взбесило Кима.

- Руфина Ивановна, а случалось ли, чтобы в минуты откровенности муж говорил вам, что ошибся, что не нашел здесь того, что искал?

- Он не считал свою работу напрасной... Но очень переживал, когда видел бедных стариков. Чуть не слезы на глазах. Едва ли не каждую бабушку переводил через дорогу, нес ее сумку. Повторял: "Это они выиграли войну. Почему они такие бедные?" Он получал 500 рублей.

- В то время прямо генеральская зарплата.

- Испытывал угрызения совести, все время сравнивал себя с этими стариками. Знал, какая пенсия у моей мамы, ориентировался в нашей жизни и считал, что такие деньги получает незаслуженно. А у нас с Кимом не было никакой сберкнижки. Все деньги мы проживали.

- Как вы пережили 1990-е с кризисом и инфляцией?

- Мне после ухода Кима назначили пенсию как вдове генерала - 200 рублей. Но грянула инфляция, и она просто исчезла. Получала в переводе на валюту долларов пять. Что-то надо было делать. Понимала, что по специальности я уже вряд ли куда-нибудь устроюсь. Ну, пойду мыть лестницу.

- Слом всей страны.

- Теперь я оказалась совсем в другом положении... Но прошло какое-то время после начала тяжелых 1990-х. Служба внешней разведки воспряла духом. Тоже мне помогает. Жизнь продолжается. Но ощущение потери не уходит. С этим надо жить.