Тоня Самсонова хочет революции

Подросшие до уровня взрослых баб девицы начала 90-х хотят революции.

Подрастающие детки – «обложечное», то бишь фэйсбучное – на аглицкий манер – поколение, привыкшее щебетать и сосщебётываться на лужайках твиттера, вконтакте или файсбука, не отягченное, как и мамы-папы, ни интеллектом, ни оковами традиционной русской культуры, – тоже.

 Итак, «все» хотят революции.

«Все» хотят перемен.

«Все» хотят потрясений.

Кто эти «все»? Да, те, о ком сказано выше.

Те, у кого нет ни опыта, ни мудрости. Ни развитого интеллекта, ни защитной прививки воспитанием, которую получает человек в хорошем обществе и в хорошей семье.

 Их ли вина, в том, что не было у них ни того ни другого?

Нет.

Вина предыдущей революции, которую помнят они смутно, но которая тревожит их и манит, как болезнь маньяка, - подспудно, подсознательно, но непреодолимо.

 Маньяков изолируют.

Иногда вовремя.

Но чаще – нет. После того, как начинается череда жертв, и маньяк пойман.

 Наши маньяки с диагнозом «революция» не боятся быть изолированными.

Потому, что живут в свободном обществе.

Потому что, как им кажется, их ведут на баррикады Болотных-Сахаровых взрослые дяди, имеющие бабло на дорогие трибуны, концерты, митинги. И не только на это.

Вот не надо только мне петь про то, что вы в фэйсбуке деньжат насобирали. Не надо. Не держите мои уши, как говорят в  Малороссии, за друшлаг.

А бабло они уважают. Раз ты с баблом, ты – состоявшийся. А то, что ты при бабле – чурка с глазами, недочеловек, то бишь, человек-то как раз и не состоявшийся! – наплевать.

Им этого не постичь, слишком сложно. Потому, что они сами хотят быть чурками с баблом. Буратинки, выструганные Папой Карло из деревянной чурки. Это единит. Это объединяет.

Так появляются на наших улицах стаи. Стаи буратинок. Стаи бандерлогов–мартышек.

Мартышки хотят революции.

И ничего больше.

И тогда наступит рай.

 Это они стояли многотысячными восторженными толпами зевак вокруг Дома Совета в октябре 1993-го, когда ельцинские танки в центре Москвы в упор расстреливали первый независимый свободный демократический – ах, какие сладкие слова! – парламент России.

Это они прыгали от счастья и кричали: «Ура!» при каждом точном выстреле, когда чернела стена Дома и люди разлетались кусками, как тряпичные куклы.

Это они прыгали и визжали от восторга, когда языки чадного пламени полыхнули по Дому, превращая его в крематорий.

Это они промолчали в тряпочку, когда Гайдары-Чубайсы отобрали в 1996-м году у победившего на выборах народа ПОБЕДУ.

И это им сказал своё точное слово Путин, кстати, первый за много десятилетий руководитель страны – бывшей, убитой, и сегодняшней, прорастающей на руинах прежней, – первый человек, виртуозно владеющий живым русским языком, во всем его блеске и великолепии, потому, что он, этот язык, для Путина – родной. И слово это было – бандерлоги.

То-есть, мартышки.

 Итак, мартышки хотят поиграть в революцию.

От скуки.

Для них это – очередной компьютерный квест.

И они уверены, что не их тела будут разорваны и сожжены.

Не их поседевшие матери потянутся на кладбища такими миллионными погребальными «маршами», которые шли по всей Руси все 90-е и нулевые, и только сейчас чуть ослабели, чуть поутихли.

  Позыв простой.

Её изложил народ в известном афоризме:

– Выколи мне глаз на зло моей тёще – пусть у нее зять будет кривой!

Ну, глаз-то твой, тебе решать.

Только не трожь Россию. Не лапай Путина. Не будь мартышкой.

Ты это можешь, нет?

 А кто такая Тоня Самсонова? Да, так. Одна из мартышек. Чирикала сегодня в утреннем развороте «Эха Москвы».

Призывала.

6 января 2012 г.