БЕЗЗАЩИТНАЯ НИЩЕТА (автор Л. Пономаренко)

Мама Марка - бандуристка. Время от времени парень ходит по школам нашего небольшого города и развешивает объявления, что состоится концерт, выступает лауреат фестивалей, конкурсов и так далее. Дети сдают по двадцать копеек "на билет" и собираются в актовом зале. Потом выходит госпожа Верховская в длинном фиолетовом платье, кланяется залу и начинает играть. Порой на концертах бывает кое-кто из родителей или уборщица, и все те пятнадцать-двадцать зрителей смотрят на ее немолодые костлявые руки, на седые, убранные пучком волосы, на лакированные потрескавшиеся ботинки, которые давно вышли из моды, покривились и стыдливо прячутся под подол .

     У мамы низкий серебристый голос, и когда она берет первые ноты, по телу пробегает дрожь, кажется, тот голос поднимает тебя, как песчинку, и несет в чужие миры. Однажды ей запретили выступать - мол, кто после концерта убирать зал, кто будет платить за электричество, но пятиклассник Марк ходил в высокие двери, пообещал, что будет убирать сам, и дяди разрешили. Наконец, сейчас мода на все украинское, а она поет народные песни.

     Мама поет, и все забывают, какая она неуклюжая, высокая и старая, какой драный  мех на ее воротнике, кажется, по улице с ней постоянно ходит подружка - больная, облезлая лисица. И все забывают, как госпожа спотыкается на дороге, как пристает к прохожим ("а что бы вы мне посоветовали"), как шумно разговаривает с соседями, когда те ради смеха вешают на звонок квартиры бирку '"Дежурная".

     Мама поет, а Марк сидит в первом ряду, смотрит только на нее, слышит только ее, и он единственный не видит её уродливых ботинок. После каждого номера парень поворачивается в зал, словно хочет воскликнуть:

- Вы слышали, вы слышали, это же моя мама!

За стеклами её толстых очков-то происходит: глаза мелко моргают, но она склоняет голову и тут же называет другую песню, бандура послушно плывет вместе с ней. В актовом зале по углам жутко шатается  паутина.

     В декабре прошлого года госпожа артистка заболела гриппом, и хотя почтальон только что принесла ей жалкое подобие пенсии,  она ни одной монеты не отдала в аптеку. Сразу оплатила коммунальные услуги, купила хлеба и два яблока сыну. Она всегда с пенсии покупала ему два яблока. А болезнь свое брала, и, ложась спать, госпожа Верховская говорила сыну:

- Когда увидишь, что мама не встает и не говорит, вызывай "скорую". Этот грипп часто дает высокую температуру.

Сознания она не потеряла, а только ослабла и стала очень раздражительной: у сына такой  тихий голос, заходит в комнату, то бормочет себе под нос, она ничего не слышит!

- Марк, что ты шепчешь? Говори по-человечески!

Он говорил громче, а она кричала на него:

- Что за манера, ты нарочно меня дразнишь?

А потом поняла, что очень плохо слышит. Она впала в депрессию, лежала, смотрела в потолок и плакала. Марк готовил ей чай, сидел рядом и держал за руку.

- Ты заслужил лучшей матери, я старая, некрасивая и бедная, - говорила она. - Ты вынужден учить уроки на подоконнике, у нас нет даже стола.

Сын гладил ее по голове, наклонялся к самому уху и говорил:

- Мама, а какой у тебя голос!

И она заливалась плачем самой счастливой  женщины в мире. В  последние годы ещё и  плохо видела, но смирилась с этим. Первый концерт по болезни провалился. Если бы ветер с размаху не ударил пустую дверь, если бы  не улетели за ним шторы, она пела бы и дальше, не зная, что зал опустел.

- Мама, - успокаивал Марк, - здесь были только малолетки. Что они понимают ...

Госпожа Верховская с сыном, как всегда, шли домой, взявшись за руки. Она несла в чехле бандуру, и когда спотыкалась, высоко поднимала ее вверх, чтобы не ударить. Врачи советовали, чтобы ехала на консультацию к столичным специалистам, но у них с Марком на каждый день было на булку хлеба и пакет молока. Марк уверял, что они могут обойтись без молока и хлеба, у них есть пшено и немного масла, можно дотянуть до новой пенсии. А может, благотворительный фонд выделит муки.

- Нет, - отвечала госпожа Верховская, - так нельзя.

Марк сел на свою раскладушку, нахмурился. И вдруг воскликнул:

- Игровая приставка! Мама, у меня же есть игровая приставка!

Ту приставку подарили ему в третьем классе на празднике города за лучший фантастический сюжет.

И хотя у них не было телевизора, ребята часто приглашали его к себе в гости из-за той приставки. Он очень берег ее.

- Марк, я тебе запрещаю, - глухо ответила мать.

В тот день Марк шел домой, как побитый. На полпути его догнал лучший друг Максим.

- Знаешь, я мог бы купить у тебя приставку. У меня есть двадцать гривен. А еще десять назасеваю в старый Новый год. Согласен? Десять я отдам потом. Шнурки мои не против, это же мой кошелек.

- Хорошо, - обрадовался Марк, - только оставь мне ящик. Чтобы мама не догадалась.

Но тот же день вечером Марк вынужден был признаться. Он положил деньги на стол:

- Мама, поезжай завтра в Киев.

Он уверял, что уже наигрался приставкой, что она ему не нужна, а учителя сказали, что вредит здоровью.

- Господи, и ты думаешь я возьму у тебя копейки, дитя?

Она сидела на кровати и плакала, подвывая. Он подошел и погладил ее по голове.

- Я не поеду в Киев, - сказала она, - но, знаешь, давай устроим завтра бал!

- Какой, мама?

- Вот увидишь какой!

     Обеим долго не спалось, а проснулись, как только брызнуло утро. Госпожа Верховская долго стояла у кухонного окна, а на востоке сиреневая пятно становилась розовым, красным, золотым. Она накрасилась, как на концерт, а потом, взяв сына за руку, пошла по улице, сияя от мороза. С ними бежала рыжая лиса, которая свисала с ее пальто, и предприимчиво болтала лапками на груди. Деньги были у Марка. Он степенно пропустил маму в кафе "Надежда", помог сесть за стол, кривоногий  бармен принес мороженое, пирожные и крем-соду.

Мама сидела напротив окна, тусклый свет едва освещала ее лицо. Морщин не видно было, а большие зеленые глаза были такие глубокие и темные, что, казалось, каждое - отдельный человек и любит Марка по-своему.

     Затем они купили Марку носки, одеколон и часы, у него никогда не было часов, и он нарочно закатал рукав куртки, чтобы все видели, что у него на руке.

Артистка с сыном шли и пели, играли в снежки, лиса у нее на плечах подскакивала и словно мелко смеялась. Марко воскликнул:

- Мама, какая же ты красивая!

     От неожиданности она остановилась и замерла. Дома на двери его снова ждала бирка "Дежурная", она не рассердилась, а опять вымыла всю лестницу, хотя делала это вчера и позавчера. А потом они сидели с Марком в маленькой, похожей на гроб, комнате с темными обоями  и вспоминали вкус мороженого, тот вкус чужой жизни, смеялись из того, как толстый бармен забавно протискивался между столами.

     Неожиданно в дверь позвонили, и они испугались, потому что к ним никогда никто не приходил. Марк открыл, перед ним стоял Максим.

- На вот, возьми, мне родители запретили, чтобы уроки учил, - протянул ему  горячую от работы приставку и быстро побежал по лестнице.

Марк стоял в коридоре и боялся пошевелиться.

…Теперь госпожа Верховская бывала дома редко, искала подработки. Кому нужна слепая и глухая уборщица или домашняя работница? Марк приходил в пустую квартиру, ел пшенную кашу с маслом и садился за уроки. Сегодня учительница сказала:

- Дети, почему вы не можете учиться так, как Марк Верховский? Почему он всегда все знает, только он?

- А потому, - брякнул рябой Сарделькин, - что у него мать - нищенка. Есть с кого пример брать!

Марк проигнорировал реплику одноклассника. Он привык к оскорблениям.

         …Мальчик  закрыл тетрадь, посмотрел на часы. Полседьмого, а ее все нет. Он мотался туда-сюда по комнате, открывал дверь и прислушиваясь к шагам. Может, на нее напали, может, она не видит дороги? Мама, мама, я иду! Стал торопливо одеваться и тут услышал, как она, вслепую, сует ключ в замочную скважину. В квартиру  вошла старая чужая женщина с облезлым зверем на плечах. Подала ему жестянку из-под кофе и сказала: "Отнеси, здесь остаток долга". Жестянка была набита копейками. Где их поменять на бумажные, у кого?... Нищенка…Нищенка?...Нищенка! Сердце разорвалось на миллион ошмётков.

          Захлебываясь, он побежал вниз.