Утром в избе все еще продолжало пахнуть испеченным с вечера хлебом.
Сладковато-кисловатый, будоражащий аппетит, моментально наполняющий слюнями рот, этот запах главенствовал долго. Пару дней его ничем не перебить. Только когда тетя Шура на большой сковороде ставила на огонь голландки сковороду с карасями, когда они шипели на раскаленном чугуне, только тогда рыбный дух вытеснял прижившийся хлебный.
Но до карасей, что моментом кончают шкворчать, лишь только зальют их сметаной, далеко. Сейчас утро. И карасей этих мне предстоит еще поймать.
А пока...
А пока здоровенный кусок хлеба и пол-литровая кружка подостывшего, но все еще почти парного молока - мой привычный завтрак. И в голову не приходит, что можно чем-то иным питаться. Ну, может, в забытом с конца мая городе и жевал после будильника белый мякиш с какао из пачки с надписью "Золотой ярлык", но не тут. Тут молоко от рыжей Лисички - два подойника в сутки с вечерней и дневной дойки, что прямо в поле. Да тетишурина черняшка. Вкусней, зуб даю, не бывает.
И хватаешь ты поутру такой здоровый кусок, который, ясно, тебе сразу не осилить. Но в большом куске хлеба лежит большой, можно сказать, главный смысл. С ним - недоеденным - пойдешь нынче за карасями.
Куда пойдешь?
Правильно - на болото. Туда, где пару дней назад пас с Зудиным деревенское стадо. А пока стадо это лениво жевало траву, строил из сломанной корзинки - большой и несуразной - вершу. Как раз для карасей.
Верша теперь готова: все дырки в корзине заплетены новой лозой, внутрь для груза засунут кирпич. И не просто засунут, а чтобы не болтался, грамотно прикручен проволокой, за которой сам ходил в соседнюю деревню Мокрое, где располагалась МТС. Кто не в курсе: МТС - это машинно-тракторная станция, отмеченная потравленной солярой травой и разбросанными вокруг ненужными деталями движков.
Может, похмельным механикам и ненужными, но пацанам - самое то. Там и проволоку добывали.
А кирпич правильно прикрутить внутри верши означает, что и тонуть, и стоять на дне будет она так, как задумал. Дном - на дне, входом в вершу - свободным, ничем не загороженным. И тогда караси сами полезут внутрь.
А как им не полезть? Ведь не зря сохранил в целости половину от тетишуриной горбушки. Вот и засуну ее в вершу. Не устоять тогда карасям.
А пока...
А пока, дожевывая хлеб, выскакиваю во двор, прошитый сквозь ветки яблони солнечными лучами. И, не останавливаясь, лишь на ходу сорвав пару еще зеленых белых наливов, дальше. Туда, где в заросшем углу расположена забытая старая калитка, ведущая к оврагу. Только я да Зудин ходим этой дорогой, где в низине растут такие высокие "пупыри", у которых верхушки и не достать рукой. Из них, если обрезать аккуратно посередине, можно делать трубки, чтобы весело плеваться друг в друга покрасневшей уже бузиной.
Той самой тропинкой, где разнотравье с тебя ростом, поднимаюсь из оврага на бугор и без остановки дальше - через поле, к лесу. В лесу надо натянуть тапочки, что тащил покуда в руках: там полно еще с войны ржавой колючки и лендлизовских, вскрытых немецким трофейным штыком, банок из-под тушенки. Хоть и обутый - всё одно гляди внимательно, береги ноги.
Но недолог перелесок, кончились елки с окопами, пошел мелкий березняк и кусты - отсюда уже чувствуется близкий запах воды.
Болото. Место рыбалки и потайных костров, в золе которых печется ворованная картошка или пойманные в петлю на крыше амбаров с зерном горлицы.
А пока...
А пока картошка не поспела толком, жарим на костре зеленые яблоки. Жареные они отчего-то хоть чуть слаще. Но сегодня на мелкие глупости времени нет: дело ответственное. Обещал к вечеру вернуться домой с рыбой. Чтоб как взрослый добытчик сидеть и смотреть: вот тетя Шура чистит карасей, вот на столе по белой тряпочке муку рассыпает. Ту самую, в которой предстоит карасей обваливать. Вот она наконец достает сковороду большую ...
Так сидели, вернувшись с рыбалки, сховав в сарае орудие браконьеров - бредень, братья Колька и Петька, старшие тетишурины сыновья. Уже отслужившие и работающие в колхозе трактористами.
Принесу вечером улов, и тогда я, откинувшись на лавке, сидеть стану.
А пока...
А пока поймать тех карасей еще надо.
Из кустов достаем припрятанную (от кого - непонятно и самим) вершу, что вчера только доделали. Хлеб, поломанный на мелкие кусочки уже внутри корзины и голышом, а что - никто и не видит - двигаем по мху к воде. Так говорится - болото. А на самом деле это наше лесное озерцо с заболоченными берегами.
Все: верша поставлена, и видна чуть ли не посередине болота на легкой волне березовая белая щепка. То - поплавок нашей верши, без него как найти её, стоящую мертво на дне, как достать полную набившихся тетишурин хлеб есть карасей?
Время к обеду. Это видно по забравшемуся на середку неба солнцу. Печет. Жареные яблоки схаваны вместе с косточками. Я лежу под кустом и делаю перочинным ножиком, тем, что отец подарил - с четырьмя лезвиями, шилом и штопором, специальный свисток из орешника. Сложное это дело, и в третий раз все у меня прахом идет: лопается обстуканная ножиком ореховая кора, слезает со свистка, который без этой коры и свистеть не будет. То всякому ясно.
Но грустить некогда: пора в первый раз проверить вершу, времени много я выждал. Должны уже караси туда забраться.
И я тихонько вновь вхожу в воду...
К вечеру и вправду штук тридцать красных и круглых карасей лежит в холщевой котомке, переложенных крапивой. Почему крапивой? Так надо, чтобы не испортился улов на жаре, чтобы все рыбки были доставлены домой в лучшем виде. И чтобы запах от жареных карасей перекрыл все остальные. И сидящие за столом Колька и Петька, нахваливая жаренку, глядели бы на меня.
Один, без их помощи, притаранил я домой ужин.
А пока...
А пока всего пяток рыбок пойманы. Но до вечера еще уйма времени.
Комментарии