Фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой» выходит в прокат 1 декабря

написано и сказано о нем столько, что хоть и вовсе не показывай, — все и так уже все знают. Интерес зрителей подогревает не только «аттракцион с маской», придуманный продюсерами фильма, но и то обстоятельство, что это первая кинематографическая биография народного кумира.

После недавнего просмотра «Высоцкого» с участием премьер-министра один из зрителей заметил, что в зале «Мосфильма» по существу состоялась встреча лидера страны с подлинным лидером нации. Это правда. И если бы премьера фильма столько раз не переносилась, логично было бы предположить, что ее приурочили к выборам — политики считают полезным сняться «на фоне Пушкина». Впрочем, такой «фон» и сам бывает очень разборчивым. С участниками первого просмотра сценаристом и продюсером фильма Никитой Высоцким и актером Вениамином Смеховым побеседовали «МН».

— Меня занимает этический момент. Вы убрали из титров имя актера, играющего Высоцкого. И вписали имя самого Высоцкого — по сути как исполнителя роли. Это поступок, как бы аккуратнее выразиться, за гранью традиционного отношения к актеру и персонажу. Вы словно приглашаете персонажа живым в кадр и убираете актера. Он даже не может записать эту роль в свой послужной список. Вы ведь лишаете его права на роль, не так ли?

— Мы делали эту картину вместе с актером. Он проделал огромную работу, эта работа сама по себе актерский подвиг. Решение отказаться от его имени в титрах мы приняли вместе. Это раз. Второе: актера в глубинном понимании в любой роли, если вычесть обычное актерское честолюбие, в идеале как бы нет. Для зрителя, который смотрит на сцену, есть герой, если актер хороший. Я смотрел Высоцкого в «Гамлете» и после спектакля не мог его назвать папой. Это был Гамлет, а не мой папа. Поэтому, если исходить из большого смысла, актер должен быть незаметен, это так. Я не думаю, что, не раскрывая имени актера, мы делаем нечто страшное. Да, в наше время актер идет по улице, поглядывая гордо по сторонам: все его узнают, он и в кино, и в телевизоре… В актерах это есть. Но, повторяю, в идеале он должен бы оставаться незамеченным. Поэтому я не считаю, что мы совершаем что-то недолжное.

Когда пять лет назад мы впервые говорили о будущем фильме с Константином Эрнстом (сопродюсер «Высоцкого». — «МН»), то договорились: за такую картину можно браться, только когда поймем, как решить образ главного героя. Мы пошли традиционным путем: есть много прекрасных актеров примерно нужного возраста, с примерно такими данными — они могут сыграть Высоцкого. Стали смотреть пробы. Пересмотрели лучших наших актеров. И быстро поняли, что без голоса Высоцкого образа нет. Это ведь первое, что мы вспоминаем при имени Высоцкий. Потом уж возникает внешность. А голос с другой внешностью даст комический эффект, мы этого не хотели. Так постепенно крепло понимание, что без внешнего подобия, и чем оно ближе к оригиналу, тем лучше, мы эту роль не решим. Любой другой подход стал бы просто отказом от Высоцкого. Мы ведь до сих пор смотрим ему в глаза на крупных планах, до сих пор слушаем его голос, помним, как он выглядел, и понимаем, что, даже если этот голос изобразит умелый имитатор, получится пародия. Голос и образ в данном случае неразделимы.

О Ленине

Есть такая байка. Старые большевики, когда им показывали фильмы о Ленине, смеялись между собой — образ не имел никакого отношения к тому человеку, которого они знали. Здесь смеха не было — киношный Высоцкий оказался тем человеком, которого сверстники помнили. Даже для тех, кто его хорошо знал, будет возможность побыть с ним два часа, посмотреть ему в глаза. Нет, не будет новых фактов, но будут совершенно новые ощущения.

И мы создали образ — не клон, не маску, не двойника, — но средствами кино. Кино ведь очень технологичное искусство, и оно стремительно развивается. И вот после этого мы напишем в титрах: в главной роли такой-то? Что будет делать зритель в зале? Зная актера, он начнет любоваться работой наших гримеров, художников, операторов, компьютерщиков — уйдет от фильма. Так что наше решение не называть актера не было пиар-ходом, это вызвано желанием правильно подать свою работу. Это большое и серьезное кино, Высоцкий — это очень серьезно и для нашей страны, и для любой, где понимают по-русски. Мы не могли сами отвлечь зрителя от этой серьезности. Это все равно что включить хорошую классическую музыку, а параллельно зачитывать новости. Люди бы слушали про погоду и про футбол, фиксируя, что где-то там фоном играют Бетховена. Это не пиар-ход, повторяю.

— Все равно ведь утечки будут, вы же понимаете. Да они уже есть.

— Утечки будут. Но ведь никто и не делает из этого военной тайны. Мы просто не называем имени актера, что не означает, что мы держим его в секрете. Разумеется, в какой-то момент оно станет известно, но только тогда, когда эта информация уже не будет отвлекать зрителя. Кино ведь в современном мире живет очень недолго. Вот, говорят, «Калину красную» смотрят тридцать пять лет. А современное кино иначе устроено, оно живет три-четыре недели. Все остальное время оно может существовать для ценителей и любителей, оно может, разрезанное в пяти местах рекламой, появиться на телевидении, но в кинотеатре — три недели. Однако это самые главные недели в жизни фильма. Ради них мы работали пять лет.

— Несколько человек кино уже посмотрело. Какова их реакция на фильм?

— Реакция сильная. Очень характерная история произошла в одной фокус-группе: мы показывали фильм, когда он еще не был завершен. Хотелось проверить, где внимание зала удерживается, а где пропадает. После просмотра зрителей подробно опрашивают, добиваются от них внятно сформулированной реакции. Одна 19-летняя девушка, выбирая между вариантами «понравилось», «не понравилось», «не могу определиться», остановилась на третьем варианте. Но она была чрезвычайно возбуждена, было видно, что ее просто колотит. Это свое состояние она объяснила так: «Я много хожу в кино. И привыкла, что в кино кровь ненастоящая, смерть ненастоящая, любовь очень красивая, но в жизни такой не бывает. А здесь — любовь настоящая, предательство настоящее. Я так не привыкла, мне тяжело». Но на вопросы «будете ли вы рекомендовать этот фильм своим знакомым» и «пойдете ли вы смотреть этот фильм на большом экране», она оба раза ответила утвердительно.

О Чаке Норрисе и Джеки Чане

О Высоцком много написано, много снято документальных работ. Мне кажется, что мемуарный, документальный способ разговора о нем себя исчерпал. Особенно для тех, кто того времени не помнит, кто родился уже после смерти Высоцкого. Мы показывали фотографию Высоцкого с гитарой молодым людям в возрасте от 15 до 23 лет. Не в Китае, не в Америке — в России. И спрашивали, кто это. 6% ответили: «Чак Норрис», 3% — «Джеки Чан». Эти люди не хуже и не лучше нас с вами, но это означает, что в них не попали ни воспоминания, ни документальные фильмы, ни фотографии. Не о Высоцком даже о целой эпохе. Так что это попытка поговорить о Высоцком и о его времени для такой аудитории в том числе.

Это неожиданный фильм для людей, которые привыкли в кино отдыхать или развлекаться. Если парень идет на подростковую комедию, он видит: ага, Америка, ага, колледж, значит, можно взять с собой приятеля и хорошо оттянуться. А если фильм о любви и с Камерон Диас в главной роли, он понимает: можно взять подружку, и после фильма возникнет лирическое настроение. А на наш фильм реакция неожиданная.

По-другому делать фильм о Высоцком просто не имело смысла. Это не байопик в привычном смысле: родился, учился, женился, песни пел. Это сжатая, концентрированная история, чем-то напоминающая песни Высоцкого, — короткие, динамичные, с сюжетом.

— Ваша позиция по отношению к актеру мне ясна.

Но тогда мы имеем право задать и другой вопрос: если это сам Высоцкий, как бы он воспринял такой фильм о себе? Велика ли вероятность услышать: «Ребята, это не я! Зачем вы меня имитируете?»

— Если бы он был действительно жив, мы бы его не имитировали. Что бы сказал Высоцкий… Я знаю многих детей знаменитых родителей, нередко это люди творческие. И часто вижу, как родители смотрят на то, что сделали их дети. Они счастливы не потому, что видели нечто превосходное, а просто потому, что любят своих детей. И это нормально. Я абсолютно убежден, что отец, увидев, как я вложился в эту работу, одобрил бы ее. Он бы серьезно отнесся к тому, что я сделал. К тому же возьму смелость утверждать, что это очень «высоцкая» картина. Она действительно сделана на грани возможного, с огромным риском, почти «по-над пропастью» — еще чуть-чуть и можно покатиться вниз. Она очень энергична и правдива. Но правдива не в смысле точной документальности, а как художественное произведение. Художественная правда важнее.

— У вас довольно скромный бюджет.

— Для России огромный, больше $12 млн.

— А для Михалкова так себе…

— Никита Михалков фактически сделал четыре фильма на свой большой бюджет, так что наши затраты соизмеримы.

О французской пластинке

Его не сажали, не высылали. Он работал в государственном театре. Снимался в кино, а кино финансировало государство. Так или иначе выходили его пластинки. Но власть его отторгала, хотя он не призывал к ее свержению и не делал ничего противозаконного — не оставался за границей, к примеру. Он не был своим — это власть отлично чувствовала. Она видела, понимала, что он от нее свободен. Был случай, когда он написал письмо министру культуры Демичеву с вопросом, почему ему не дают петь для людей. Ответа он не получил — не только по сугубо бюрократическим причинам, но и потому, что люди, которые своей властью могли его вознести выше Гагарина, сами не понимали, что с ним делать. У них дома были его записи, они его знали и слушали. Когда отец все-таки встретился с Демичевым, тот показал ему пластинку: «Вот, мне привезли из Франции. Подпишите, пожалуйста». Отец сказал: «Вы могли бы держать в руках нашу пластинку, я записал ее. И ту пластинку я бы подписал, конечно».

— Что обошлось дороже всего?

— Это ведь историческое кино. Той Москвы, в которой жил Высоцкий, не существует. Она не только рекламой загорожена, рекламу можно подчистить. Ушел дух времени — везде окна ПВХ, мансардные этажи, улицы битком набиты. Этого не было. Костюмы сделали исторические, сейчас так не одеваются. Вообще у нас была очень сильная группа, люди, которые занимались пластическим гримом, сделали работу мирового уровня. Мы ведь консультировались с Columbia Pictures, с людьми, которые там работают с гримом и с изображением. Они сказали, что не взялись бы за наше задание. Они могут работать по технологии. Есть технологии — пожалуйста. В нашей ситуации технологии нужно было открыть, придумать.

— А почему менялись режиссеры?

— Этот проект весь от начала до конца продюсерский. Продюсерское кино отличается не только тем, что продюсер может снять и назначить кого угодно — он берет на себя все риски. Он автор и первой идеи, и всех последующих. Первая идея была в том, чтобы это кино сделал сверстник Высоцкого, человек из того времени. Мы предлагали разным людям, начинал работу Александр Наумович Митта. Он дружил с отцом, работал с ним. Мы прошли с ним определенный путь. Не затылки чесали, а работали: проводили кастинги, переписывали сценарий, искали натуру.

А потом Митта сам сказал: «Ребята, я сделал что мог, это кино должен снимать сегодняшний человек. Оно будет конкурировать не с картинами 1970-х годов, а с картинами 2011 года». К пониманию этого мы шли долго. В какой-то момент продюсеры приняли решение отдать фильм другому режиссеру — молодому талантливому Игорю Волошину. Он тоже включился, отдавал себя работе полностью, мы с ним запустили картину в производство. И остановили ее. По-человечески это было достаточно сложно. И финансовые потери оказались серьезными. Но при Волошине фактически сформировалось понимание того, куда и как нам двигаться дальше.

— Его имя будет в титрах?

— Вероятно, нет. Но мы ему благодарны, обязательно пригласим на премьеру. Проект был на грани остановки, мы поняли, что наш путь оказался гораздо сложней, чем мы намечали. И продюсеры в этой ситуации сделали ставку на Петра Буслова. И он, и все, кто с ним пришел, наполнили съемочную площадку энергией — настоящей, не сделанной киношными средствами. Повторяю: кино продюсерское, и для многих режиссеров, которые занимаются артхаусом, просто невозможное.

— Продюсеры уже выстроили стратегию продвижения?

— Она уже вовсю осуществляется, как видите. Это тоже часть фильма, если хотите. Мы двигаем картину по всем направлениям, и не только традиционными способами. Вот выходит десятитомное собрание сочинений Высоцкого — с комментариями, дисками. Мы вообще стараемся открыть в обществе тему Высоцкого, чтобы фильм стал этапом в его посмертной судьбе.

— Вы обратили внимание на реакцию Владимира Путина?

— Да, она была достаточно сильной. Я думаю, он был искренен. Я видел, что для него это важно. Другое дело, что я не понимаю, поможет ли это нашей картине, но я этому зрителю благодарен. Кстати, я Путина видел в связи с отцом не впервые. Он человек того поколения, которому сложно было не попасть под влияние Высоцкого. Мне кажется, он под него попал.

— Не сглазить бы, но пока вроде нет попыток использовать фильм в предвыборной борьбе.

— А вы знаете, Высоцкого несколько раз пытались использовать в этих целях. Вводили его тексты в предвыборные речи, на фоне его песен что-то обещали. И эффект всегда получался отрицательным. Становясь рядом с ним, политик почему-то всегда выглядел фальшивым и неискренним.

История еще будет разбираться в феномене этого кино. Потому что оно, возможно, не ко времени такое хорошее. Люди все-таки приуготовлены к негативной реакции на него. Хотя бы по той причине, что есть живой Высоцкий в фильмах, и есть Высоцкий живее всех живых в песнях. Остальное — выдумки.

Человека, который пойдет на фильм с негативными предчувствиями, фильм переиначит, переспорит, переиграет, подчинит неожиданным и важным эмоциям. Нечто похожее произошло на спектакле «Рассказы Шукшина» команды Евгения Миронова и Чулпан Хаматовой. Когда совершенно неожиданно то, что происходило на сцене, из объекта ажиотажа на высоком государственном уровне превратилось в чудо явления живого, сокровенного Василия Шукшина.

Фильм сделал всех, кто был на просмотре, одинаковыми детсадовцами или одинаковыми зэками, словом, людьми одного социального или возрастного уровня. Я видел, что все стали равными. В небольшом зале «Мосфильма» случился сеанс психотерапии. Люди признавались друг другу в том, что их посетило общее чувство.

Прошу прощения за высокопарность, но все это слишком близко. Очень важный для Володи друг его последних лет Вадим Иванович Туманов сейчас лежит с больным сердцем, и ему просто необходимо было услышать, как прошел просмотр. Я ему сказал: «Мы шли на то, что рекламируется сегодня на каждом углу. И увидели не вторжение в личную жизнь, а скромное, деликатное высказывание сына об отце. Никита оказался человеком могучего духа». Рассказал Туманову, какие были лица у людей. Хорошо, что среди зрителей оказался один из руководителей страны, который тоже разделил с нами общее младенчество. Но в зале, повторяю, не было ни одного политика — были сограждане.