К черту ваших детей!

Меня пугают масштабы заражения российского общества вирусом человеконенавистничества, вирусом, который пожирает человеческие души. Одним из проявлений этой болезни является негативное отношение к детям в нашем обществе и к тем, кто осмеливается этих детей рожать.

Я сейчас не хочу идти по затоптанной дорожке обличения социальной политики нашего государства. Хотя эта тема тоже проблемная, однако, меня волнует гораздо больше не абстрактные нормативы и инструкции, а конкретные люди – простые русские граждане, «живущие в соседнем дворе».

Родив двоих детей, я вдруг осознала, что не могу продолжать жить в отрыве от социума как раньше, у меня больше не получиться строить из себя девочку-аутистку в наушниках и черных очках, которая проплывает как бы сквозь суетливый мир людей по своим делам. С новым грузом, новым ритмом жизни, новыми проблемами я стала ощущать себя менее защищенной, неуклюжей, неопытной, стеснительной. Я ужаснулась нашему обществу, каким оно мне предстало - злобному, безразличному, эгоистичному.

Очень редко современная женщина беременная или с ребенком на руках может поймать на себе восхищенные взгляды окружающих. Люди с детьми раздражают общество. Дети раздражают общество – слезами, криками, играми, смехом. Дети раздражают соседей, продавцов в магазинах, пассажиров транспорта. Очень редко вас с маленьким ребенком пропустят в магазине без очереди, при этом взрослые люди будут на полном серьезе сравнивать себя с годовалым малышом, утверждая, что они тоже устали и тоже вспотели. И это повсюду, кругом и везде – злоба, раздражение, нежелание отдать чужому ребенку ни капли своего пространства. Это звериное общество, в котором львы пожирают чужих котят, дабы защитить свою территорию от чужаков.

Здесь я хочу остановиться на секунду и сказать то, что в сотни раз важнее всех обличительных речей – я хочу поблагодарить всех хороших людей, которые встречались мне, и не только мне, которые элементарно открывали двери, поднимали коляску, пропускали в очереди, уступали место и хотя бы просто улыбались женщинам и детям нашей планеты. Эти люди существуют, они хорошо воспитаны, у них светлая душа, и жизнь их настолько полна, что они не бояться подарить одно мгновение этой жизни чужому малышу.

И все же я думаю, какое счастье, что нам с мужем никогда не требовалось ничьей помощи в чем-то большем, чем открывание дверей. Я с ужасом и сочувствием читаю в Гайдпарке обращения за помощью одиноких многодетных женщин, которых местные комментаторы называют свиноматками, называют их детей выводком, унижают и упрекают их за то, что «расплодились». Чужие дети воспринимаются как конкуренты в борьбе за жизнь, они лишние рты для казны, лишние пассажиры в автобусе, лишние в очереди за хлебом. Это общество вырожденцев, потому что оно настроено на вырождение.

Когда мы были с детьми в Италии, Испании, Турции, просто бродили по городам, мы были поражены тому, с какой нежностью, вниманием, любопытством относятся местные жители к детям – не работники отелей или ресторанов, а рядовые прохожие – улыбаются, протягивают руку, здороваются. Владельцы магазинов разрешали детям устраивать погром в своих лавках и удивлялись, когда я их одергивала или кричала на них по русской традиции .

В Швеции вообще почти в каждом публичном заведении есть место для детей. У них даже в оружейной палате – центральном музее страны, расположенном в королевском дворце, весь второй этаж отведен под огромную игровую комнату в исторических декорациях.

Мне вспоминались мои походы по музеям с детьми в России, где я каждую минуту выслушивала замечания и наставления от смотрителей и упреки в том, что я вообще пришла в музей с детьми.

А еще мне вспоминались рассказы моей бабушки о том, что после войны в советском обществе царили совсем иные настроения. Ее рассказы напоминают мне наши заграничные путешествия, именно так вели себя советские люди – улыбались каждому новорожденному и протягивали руку приветствия и помощи. Люди, измученные войной, настрадавшиеся, голодные, без крыши над головой, были полны жизни и любви, и каждый ребенок был чудом и спасением – символом жизни нынешней и будущей. Это было после войны.