Детство 1955...56 гг

Летом 1952 года директор завода смог вздохнуть спокойно. Меня отправили на деревню к бабушке. Зиму мы перезимовали, а весной они решили перебираться в рабочий поселок Саракташ. В Саракташе был станкостроительный завод «Коммунар», а с армии должен был прийти их  сын Василий, мамин брат. К тому же и родители хотели переехать туда-же. Отец хотел работать на этом заводе.

Получили в Саракташе участок на окраине поселка, разобрали сруб и перевезли туда. Помню смутно. Пока строили дом, жили во времянке (потом она стала сараем). Рядом с ней был курятник, крытый ветками, на которые сверху  насыпали землю. К срубу пристраивали еще комнату с сенями.         Второй сруб - пристройку дед с дядей Васей вывели по высоте почти вровень с первым, но последнее бревно  закрепить не успели и ушли обедать. Я залез наверх и стал бегать по этому бревну, оно качнулось, и я нырнул головой вниз, пробил крышу курятника и задавил курицу, которая высиживала яйца. Все страшно перепугались, но я даже не поцарапался, только был весь в курином помете и в яичных желтках!

А еще я украл у деда кисет с махоркой и бумагой, засел в уборной, свернул цигарку и стал курить. Бабушка увидела дым, обернулась, а дед на срубе. Меня выволокли из уборной и дали «леща».

В мае 1953 года приехали родители и всем стало полегче. Отец устроился на завод технологом, дядя Вася - учеником токаря. Дед строил дома, бабушка с матерью - по хозяйству. Мать была беременна сестрой.

О тех временах в памяти осталось несколько эпизодов. Через два дома от нашего был глубокий овраг. На той стороне оврага был всего один порядок домов, а дорога перед домами была под уклон в сторону оврага. Было это ранней весной, в овраге была вода, покрытая довольно крепеньким льдом. Я шел по этой улице, поскользнулся, съехал в овраг, пробил лед ногами и ушел под него. По улице шел парень с работы, он все это видел и спрыгнул в овраг прямо на лед, обломал его и вытащил меня на берег. На нашей стороне дети видели, побежали к нам домой и кричали, что я утоп. Прибежали родители, а парень вел уже меня домой. Сушиться он не стал, а побежал домой мокрый. Я опять болел воспалением легких.

Второй эпизод: высокой ограды между домами пока еще не было. Повадился соседский петух топтать наших кур, а нашего петуха забивал до крови. Отцу это очень не понравилось и он начал нашего петуха кормить мясом. Через пару недель слышим, на улице дым коромыслом. Дерутся петухи. И наш петух чуть того не убил. Еле их растащили. Соседского петуха пришлось хозяевам зарезать, так как он перестал, есть и совсем захирел.

Еще ранней осенью дед шел из пивнушки домой и у бани в золе увидел шевелящийся комочек, который отчаянно пищал.

Это был щенок, совсем крохотный, а в золу залез от холода. Дед его пожалел, сунул за пазуху и принес домой. Бабуля его очень ругала. Худо-бедно, из него выросла огромная псина, похожая на волкодава. У него была скверная черта, когда кто-нибудь заходил во двор, он прятался за сенями, а когда человек собирался уходить, то нарывался на оскаленную пасть. В те времена двери на замки не закрывали, и можно было зайти в дом, даже когда нет хозяев. Так «Буян», так звали пса, продержал почтальона полдня и порвал ему штаны и сумку. Помню, почтальон здорово орал и грозился нас оштрафовать.

Я мечтал о большом велосипеде, и хотел,  чтобы Буян ловил волков. Тогда за сданную шкуру волка можно было купить два велосипеда. Я стащил у деда ремень, утыкал его гвоздями и одел ему вместо ошейника. Теперь надо было отрезать ему хвост и уши, но нож мне стащить не удалось. Стали допытываться, для чего он был мне нужен. Пришлось сказать, и они спасли ему хвост и уши, уговорив меня не делать этого. Он был чуть ниже меня ростом, а меня боялся больше всех. Я его частенько колотил, но в то же время воровал для него хлеб и кости и поэтому он подлизывался ко мне.

Меня не оставляла мысль о велосипеде, и я решил выливать сусликов. Мне нужно было примерно штук сто. Пошел я на луга, таскал воду из озера чуть ли не за километр, вылил штук шесть. Принес в ведре домой, зашел в хату, а когда вышел, он уже доедал последнего суслика. Я его отлупил его же цепью. Он визжал, как щенок. Выскочили дед с бабкой, отобрали у меня цепь и долго меня ругали, но велосипед все-таки купили. А «Буян « на следующий день опять стал ко мне подлизываться.

В апреле 1954 года родилась сестренка Ирина. Помню, на меня это не произвело большого впечатления. Все вокруг занимались только ею, а я был рад, что на меня стали обращать меньше внимания и стало больше свободы. Помню только, что орала она низким голосом и требовала к себе много внимания.

 У отца на работе что-то не заладилось, и он уехал в июне 1954 года в Ташкент, на старое место работы.                                                                               К тому же, дядя Вася стал гулять со своей наставницей по токарному делу Машей, и все шло к женитьбе, а жить им было негде. Мне, кажется, что поэтому родители уехали.

Мать с Ирой уехали в августе, и я опять остался один у деда и бабули. (Через два дня после отъезда матери под Тоцком  Жуков Г.К. взорвал водородную бомбу). Тетя Маша была токарем высочайшего последнего разряда, так как с детских лет всю войну простояла за станком. Была она очень доброй и умной (дядя Вася, кажись, её побаивался). Но здоровье у нее было слабое, война наложила свой отпечаток.

Пошли мы однажды на рыбалку, на Сакмару. Я,  она и дядя Вася. Мы, конечно, захватили лучшие места, стали прикармливать рыбу. Тетя Маша села недалеко в неудобном месте, закинула удочку, достала толстую книгу и стала читать, изредка поглядывая на поплавок. Мы с дядькой только ухмылялись, глядя на это. Настало время идти домой, мы достали свои куканчики с окушками и плотвичками и стали ее звать. Она смотала удочку и вытащила из воды свой кукан с крупной плотвой и подлещиками. Мы с дядькой только переглянулись и спросили, на что она ловила. Она сказала, что на хлеб, так как червей мы ей не дали. В другой раз я подглядел и понял, почему она ловила крупную рыбу. Тесто она сажала на крючок большими кусочками и мелочь не могла ее сожрать, а тащила она тогда, когда поплавок пропадал совсем, а в остальное время читала книгу. Но мне так ловить рыбу было скучно, так как ловилось редко.

Немного о дяде Васе. Призвали его по возрасту в 1945 году, но по указанию Сталина этот призыв на фронт не отправили (использовали людей из освобожденных территорий), зато служили они почти семь лет и демобилизовались в 1952 году. Дядька служил на Сахалине мед братом. Однажды случилось так, что ему пришлось принять роды у жены своего командира. Роды были сложными, но прошли успешно. Жена командира разнесла про это по всему Сахалину и его стали возить принимать роды чуть ли не ко всем женам офицеров. Его дело солдатское, есть! – и поехал. В любое время года на  Виллисах, бронетранспортерах, на артиллерийских тягачах колесил он по Сахалину. Что-то все-таки в нем было. Он снимал боль у рожениц и правил детей в утробе при неправильных положениях. Отпустили его с Сахалина с большим трудом, но на гражданке он фельдшером стать не захотел. Говорил, что он и так насмотрелся на Сахалине.

 Поженились с тетей Машей они в 1955 году. В 1956 году родилась дочь Наташа, а где-то в 60 годах тетя Маша умерла от чахотки, оставив дочь сиротой.

Осенью бабуля отправила меня домой в Ташкент. Посадила в Оренбурге в поезд, договорилась с проводником, что в Ташкенте меня встретят и… вперед! Поезда тогда ходили от Оренбурга до Ташкента  трое с половиной суток. Восемь-десять плацкартных вагонов тащил паровоз. Первые вагоны были черные от сажи. Как только поезд трогался, все раскладывали свою снедь и трое суток беспрерывно ели (с перерывом, конечно на сон), и наперебой друг - друга угощали. Поезд на станциях стоял долго, и все бежали вперед или назад за кипятком. На всю длину станции стояли лавки, на которых чего только не было, перечислять - времени не хватит. Все стоило сущие копейки. Естественно, весь вагон за мной присматривал, ведь я ехал один и был этим очень горд.

В Ташкенте меня встретили родители и привели домой. В то время от завода нам дали бывшую конторку за литейным цехом. Было там две маленькие комнатки и длинный узкий коридорчик между ними. Я жил в маленькой комнатке, а родители с сестрой – в «большой».

 Топили печку мы коксом, который брали на площадке. Но из большой кучи не брали, а выковыривали из земли около нашего дома. Однажды я ковырял кокс железкой, а тут идет директор со своей свитой. Увидел меня и говорит своим сопровождающим: - «хватайте его, он кокс ворует, наконец – то мы его в тюрьму посадим!…» Зря он это сказал!.… В этот же день я подсунул уголок со штырем под колесо его машины. Шофер не заметил и пропорол покрышку вместе с камерой. Машина была заграничной, трофейной «Хорьх», кажется. Запасного колеса не было. Директор всегда и так допоздна оставался, а тут пришлось ждать, пока пригонят другую машину. Мало того, что домой приехал часа на два позже, да еще простудился, так как машина была без верха. А я уже после этого таскал кокс из большой кучи (если родители не видели).