Новочеркасск 1 ноября. (перепечатка Голосъ казачества № 5 • стр.54-56 • 1 ноября 1911 г

Одной из наиболее действительных мер к поднятию на должную высоту когда-то могучего духовного облика казака будет уничтожение без остатка искусственно привитого казачеству „панства” и „хамства”. Насколько важен этот вопрос в военном отношении видно из того, что он неоднократно возбуждался на страницах военной и общественной печати и подвергался беспощадной критике авторитетных писателей, видящих в „панстве” и „хамстве” чуть- ли не главное зло в среде русской армии. При этом заметим, что в регулярных войсках еще до сих пор в силу вековых традиций народной жизни, когда в офицеры мог попасть только природный дворянин помещик, а контингент нижних чинов доставляла крепостная масса русского крестьянства, среди солдат непоколебимо держится взгляд на офицера, как на „барина”, хотя по современным условиям жизни, в регулярной офицерской среде вряд-ли найдется 25% родовых „бар”, остальные же 75% вышли из того-же народа и в весьма недавнем времени. У нас, казаков, приблизительно со времен великого преобразователя русской земли Петра I-го, властной рукой уничтожившего многие старинные казачьи права, начало зарождаться сословие „благородных”, т. е. получивших за свои заслуги перед Царем и Отечеством регулярный чин. Казачьи звания: есаула, хорунжего, сотника и войскового старшины за чины военным уставом не признавались и имеющие их начальники не признавались за офицеров и даже, при Екатерине I-й, наказывались в армии палками и плетьми. Казачье офицерство и чиновничество невольно под давлением честолюбия и общественного русского мнения привило себе, с течением времени у многих укоренившуюся уверенность в своем особом „благородном” происхождении, т. е. стали гордиться не заслугами и боевой славой всего войска и всей казачьей общины, как было раньше, а заслугами своих семейных предков.
Крепостные крестьяне и выделение из казачьей массы на большие земельные участки еще более способствовало этому кровному обособлению и только дух казачества, крепко сидящий в каждой казачьей голове независимо от ее общественного положения, спас для современной жизни в лице дворян не только культурных и развитых людей, но и в большинстве случаев глубоко дорожащих родной стариной казаков. Особенно в последнее время замечается стремление казачьего дворянства к более тесному сближению с казачьей массой для совместной культурной и общественной деятельности: казачье дворянство открыто заявляет о своей полной солидарности с казачьими взглядами на будущее и о своей готовности отстаивать перед обществом и историей насущные нужды и историческую самобытную жизнь казачества.
Следовательно вредное действие слова „панство” в общественной казачьей жизни парализуется, отчасти самими представителями дворянства, отчасти-же сохранившейся еще до сих пор в казачьей душе уверенности об историческом единодушии всего казачества без различия общественного положения.
Но в военной жизни дело обстоит не совсем так.
Там в силу военной дисциплины, слово „благородный” приобретает какое-то особое значение, особую касту. Недавний сын казака, выросший среди станичных нравов и обычаев, получив благодаря трем годам, проведенным в военном училище наименование „благородного” и укрепляемый в этом постоянными обращениями к нему казаков: „Ваше Благородие”, в конце концов, как это ни странно, сам уверяется в своем благородном происхождении и требует называть себя „барином” или „паном”.
В наше культурное время, когда общество выделяет из своей среды лучших сынов не за происхождение, а за личные качества, подобное родовое предпочтение ненормально, а в казачьем быту так прямо опасно.
Необходимо изгнать из военного обихода титулование „Ваше Благородие!”, заменив его общим обращением снизу до верху с прибавлением слова „господин” (например: „господин сотник!”, „господин полковник” и др.).
Всем противникам этого необходимого мероприятия, боящимся, что с уничтожением титулования подорвется авторитет начальства, мы ответим, что, во-первых, как сказано уже выше, у солдат особь статья, а у казаков совсем другая, а, во-вторых, пусть развернут историю да почитают про отношения казачества к своим выборным атаманам и, позднее, к своему-же, не обладающему регулярными чинами офицерству, которое попросту величалось „Иванами Ивановичами” или „Степанами Семеновичами”, а то и просто вроде „батюшка есаулушка!”.

Там ясно видно, что при таком сердечном обращении существовала железная дисциплина; тогда казаки и Измаил брали, и в Азове отсиживались, и 12-й год прослужили, и без счета еще найдется примеров.
Вот и необходимо поддержать во внуках старую единодушность, старую славную кровь, не признававшую никаких преимуществ, кроме личных заслуг. Возьмем наконец западные армии, там везде за очень малыми исключениями принято называть начальника по чину с прибавлением слова „сударь” или „господин”, что совершенно равносильно родному казачьему „батюшка” и, следовательно, совсем не будет новшеством в военном быту, а, наоборот, даст казачеству ту необходимую духовную спайку, малое присутствие которой так ярко бросалось в глаза за последнюю японскую войну.
„Панство” духовное необходимо всему казачество, „панство” же наружное отдельных лиц ненормальное явление. Да, господа, ближе становитесь к казаку, не бойтесь этого шага с титулованной ступени, сойдя с которой и протянув доверчиво руку помощи казаку вы поможете ему подняться хотя на одну ступень ближе к вам, на ступень духовного развития, и удержите его, быть может, от многих нелепых поступков, вроде бунтов по лагерям, не угрозой репрессий, а властным и авторитетным словом казачьей старшины.
Наряду с изгнанием показного „панства” надо обратить внимание и на „хамство”, как на непременный спутник первого термина; мы хотим этими словами указать на ненормальность положения казаков-денщиков. Это звание никогда не пользовалось популярностью среди казачества. До сего времени строевые казаки с нескрываемым презрением называют денщиков в глаза „холуями” и жестоко над ними подсмеиваются, забывая что в силу устава отбывание службы денщиком является общей воинской повинностью.
Еще со времен Платова казаков запрещалось брать в денщики и для этой цели к казачьим офицерам назначались для прислуги или солдаты строевых частей по распоряжению начальства, или-же крепостные люди.
Не говоря уже о том, что, попав в денщики, казак умирает для строя и, чтобы как-нибудь отплатить за насмешки товарищей по сотне, начинает презрительно относиться к „строевым”, он, находясь в полном распоряжении офицерского семейства, должен исполнять часто совершенно несвойственные воинскому званию обязанности и работы, к каковым можно отнести уборку нечистот, вождение на прогулку „панских” собак, и много других подобных.
С другой стороны офицер ни в коем случае не может обойтись без ответственного и дисциплинированного слуги. Где-же выход из этого запутанного положения?
Ответ может быть лишь один: уничтожение без остатка „хамства”!
Офицеру, собственно говоря, необходим помощник, который, будучи предан одной с ним цели и служа одной и той-же идее обязан хранить военные тайны, исполнять необходимый физический труд и заботиться о продовольствии своего начальника. Но при всем этом, такой казак должен прежде всего быть воином и воином не последним в рядах „товарищей”, не калекой, не пропойцей, не испорченным с детства обществом каких нибудь железнодорожных мастерских или угольных рудников.
Другими словами это любой из подчиненных офицеру казаков, который неся обязанности телохранителя, будет называться не обидным для казачьего уха наименованием денщика, а родным казачьей обстановке словом „вестовой”. Такой вестовой во всяком случае должен быть освобожден от подчас тяжелой обязанности повиноваться членам офицерского семейства, чуть не грудным детям.
Но при этом он должен сохранять к ним строго почтительное уставное отношение с законной ответственностью за нарушение.
Для обслуживания же семейных нужд офицеру необходимо нанимать соответствующую прислугу со стороны, которая и заменит офицерскому семейству в щекотливых случаях денщика. Нечего и говорить, что на наем такой прислуги должны отпускаться особые деньги по чинам, начиная с 10 рублей в месяц с правом бесплатного довольства с котла казачьим пайком. Что-же дороже для нашего отечества: лишний грошевой расход или-же слава и духовное процветание казачества – пусть решит неизбежное терпеливое время.