Гражданская история безумной войны

На модерации Отложенный

ГЛАВА ИЗ КНИГИ

Глава 1. Почему победили большевики?

ПОЧЕМУ ПРОИГРАЛИ БЕЛЫЕ?

О причинах поражения белых написано много. Особен­но много писали сами белые, в эмиграции. Для красных-то все было ясно: на их стороне объективные законы ис­тории.

Большинство белых сходились в том, что причины по­ражения — чисто военные. Вот если бы во время наступле­ния под Орлом в 1919 году не надо было снимать войска против Махно... Если бы Деникин принял план Врангеля и соединился бы с Колчаком... Если бы Родзянко энергично пошел на Петроград...

Иногда даже писали о том, что вот, если бы Колчак на Урале не разделял бы армии, а единым кулаком ударил бы на Самару, потом на Казань, то катились бы большевики до самой Москвы!

Почему-то не принято было задавать вопросы: а почему вообще возник Нестор Махно? Почему за ним пошли? А если уж Махно был, то почему он не шел вместе с Деникиным? Почему пришлось воевать и с большевиками, и с ним? А ведь без этих вопросов все непонятно. Все и правда сводится к тактике отдельных сражений и к мудрости тех или иных решений военачальников.

Уже стало общим местом, что белые разрозненно насту­пали с окраин, в то время как у красных были преимущес­тва центральной позиции.

В СССР скрывалось, что белые армии были намного малочисленнее Красной, что они хуже снабжались, были порой полуголодными и полураздетыми.

Но почему белые не объединились? Почему их было мало? Почему они оставались бедны?

Как всегда и во всякой гражданской войне, за военными причинами стоят причины политические. Начнем с того, что воевали не только белые и красные. На Первом этапе Граж­данской войны, в 1918 году, белое движение вообще слабо оформилось, а Красная Армия только начала создаваться.

ПОЧЕМУ ПРОИГРАЛИ РОЗОВЫЕ?

Почему розовые правительства социалистов оказались еще меньше способны сопротивляться большевикам, чем белые? Ответ очевиден: за ними мало кто пошел. Эсеры были популярны в крестьянстве. Крестьянские восстания принимали эсеровские лозунги. Многие крестьянские вожа­ки называли себя эсерами, а другие — анархистами.

Но за «городскими» крестьяне не шли, и права руко­водить собой — не признавали. Они не шли в Народную армию Комуча и в Народную армию Чайковского.

В результате эсеры, анархисты, меньшевики и прочие горожане оказались политиками без масс и генералами без армии.

А БЕЛЫЕ?

Колчак и Деникин пользовались большим уважением, чем полузабытые Чернов и Авксентьев. К Чайковскому народ не пошел, а под командованием Миллера охотники во­евали бесстрашно.

Но когда Колчак начал массовые мобилизации, резуль­татом стали восстания и массовое неподчинение. Крестьяне за ним не пошли.

И казаки за белыми не пошли: они воевали с красны­ми сами по себе. Краснов не хотел подчиняться Деникину. Анненков и Белов не подчинялись Колчаку. Семенов вооб­ще создал собственное правительство, и плевать хотел на Колчака. Терские казаки уважали Врангеля, но нарушали его приказы, когда он не велел трогать евреев и сгонять с земли кабардинцев.

Белые не смогли создать массовую белую армию. Их армии всегда были малочисленными дружинами людей од­ного класса, одного типа. Как только белые армии вырас­тали в численности — они утрачивали свое качество. А 3, 5, даже 10 тысяч врагов красные задавливали числом, уже независимо от качества.

Почему?!

Ответ не военный, а политический: потому, что у белых не было единой мощной идеи.

Непредрешенчество оборачивалось тем, что белым было нечего сказать 90% населения.

Белые могли сказать, ПРОТИВ чего они выступают. Но не могли внятно объяснить, ЗА что они борются.

Не было идеи — не было сплочения тех, кто готов во­евать за эту идею.

Не было идеи — и у самих белых не оказалось доста­точной воли для воплощения этой идеи в жизнь. Им са­мим было не за что воевать, некого сплачивать и незачем делать политику.

Некоммунистическая Россия была невероятно раздроб­лена. В феврале 1917 года она распалась на народы, сосло­вия, классы, партии, группировки. Белые не сумели объеди­нить эту Россию.

Врангель попытался это сделать, да поздно. Можно ! только гадать, что получилось бы, начни он воплощать свои идеи не в 1920, а в конце 1918 года.

Для Врангеля реформы — это и есть оружие Граждан­ской войны. Могло ли сработать это оружие? Наверное, да... Но при условии, что белое и красное государства будут дол­го жить бок о бок. Как ГДР и ФРГ, как Северная и Юж­ная Корея. Только тогда станет очевидным преимущество одного строя над другим.

«Осуществлять этот замысел летом 1920 г., когда Крас­ная Армия достигла многократного превосходства, было поздно. Неспособность белых сразу, а не «после победы» решать насущные вопросы правопорядка и устройства пов­седневной жизни в союзе с крестьянским большинством на­селения — одна из главных причин крушения Белого дви­жения».

БЕЛАЯ ИДЕЯ

За что же воевали белые? За имения? За свои фабри­ки и заводы? Но даже у аристократа Колчака отродясь не было имений. И у Юденича не было. Деникин — вообще внук крестьянина. Корнилов — сын рядового казака. Глупая ложь, что они защищали свои невероятные богатства.

Тогда — за что?

Идеи для ВСЕХ у белых не было. Но идея для СЕБЯ у белых была. Это была идея сохранения и продолжения России. Вопрос только, какой России? России русских ев­ропейцев. России образованного слоя, который в 1917 году насчитывал от силы 4-5 миллионов человек. Еще пример­но столько же русских туземцев готовы были войти в этот слой, принять его представления, как свои собственные. Для этих 7-8 миллионов из 140 было очевидно, что имен­но следует сохранять и зачем.

В Гражданский войне этот народ русских европейцев раскололся, разбрелся по политическим партиям и течени­ям. И социалисты, и коммунисты — тоже русские европей­цы по своему происхождению и сути.

Одни русские европейцы хотят отказаться от самого европейства для увлекательного, благородного и жуткого

эксперимента — коммунисты. Они мыслят себя «еврокос-мополитами передового человечества».

Другие хотят разных типов социал-демократии — эсеры, меньшевики, анархисты.

Третьи хотят продолжения и развития исторической России, — это белые.

Они хотят сохранить уютную Россию интеллигенции, встающую со страниц Булгакова и Пастернака. В этой Рос­сии лежат стопки книг в коричневых корешках на пианино, глядят предки с картин и фотографий на стенах. Это очень симпатичная Россия, но 90% тогдашнего населения бывшей Российской Империи не имеют к ней никакого отношения. Они не будут воевать и умирать за идею ее сохранения.

При этом подавляющее большинство русских евро­пейцев ни в чем не хотят участвовать, ни к кому и ни к чему не примыкают. Все политические группировки очень и очень малочисленны... Белых попросту мало, считанные десятки тысяч боеспособных мужчин на всю колоссальную Россию.

ВНУТРИ БЕЛОГО ЛАГЕРЯ

Белые постоянно грызлись между собой. Они были еди­ны в первые смутные дни, а потом... Деникин не любил Колчака и «придерживал» Врангеля. Май-Маевский очень не хотел, чтобы Москву взял несимпатичный ему Кутепов. Врангель интриговал против Деникина.

Родзянко злился на Юденича за то, что Юденич ум­нее и удачливей. Вермонт присвоил титул князя Авалова и предал Юденича и Родзянко, чтобы попытаться посадить на престол нового царя-батюшку.

Слащев вел переговоры с большевиками, чтобы убрать Врангеля и сесть на его место.

Колчак матом ругал Деникина и Май-Маевского за не­решительность и трусость.

Каппель угрюмо отмалчивался, и за это ему тоже доставалось. Пепеляев тоже ругал ма­том — но уже Колчака, и тоже за нерешительность.

1енералы вели сеоя так, словно все предрешено, их гос-сия просто не может быть не спасена. Еле мерещился ус­пех — и они тут же утрачивали единство. Интриги заменяли согласие, все тонуло в тумане выяснения, кто тут самый большой и важный.

ТИПИЧНЫЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ, ИЛИ: БЕЗ СОЮЗНИКОВ

Белые вели себя так, словно все обязаны разделять их убеждения. В этом они были типичнейшими русскими ин­теллигентами. Они не желали понимать, что, кроме них, в России поднялись новые могущественные силы, и без под­держки этих сил они погибнут.

Они вели себя так, словно им не нужны никакие союз­ники. У них были принципы и убеждения. Они не могли... простите, они не желали поступаться своими принципами и убеждениями. В том числе своей наивной верой, что Рос­сийская Империя должна быть вечна.

В самой России идет Гражданская война, армии Фин­ляндии и Польши сильнее любой отдельной из белых и из красных армий. Армии Эстонии и Грузии по меньшей мере не слабее, это необходимые союзники.

Пойдите на союз с Финляндией! Признайте ее незави­симость! Стисните зубы и согласитесь даже на рождение новой Речи Посполитой «от можа до можа»! Если вы сдела­ете это, Запад начнет помогать вам совершенно по-другому. Армии Маннергейма и Пилсудского двинутся на Петроград и Москву. Тогда вы потеряете колонии, но сохраните Рос­сию. И себя во главе этой России. Ведь стократ лучше со­хранить часть бывшей Российской Империи, чем проиграть всю Россию и до конца.

Если вы никак не можете поступиться идеей «единой и неделимой», то хотя бы врите, лицемерьте!

Но кто мешает признать идею социализации земли? Раз она необходима и дорога крестьянам? Опять же — не хо­тите честно пойти на компромисс?

Большевики поступали именно так: создавали с эсерами и анархистами общее правительство, а сами воротили что хотели. И передавили горе-«союзников», когда те переста­ли быть нужны.

Но белые отказались от любых компромиссов, от любых сделок и с националами, и с другими политическими сила­ми. Они считали, что если они морально правы, то могут идти против большевиков и одни, без союзников.

ПОЧЕМУ ПРОИГРАЛО КРЕСТЬЯНСТВО?

Предельно коротко: весь Петербургский период нашей истории, с Петра и до 1917 года, существовала Европейская Россия, петербургская. А рядом с ней жила Туземная Рос­сия, народная. Россия, доживавшая представления и нормы более раннего, Московского периода нашей истории.

Русские крестьяне, последние московиты, привыкли -все дела по управлению Империей ворочают не они. Их дело — заниматься проблемами чисто местными. Как му­жики времен Разина, как казаки времен Пугачева, они не желают уходить из своих родных мест.

Пока их не трогают — они готовы подчиняться всем, кто только командует из городов... Крестьянская масса хотела только одного: чтобы ее оставили в покое и не втягивали в гражданскую войну.

Все равно втягивают, но и тогда крестьяне защищают свои дворы, деревни, самое большее — свои губернии. В армию, которая защитила бы всех, всю Россию, они совер­шенно не стремились. У повстанцев в Ярославле они взя­ли винтовки... И разошлись почти все, оставив оружие для своих и только для своих целей.

Крестьянство проиграло потому, что оставалось тузем­ным!

Казаки вели себя почти так же. Чем дальше от своих станиц, тем неохотнее воевали они. Донские казаки после рейда Мамантова повернули не на Москву, а на Дон. Се-миреченские казаки воевали только у себя. Забайкальские

казаки не хотели помогать Колчаку: у них свой атаман Се­менов, свои проблемы. Уссурийские казаки били красных уголовничков Лазо, но тоже Колчаку не помогали.

Терские казаки отменно воевали с Узун-Ходжой, но грустили на Украине и в России. Вроде за белых. Но сто­ило белым начать проигрывать, они заняли нейтральную позицию.

Уральские и оренбургские казаки тоже не хотели идти в Россию... ну, и оказались в конце концов... кто уцелел — куда дальше от своей земли — в Персии.

А белые проиграли потому, что не смогли сплотить про­тив большевиков всей остальной России. И остались кучкой идущих против умного, гибкого, жесткого противника.

Политически белые были нули. Бездарности и ничто­жества. А гражданские войны выигрываются не военными. Гражданские войны выигрываются только политически.

ПОЧЕМУ ВЫИГРАЛИ КРАСНЫЕ?

У красных была идея!

Грандиозная идея. Может быть, это вообще самая гран­диозная идея за всю историю человечества. Им было для чего истязать, мучить, заставлять самих себя совершать лю­бые усилия и сверхусилия. Ведь они строили новый мир, новую Вселенную, где все будет иначе, чем сегодня.

У них был смысл заставлять других. Идея была такая грандиозная, такая ослепительная, что, право, имело смысл принуждать других людей бороться за эту идею. Справед­ливый Рай на Земле.

Идея прямо позволяла врать, выдумывать, манипули­ровать. Разрешала сама по себе — такая уж это идея. И разрешала в том смысле, что уж очень была грандиозная. Во имя ТАКОЙ идеи можно было и наврать с три короба, и заключить союз хоть с самим чертом.

Красных было немного... В смысле убежденных крас­ных, красных фанатиков. Были красные курсанты, поющие «Интернационал» перед расстрелом, и были генералы, от-

казавшиеся перейти на сторону врага ценой собственной жизни. Но это была кучка... Убежденных красных, наверное, даже меньше, чем убежденных белых.

Но осененные своей сверх-идеей, большевики сделали три важные вещи, на которые оказались неспособны в Рос­сии все остальные политические силы:

1.  Они были совершенно беспринципны: во имя идеи. Они все и всем обещали, заключали любые союзы, легко отказывались от союзов и союзников.

Большевики договорились с националистами: отпусти­ли их из Империи как бы раз и навсегда. (Потом оккупи­руют или притянут.)

Договорились с крестьянами: дали им землю. (Потом обобществят.)

Договорились с рабочими: дали им трудовое законода­тельство и объявили пролетариат солью земли. (Потом пре­вратят в госрабов.)

Договорились с эсерами и анархистами, взяли их в свое правительство. (Потом уничтожат.)

Договорились с бандитами, сделали Котовского и Гри­горьева красными командирами. (Потом ликвидируют.)

Он всем всё давали, еще больше обещали, и в конце концов договаривались со всеми, кто оказывался им нужен в данный момент.

А разбив врага силами коалиции, предавали союзников по коалиции и били уже нового врага. Набрав силу, все ме­няли в своих интересах.

2.  Большевики строили систему. Свою систему. Страш­ную систему террора, ВЧК и Северных Лагерей, партий­ных кампаний и распределительной системы. Но это была система. Большевистская Система позволяла использовать всех жителей России.

Коммунисты объявляли свои убеждения единственно правильными, единственно возможными и единственно на­учными. А тех, кто так не думал, расстреливали и принуж­дали. Любыми способами. И люди, которые вовсе не были коммунистами, начинали работать на их Систему.

Свои государственные системы создавали националы. Но у них-то как раз и были идеи, по силе сравнимые с коммунистической. Идею национальной независимости Финляндии и Грузии разделяли очень многие в этих стра­нах. Перед лицом внешней опасности на эту идею начинали работать даже те, кого не очень волновал национализм. Не хочешь под большевиков? Бери винтовку!

В результате взяли винтовки очень многие финны, эс­тонцы и поляки. Самые сильные армии после Красной Армии — национальные армии. Красная Армия проиграла войны с прибалтами, финнами и поляками.

Некоммунистическая Россия постепенно разваливалась, доживала то, что люди наработали до 1914 года. А Совет­ская Россия росла не по дням, а по часам, и развивалась.

До лета 1918 года Советскую республику можно было брать голыми руками. Пойди немцы или союзники на Мос­кву силами трех добрых дивизий, и Советская Власть рух­нула бы в одночасье. Пойди на Москву Деникин в октябре 1918 года теми силами, которыми он пошел только в ок­тябре 1919 — и он, скорее всего, взял бы Москву.

Но уже к началу 1919 года армия Советской Респуб­лики превращается в грозную силу... К 1920 РСФСР уже не возьмешь ни белыми армиями, ни тремя дивизиями со­юзников.

3. Все понимают, что армия — это только часть стра­ны. Можно погубить всю армию — но во имя страны и народа. Часть можно отдать во имя целого, но не целое же ради части.

Все думали, что Россия — это целое, а политики, ар­мии и бронепоезда — это часть. Никто не захотел бы гу­бить Россию ради самой замечательной армии: смысла нет никакого.

Красные строили свою Красную Армию для создания Земшарной Республики Советов. Большевики мыслили масштабами всего Земного шара... В таких масштабах Рос­сия превращается вообще в малую часть целого.

Не случайно главным создателем Красной Армии ока-

зался Лев Троцкий — рьяный интернационалист, самый убежденный сторонник Мировой Революции. Человек, аб­солютно убежденный, что революция в России — только начало. «Чтобы выиграть Гражданскую войну, мы ограбили Россию», — откровенно признается он.

Та мера разорения, насилия, жестокости, перед чем ос­тановятся любые другие политические силы, не остановит большевиков. Им не страшно губить Россию, потому что их родина — весь мир! Но в результате при большевиках Россия достигла пика своего могущества.