Глава 9. Если рабы не мы, то кто мы?
ПРОВИНЦИЯ, роман без вымысла
Часть 1. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ИГОРЯ ДЕДКОВА, ИЛИ БЕГИ, А ТО УМРЁШЬ
Удивишь нас, как же, болью!
Пусть свежа, как кровь в порезе.
Гнев вчерашний выпал солью:
Ложкой ешь - и сколько влезет...
Предыдущую главу, наверное, следовало бы переписать. Зря ударилась в полемику с мертвыми строчками, перенабирая старую статейку. Но - гнев выпал; не перегорело, выходит, это в душе и за прошедшие годы...
А тогда было только глубокое огорчение. И еще созрело понимание, что памятники великим людям прорастают порой трудно, - как растения сквозь асфальт. Возможно, иногда нужно, чтобы для ускорения процесса кто-то прошиб этот асфальт лбом.
У меня не было ни терпимости, ни терпения относительно создавшегося положения, хотя верила: убогое и временное схлынет, а вечное и прекрасное останется и без моих усилий.
Но, как писал Дедков: "Живое время - это должно быть не только то, как мы живем, работаем, растим детей, но и то, что помним, о чем думаем, чего хотим, что видим и что понимаем".
То, что памятник Дедкову на костромской земле рано или поздно прорастет, в то время сомнения у меня не было. Вроде, можно было отступиться, понадеявшись на эволюцию: уйдут те, кто сейчас жаждет, чтобы город забыл Игоря Александровича, личные его недоброжелатели, а новое время все расставит по местам...
Но почему наше время мы должны уступать мелким себялюбцам, мнящим, что настоящее, большое, можно замолчать, отодвинуть? И так ли уж их много?.. Усвоение результата трудов Игоря Александровича необходимо нашему больному обществу, а переименование библиотеки - повод, чтобы обратиться к его наследию. "Критика не умеет привлекать к себе внимание широкой публики", - когда-то обмолвился Дедков...
"Верить в эволюцию, в ее мудрость и единственную разумность - надоедает. Рассудок приемлет только ее, а живое чувство противится, желает перемен сейчас, а не после нас. Иногда трудно не быть революционером". - Так "отвечал" Игорь Александрович на мои сомнения... А что касается эволюции,- как знать, может быть, мое живое чувство нетерпения и есть составная этой самой эволюции? Ведь линия, по которой движется общество, есть равнодействующая многих сил и силенок - опять же по Дедкову.
Перечитывая его строки, думала и о том, что зачем-то же оказалась в это время на том месте, где некогда работал Дедков? Неужели затем, чтобы с моей-то энергией нетерпения сложа руки сидеть и наблюдать, как дорогие костромичи, сводя значение великого гражданина к формулировке "хороший человек", забывают, что благодаря ему "Провинция" в столицах произносилась с большой буквы и натягивают могильную плиту на память о нем в городе, в котором он прожил 30 лет?
Они не желают видеть имя его на фасаде главной библиотеки, не желают присуждать литературную премию его имени, а напротив - желают заменить ее на премию имени другого литератора. Стоп, с историей о премии я забегаю вперед...
Наиль Биккенин, главный редактор журнала "Свободная мысль", писал: "Не знаю, сколько членов Союза писателей было и есть в Костроме, но одно то, что там 30 лет жил и работал Дедков, делало этот город одним из духовных центров России... Здесь, в провинции, он разыскал и прочел "Вехи", Бердяева, Струве, Розанова, других русских мыслителей - задолго до того, как они стали московской интеллектуальной модой (да, добрался Игорь Александрович до таких глубин архива, до которых не добралась Крупская! И знали наши библиотекари, что он читал, а вот зачем, кто из них потрудился осмыслить и написать? -В.А.).
Далее Биккенин хвалит костромичей - мол, бережно относятся к памяти великого земляка, проводят ежегодно Дедковские чтения, - очевидно, из столицы это так и видится, "а вот общероссийское телевидение - даже не упомянуло о чтениях...". "При всей своей эрудиции, энциклопедичности знаний Игорь Дедков начисто был лишен какого бы то ни было интеллектуального кокетства - излюбленного занятия поверхностных умов, щеголяющих обрывками чего-то читанного и увиденного, что в моде и имеет рыночный спрос". Биккенин приводит слова Андрея Туркова о Дедкове: "Между тем, обладая кое-кто другой его биографией, то уж верно громко заявил бы о себе по меньшей мере как о "прорабе" перестройки, если не о многолетнем диссиденте". "Игорь Александрович был среди кандидатов в помощники Горбачева по вопросам культуры. Почему Михаил Сергеевич не остановил свой выбор на нем, не знаю, но уверен, что будь он помощником - это пошло бы на пользу и культуре, и самому Горбачеву. Известно, что в "новые времена" Дедков дважды получал предложение стать министром культуры, главным редактором одной из центральных газет, но остался в нашем журнале..." Который, благодаря в немалой степени Дедкову стал действительно "перестроечным" изданием - с новыми темами, новыми авторами, среди которых были лучшие умы страны. Почему? Потому что был он человеком совести и долга. Пойди он дорогой Феликса Кузнецова, давным-давно жил бы в Москве - при должности, почетных званиях и наградах, собраниях сочинений, поездках за границу... Но Игорь Дедков со студенческих лет шел своей дорогой.
Об этом и многом другом Наиль Биккенин написал в своей статье "Русский интеллигент Игорь Александрович Дедков".
Цитатой оттуда же начинаю небольшой Венок Суждений о нашем критике, коль скоро сотрудникам областной НАУЧНОЙ библиотеки имени Крупской не было нужды в своей статье порассуждать о значении человека для Костромы, а лишь о собственных блузках семилетней давности, да героической работе на неосвещенных пролетах лестниц...
"В августовские дни 1991 года, когда многие меняли не только одежду, но и кожу, Игорь Александрович оставался самим собой. Но чтобы оставаться собой в такие времена, надо обладать ценностями, которые не девальвируются ни при каких обстоятельствах, ни при каких социальных потрясениях и политических переменах. Это и есть абсолютные, общечеловеческие ценности. Показательно, что из трудных периодов своей жизни, из пережитых несправедливостей Дедков в "новые времена" не делал товара, который можно выгодно сбыть на политическом или финансовом рынке. Это был человек, устоявший перед искушением властью и большими деньгами".
Наиль Биккенин
"Кострома. Я учусь в третьем классе, на урок географии "училка" приносит карту Европы. Витька Кукушкин кричит с задней парты: - Эту нам уже казали! Иногда слышишь: Дедков? Да про него уж писали, писали... Как писал Маяковский, "косыми дождями", стороной проходят в родной стране многие лучшие и талантливейшие ее люди, отодвигаемые на обочину бюрократическими режимами, травимые всевозможными "сальеристами", не замечаемые большей частью, увы, духовно неразвитого общества... Наконец - по причине удивительной личной скромности, так свойственной русскому интеллигентному человеку. Игорь Александрович Дедков - один из таких талантливых русских мыслителей, сравнительно скромная известность которых не соответствует масштабу их дарования, значимости оставленного и
Григорий Водолазов
"Ким Смирнов, похвалив в "Новой газете" Гордона и меня за полуночный треп о том, о сем, пишет: "Спасибо за Дедкова, это имя в сознании русской общественности давно уже стоит в ряду имен Белинского, Чаадаева, Аполлона Григорьева". Я согласен с этим великодушным человеком, но ЦЕЛОСТНОЙ НАШЕЙ ОБЩЕСТВЕННОСТИ не могу ощутить. Скорее нечто слоистое, однобокое, слабой стороной обращенное к теплу электрических каминов - в тех каминных, куда меня и насильно не приведут".
Владимир Леонович
"Смерть Игоря Дедкова трагична... Смерть его - несчастье для всего нашего общества. Сейчас, в смутное и наглое время люди с таким ясным взглядом на действительность, с такой острой душевной болью за обрушившиеся на страну невзгоды особенно бесценны...
С каким чувством брезгливости я смотрю... на бывших правоверных, ретивых и неистовых когда-то членов КПСС, бичевавших проклятый капитализм, а сейчас... поющих этому капитализму осанну. "Обогащайтесь!" - вот девиз времени. Дедков этой новой копеечной философии не принимал. Его идеалами остались честность и совесть, труд и любовь к людям"
Виктор Розов
"У Дедкова внутренний протест вызывала именно "воровская легкость" отказа от прошлого, циничное приспособление к очередным идеологическим требованиям... "Бог мертв!" - и толпа ликует. Эта неожиданная готовность... к перемене знаков, пьянящее чувство "свободы" и некоего превосходства, когда хочется клеймить, изгонять, преследовать, улюлюкать, насмехаться и унижать - отмечены им не только в 1956-м, но и в 63-64-м, и в 82-м, и в 85-м, и - с особенной болью - в начале 90-х... Бытописание Дедкова - на уровне беспощадных фактов. В 1978 году он напишет свою молитву: "Захваченная страна, сословие захватчиков, партий захватчиков. Если рабы не мы, то кто же? Бедный человек, бедный русский человек, такая короткая жизнь уже оприходована - изведут на дело. Господи, как прекрасно небо, волна, кленовый лист, лицо сына, взгляд жены, тропа в лесу, ночь за письменным столом. Господи, как прекрасны мгновенья свободы и любви, продлитесь, продлитесь, растянем кольцо ошейника, выплюнем сахар, сжуем намордник, положим на рельс виляющий хвост, сбросим с плеча сосновую иголку и комариное крыло, это уже не наш дом... Боже, не оставь моих мальчиков, помоги им..."
Маргарита Ваняшова
Игорь Александрович дорог мне тем, что не изменил своим взглядам и убеждениям. А.Н. Яковлев сказал изрядно зло: "Только тупые животные и откровенные идиоты не меняют своих убеждений". Дедков отвечает в статье "Иллюзия чистого листа": "Надо бы спешно согласиться, чтобы не проходить отныне по разряду тупости и идиотизма, чтобы как0нибудь зацепиться в передовых линиях прогресса, но что-то мешает". Совесть мешает! Какая спокойная и изящная отповедь.
Борис Архипов
"Нарастает ощущение, что реформирование страны наталкивается, прежде всего, на психологическое тяжелое состояние общества". Психологическое состояние общества, по наблюдениям Дедкова, близко к безумию... И.А., мне кажется, не впал в пессимизм, а занял позицию стоика, лично верного своему идеалу. Он делал все от него зависящее, чтобы помешать дискредитации общественных идеалов и своим личным поведением утверждать право на их существование.
Федор Цан Кай-си
"И клуб молодых журналистов, и все вечера и встречи в редакции "Северной правды" и игра в волейбол и футбол. И фотовыставки работ любителей, и многое другое - все это была инициатива Игоря Дедкова, его идеи, им организовано. Все это ушло из редакции вместе с ним. Умница и вольнодумец, Дедков был как кость в горле для некоторых наших сотрудников. Со временем нападки на него с их стороны становились все сильнее, откровеннее. Помню, Игорь шутил - хорошо бы уйти в дворники: свежий воздух, физический труд, пока метешь улицу - сколько знакомых встретишь...
Альбина Чернявская
* * *
Людей, кому Дедков был "как кость в горле", и которые по выражению библиотекаря молодежной газеты Галины Лебедевой, "жрали" его на планерках в редакции, я перечислять не буду. Их имена не имеют никакого значения для истории культуры, литературы или журналистики. Да и зачем? Я своими глазами видела поколение людей, идущих вслед за этими, на тех планерках, где уже присутствовала сама. И видимо, они мало отличались от прежних.
Как орал Воеводкин, когда в преддверии трехлетия со дня смерти Дедкова в ходе планирования номера я ответила на вопрос замредактора Кирилловой, какие материалы о нем у меня есть в номер. У меня были материалы на объем полосы А3.
- Вы еще разворот ей под Дедкова дайте! - бешеным голосом возопил бедняга. - Из ничего сделали человека! Он что - Нобелевский лауреат?! - И, обращаясь ко мне: - Ты ещё роман о нем напиши!
Воеводкин в молодости писал неплохие стихи. А потом они от него ушли - стихи всегда уходят, когда человек портится как личность... Болезненно самолюбивый Воеводкин относился к тому разряду людей, которые славу другого воспринимают, как личное оскорбление. Они относятся к славе, как к пирогу - если другой съест, им не достанется... Поэтому в ситуациях, подобных этой,срываются, как цепные псы, теряя всякое самообладание...
А упомянутая молодежная газета находилась этажом ниже редакции "Северная правда", когда в ней работал Дедков. Когда приходили новые журналы, которые Игорю Александровичу были необходимы для работы как литературному критику, он спускался за ними к Галине.
- А почему?.. Ведь "Северная правда" выписывала те же журналы, и в большем объеме! - удивилась я.
- А ты спроси об этом у Кирилловой и у вашей библиотекарши, - ответствовала та. - Пусть они тебе объяснят.
Что ж, я и спросила - у библиотекарши. Звали ее Марго, и числилась она не только библиотекарем, но и профсоюзным вожаком, и еще кем-то - отсутствие творческого начала замещалось общественными делами... Марго нехорошо заволновалась в ответ на вопрос, да и ответила-то нехорошо. Я не поддержала ее тон, поэтому вопрос остался. И ей пришлось ответить:
- А потому что он всегда надолго задерживал у себя эти журналы! И мы ему за это выговаривали.
Господи... внутреннее простонала я, - вам-то они зачем? Просмотреть по диагонали?.. Что вас по-настоящему интересует, кроме засолки огурцов и пьяных междусобойчиков в редакции под водочку и эти самые огурцы на закуску?
Галина рассказывала также, что ее редактор всегда возвращала журналы заляпанными, со следами от чашки чая или кофе - вот для этого им и были нужны свежие журналы - в основном, как подставка под мокрую чашку. При этом - никакого уважения к труду литературного критика, без статей которого о русской литературе второй половины 20 века немыслим никакой разговор...
Случись кому-то из моих коллег, ныне твердо знающих, что дискуссию о переименовании библиотеки надо запретить, заглянуть сейчас через мое плечо в написанное, они бы сказади: ах, зачем об этом писать, это мелко, недостойно имени Дедкова! У меня на этом месте уже мозоль - в описываемые времена любая зацепка годилась на то, чтобы превратить ее в аргументишко, из которого следовало, что писать о Дедкове не надо, ничего и никому, особенно мне, так как я "лично Дедкова не знала". Или потому что "это недостойно имени Дедкова", или потому что он "в гробу переворачивается".
Им доподлинно было известно, что переворачивается, и отчего... Так ведь, господа чистоплюи, отвечаю я мысленно: этот роман вовсе не про Дедкова. А про людей, в среде которых он прожил 30 лет. Право, в известном смысле они особи колоритные. И никем ещё не описаны, кроме как самим Дедковым в его дневниках. А вкупе со своими подвигами на ниве попыток похоронить память о нем или недостаточной готовности постоять за нее - уж точно никем. Вот я и взялась... Кто-то бы очень хотел, чтоб такие вещи остались вне поля общественного внимания: стыдно все-таки. Человек редко до конца перестает быть человеком, и понимание собственной мелочности и подлости ютится-таки на краешке бедного сознания... Но надо знать: придется устыдиться. Стыд - это ведь гнев, обращенный на себя. Он полезен. И он небольшая, но плата за то, что не берегли, а иные и поедом ели творцов, оказавшихся в Костроме: Дедкова, Шувалова, Бочкова, Игнатьева и многих других. Почему они один за другим покидали город, или умирали раньше времени, как правило, трагически? Мы-то с вами до сих пор живы,а их уж нет - ушли в расцвете творческих сил. Таким людям надо жить в России долго, а вы укорачивали их век своей мелочностью, невежеством, непризнанием...
И мне доподлинно известно - как. Оперировали мелочами, конфликт стряпался из всего, даже свежие журналы, как видим, вполне годились на то, чтобы создать человеку дискомфорт...
Кстати, та же Марго полугодом раньше, когда я всех расспрашивала, какой он был - Игорь Дедков, готовясь написать свою первую статью о нем по заданию редакции, рассказала: ехала она однажды на поезде где-то среди необозримых пространств удивительной родины нашей, и попутчица, узнав, что Марго из Костромы, воскликнула:
- Боже мой, какая вы счастливица! Вы живете в одном городе с Игорем Дедковым!..
И Марго с гордостью призналась, что не только живет с ним в одном городе, но и работает в одной редакции.
Комментарии
Комментарий удален модератором
Комментарий удален модератором