О Евросоюзе и пенсиях

Европейцы договорились, наконец, насчёт Греции.

Суть этого события заключается в том, что Греция по причине нежелания работать — о чём я уже как-то рассказывал, — и желания жить не хуже, чем, например, немцы, попала в огромные долги. И вообще, как Греция с её 8 млн. населения ухитрилась наделать государственных долгов на 350 млрд. евро? Это надо суметь. Это надо тотально не работать и жить во всю широкую греческую душу. Они, как сейчас выяснилось, вовсю нарушали все нормы Евросоюза, не соблюдали порог дефицита бюджета, не соблюдали расходы, — но всё это им спускали с рук, их долговые обязательства покупали, их кредитовали. Если страна имеет какие-то рейтинги — а Греция имеет, потому что входит в ЕС, в Шенгенскую зону, в зону евро, её действия одобрял европейский Центробанк, — то ей доверяют и дают в долг. В то же время, греческий кризис — одно из проявлений общего кризиса современной финансово-экономической системы, о котором мы уже много говорили.

Но я сегодня не об этом. Я хочу сказать о Евросоюзе.

Евросоюз нам представляется как конструкция совершенно дикая: 27 стран, которые отдали часть своего суверенитета и при этом оставили за собой право накладывать вето почти на любое решение. Для нашего менталитета это вещь совершенно непереносимая: как это так может быть, что какая-то там Литва будет мне, великой Германии или великой Франции, указывать, что и как делать?!

Поэтому поразительность решения о помощи Греции заключается в том, что Евросоюз всё-таки договорился. Мало того: канцлер Меркель провела решение об оплате греческих долгов через бундестаг, чтобы укрепить свою позицию, и её поддержала не только правящая партия, но и оппозиционеры!

В помощи Греции два ключевых момента: стабилизационный фонд увеличивается с 400 млрд. до 1 трлн. евро и половина долга Греции списывается. Списать долг могли только кредиторы, а кредиторы — это в основном частные банки. Взамен эти  банки получили капитализацию за счёт бюджета, то есть в конечном итоге греческие долги оплатили в основном немецкие и французские налогоплательщики.

Что тут удивительно — что европейцы явно воспринимают Евросоюз как единое государство! Вот у нас в России, например, есть богатые регионы, такие, как Татарстан, у которого есть нефть, и есть бедные, такие, как Чувашия, Удмуртия или Марий Эл, где такого Эльдорадо нет. И мы понимаем, что часть денег, которые получает Татарстан от своей нефти, должны перенаправляться в виде трансферта в другие регионы. Мы можем ворчать, мы можем быть недовольны этим, — но если бы мы сидели в Думе и голосовали за эти трансферты, то мы, как нормальные люди, как граждане единого государства, конечно, проголосовали бы за эти трансферты. И вот мы видим, что в сознании европейцев Европейский союз стал восприниматься единым государством! И поэтому они готовы платить налоги как граждане этого государства! Это поразительная вещь. Это огромный сдвиг в европейском сознании. Особенно на фоне наших внутренних евразийских дел: у нас докладывают как о великой победе о том, что образовался Евразийский таможенный союз, при том что там остались какие-то изъятия, например, таможенные пошлины на товары сохраняются. Российская империя, а потом Советский Союз многие сотни лет — единая страна, она распалась совсем недавно, а договориться по элементарным вопросам мы не можем! Даже по тем, которые зависят только от нас самих. Даже с белорусами и украинцами сложно договориться.

А ведь в Европе те же англичане, французы и немцы воевали друг с дружкой веками, уничтожая миллионы людей! Ещё 70 лет назад воевали насмерть. И вот они сумели всё это забыть, преодолеть, сесть за стол и договориться. А началось всё с Европейского союза угля и стали, который потом перерос в Общий рынок, а Общий рынок — в Евросоюз. Без крови, войн, революций, чисто экономическими методами создали фактически единое государство. И это в лоскутной Европе, где Германия-то объединилась только в XIX веке! До того были отдельные немецкие государства, которые ещё друг с дружкой и воевали. Когда Бисмарк создавал единую германскую армию, солдаты с юга и севера друг дружку не понимали! «Нале-во», «Напра-во» им приходилось учить! Знаменитый Генрих Шлиман, который раскопал Трою, когда впервые приехал в Берлин из своего Мекленбурга, первым делом был вынужден учить классический немецкий язык, потому что мекленбургский диалект в Берлине не понимали!

И вот в Европе смогли преодолеть свою местечковость, а в России она процветает. Почему? Потому что в Европе средний класс начал формироваться ещё в Средневековье — уже тогда ополчение горожан было самостоятельной силой и оказывало иногда решающее воздействие на исходы битв королей. А у нас средний класс ничтожно мал, не оказывает влияние на политику, и ещё рост его тормозится государством через огромные налоги и бюрократические рогатки. А в Европе средний класс — это основная масса населения, которой нужен единый рынок, безвизовая зона, единая валюта, возможность работать  или заниматься бизнесом где захочется  — словом, Евросоюз. И в этом согласны как левые, так и правые, что и показало голосование в бундестаге.

Бюргеры это поддерживают, им это нужно, и за это они готовы даже оплатить греческие долги. Потеря Евросоюза для них страшнее, чем миллиарды, которые придётся выплатить ленивым грекам. По сути дела, процесс объединения, затеянный Бисмарком для Германии, продолжается теперь уже в масштабах всей Европы.

Наш Общенародный фронт предложил дать гражданам право самим определять возраст выхода на пенсию. Это, конечно, не случайно: пенсионная реформа — это большая и очень серьёзная тема. Уже в 2012 году дефицит бюджета Пенсионного фонда составит 25%, или 1 трлн. рублей. Эти данные обнародовал Кудрин, когда его отправили в отставку. Этот триллион покрывается из бюджета — других источников просто нет. Но работающие граждане покрывать дефицит Пенсионного фонда за счёт своей работы не могут!

Что такое 1 трлн. рублей? В нашем бюджете все затраты на образование, здравоохранение и культуру плюс 50% трансфертов российским регионам — это 1,2 трлн. рублей. И к 2013 году, если ситуация будет развиваться так же, дефицит Пенсионного фонда составит 50%. Денег на это в бюджете не хватит.

Вот ещё несколько цифр от Кудрина и из других источников: военные расходы увеличились с 13 трлн. до 20 трлн. При этом последние годы военная промышленность и армия и прежние триллионы не могла освоить! Это совершенно безумное увеличение военных расходов, притом что неизвестно, с кем же это мы воевать-то собрались!

Перед кризисом, в 2007 году, госбюджет был бездефицитным при 58 долларах за баррель, в 2011 году — при 111 долларах, а в следующем году будет только при 117 долларах за баррель. Но таких цен на нефть не будет! Ноябрьские фьючерсы — это 107 долларов за баррель, и не видно, с чего бы этот нефть дорожала, да ещё во время мирового финансового кризиса.

При этом зарплата офицера российской армии после училища составляет от 29 до 40 тыс. рублей. По мировым нормам, стихийно сложившимся, зарплата лейтенанта примерно соответствует средней зарплате по стране. То есть у нас она должна составлять примерно 23 тыс. рублей. А теперь принято решение о повышении зарплаты лейтенантам до 50 тыс. рублей! И только на повышение выплат офицерам нужно 400 млрд. рублей — это равно затратам на всё здравоохранение!

Получается, что, хотим мы или не хотим, но после президентских выборов реформа пенсионной системы будет абсолютно неизбежной. Скорее всего, она пойдёт по нескольким направлениям: во-первых, будет повышен пенсионный возраст. Во-вторых, будут пересмотрены и сокращены разнообразные пенсионные льготы. Возможен вот такой гипотетический вариант: офицер, выйдя на пенсию, — а ему ещё нет 50-ти лет, здоровый мужик, может заработать, — если будет работать, то пенсию получать не станет до тех пор, пока не бросит работу. То же самое — с северными и прочими льготами.

Очень сложный вопрос связан с накопительной частью пенсии. Всего есть три типа пенсионных систем: первая — это отсутствие пенсионной системы, как было не так давно в в Китае: стариков должны кормить дети, государство об этом практически не заботится. Но сейчас и в Китае пенсионная система формируется. Вторая — это пенсионная система, которая была в СССР и существует в странах с сильными социал-демократическими традициями: здесь пенсию платит государство, то есть работающие платят за неработающих. Эта система хорошо работает, когда много молодёжи и когда пенсионеры недолго живут. А когда население стареет, а пенсионеры в массовом порядке доживают до 80 – 90 лет, как в Японии, — тогда становится трудно. Третья — это англосаксонская система, где сильная составляющая накопительной части: государственная пенсия очень небольшая, в США её едва хватает, чтобы оплатить квартиру и коммунальные услуги, а всё остальное — это то, что ты за свою жизнь накопил. Поэтому там люди, как только начинают работать, первым делом думают о том, как накопить себе на пенсию. Пенсионные фонды там — мощнейшие финансовые центры с гигантскими деньгами.

У нас в середине 90-х систему сделали комбинированной: есть бюджетная часть, а есть накопительная. Но накопительная большого распространения не получила: только 10 – 15% процентов населения перевели свою накопительную часть в негосударственные пенсионные фонды, где накопительный механизм действует более эффективно.

И вот если мы в таких условиях ничего не предпринимаем для новой индустриализации, для развития и тем самым для пополнения налоговой базы, — то нам придётся сокращать пенсионные расходы. Например, будет запущен механизм инфляции, чтобы пенсия съедалась ростом цен.

То, что предложил Народный фронт, — это один из выбросов различных идей насчёт пенсионной реформы, которые должны быть опробованы в общественном мнении, прежде чем будут реализованы. Скорее всего, тем или иным способом увеличат пенсионный возраст, чтобы пенсионеров было поменьше. Я, кстати, не знаю пенсионной системы, где бы человек сам определял возраст выхода на пенсию: везде есть какая-то определённая государством граница. Она может быть очень высокой — в Японии это 70 лет, — но она есть. Это, видимо, наше очередное ноу-хау, и сводится оно всё равно к тому, чтобы пенсионеров было поменьше за счёт повышения возраста выхода на пенсию. Что на самом деле будет — об этом мы узнаем после выборов.