"Пуля - дура".

   В школе у Виталика была кличка «Винт». Она прилипла к нему и в армии.

   Голубоглазый, улыбчивый симпатяга, «Винт» был надёжным в деле, и ему везло. Он служил в «горячей точке», где открытых боевых действий не велось, но люди гибли, а ему чудом удалось уцелеть дважды: после страшного теракта и после нападения на их блокпост.

   -   Везунчик, - сказал ему командир роты перед дембелем, - оставайся на сверхсрочную. Присвоим тебе сержанта, выбьем дотацию на квартиру в Таганроге. Через три года будешь при деньгах и с жильём.

   -   Нет, - возразил Виталик, - спецназовцам «боевые» задерживают, а то и вовсе не платят, что говорить о пехоте. Я себе квартиру на стройке заработаю.

   -   Ты дисциплинированный человек, нельзя тебе в ту жизнь. После того, через что ты прошёл, сопьёшься…

   -   Почему обязательно сопьюсь?! – заартачился Виталик.

   -   После «горячей точки» надо пройти реабилитацию, то есть хотя бы полгода отдохнуть, побыть в состоянии релаксации. Тебе там не дадут медитировать, потому что придётся вкалывать за квартиру. А здесь тебе только за риск обеспечат квартирой, но надо послужить.

   Капитан улыбнулся, видя, что солдат никогда не слышал  мудреных слов.

   Лицо Виталика стало пунцовым, он потупил взор.

   -   Ты везучий. Помнишь, как всех тогда… всех…тебе ничего…

   -   Если я здесь останусь, меня убьют, - тихим басом процедил сквозь зубы Виталик, - я это чувствую кожей. Пуля - дура…

   И он посмотрел на капитана так, что тот сразу сник.

   -   Что ж, вольному воля. Иди, работай на кране, но помни, что я тебе сказал.

   Вскоре Виталик уже работал в Санкт-Петербурге. Мирная жизнь закрутила его вихрем. В Таганроге осталась невеста, с которой он договорился отложить свадьбу на год, пока не заработает на первый взнос ипотеки. Мать пыталась отговорить Виталика, доказывала, что им лучше расписаться и ехать вместе. Там заработки вдвое больше, и они будут рядом, а не в разлуке. Но снимать жильё на двоих было накладно, он решил жить в общежитии, а Лида останется дома и приедет к нему на Новый год. Лида как-то нехотя согласилась.

   Они с Виталиком дружили со школьной скамьи и решили потерпеть со свадьбой ещё.

   Летний Питер обрушился на Виталика лавиной соблазнов, а работа стала душить его медленно и верно. Трудиться приходилось по 12 часов в три смены: пять дней подряд с утра; пять дней в ночь; пять дней выходных. Остановок и перекуров в работе практически не было, ел, пил и всё остальное - на ходу. Три бригады, монтажников, бетонщиков, каменщиков, сменяя друг друга, не давали крановщикам перевести дух. Жевал, глотая, как голодная собака, в момент переезда выгруженных и вновь прибывших машин с грузом или в процессе установки выносных площадок, опалубки  и вентиляционных блоков. В отхожее место не слезал, старался всё сделать до или после работы. Маленькую нужду справлял в отдельную ёмкость, и опорожняли перед пересменой. За напряжённый график доплачивали сверх основного заработка, поэтому крановщики скрипели зубами и помалкивали. Виталик тоже втянулся и три месяца отработал без нареканий.

   Осенью резко похолодало, и свинцовые тучи заволокли небо почти на месяц. Солнце выглядывало редко и тут же пряталось подальше. Город поблёк и ссукожился.

   Виталик сник. Он всё чаще стал писать Лиде трогательные письма с приглашениями приехать к нему хотя бы на недельку, не дожидаясь Новогодних праздников. Лида отвечала, что её не отпускают с работы, а потерять место она боится из-за безработицы. Родителям Виталик писал одно и тоже, что устроился не плохо, живёт в общаге, что сыт, здоров и «нос в табаке». Мать отвечала, что отец пьёт и болеет, что им ничего не надо, лишь бы дождаться внуков. Что младшая сестра Виталика, уехала с мужем на север на заработки и приглашает её с отцом к себе жить и нянчиться с малышнёй.

   Привыкнув в армии к нормированному распорядку и дисциплине, Виталику трудно было настроиться на отрешённый и беспорядочный ритм гражданской жизни. Он начал по выходным дням расслабляться за рюмкой вина, засиживаясь по вечерам и «чухаясь» по утрам. На работе в ночную смену ему было невыносимо бороться со сном, и он выключался под утро между четырьмя и пятью часами прямо в процессе подъёма груза наверх. Крюк с грузом доходил до верхнего концевого выключателя и застывал, болтаясь  от ветра на высоте около ста метров.  Монтажники и бетонщики поднимали гвалт по радиостанции, кричали, чуть ли не хором, пытаясь разбудить Виталика, но тот не просыпался. Минут через 15-20, он приходил в себя и продолжал работу, как ни в чём не бывало. Строители привыкли и молчали, видя, что «Винт» сам непривередлив и покладист.

   Жил Виталик в убогом общежитии строительной фирмы, где ему выделили койку в четырёхместной комнате. Таких комнат в бараке было несколько, и в них размещались временные прикомандированные, которые, выполнив свою работу, сменяли друг друга и исчезали, а он оставался. Дольше всего он прожил с  двумя молодыми экскаваторщиками и пожилым водителем грейдера, работавшими на той же стройке, что и он. Хотя те втроём работали по ежедневному 8-ми часовому графику с двумя выходными, на которые разъезжались по домам в посёлки Ленинградской области. Виталик с ними виделся редко, а в выходные вовсе не пересекался.

   На субботу и в воскресенье он всегда оставался один. В субботу с утра, сделав комнатную уборку, которую кроме него никто не делал, он переходил в бройлерную комнату, где стояла стиральная машинка «Веко» и где рядом находилась пустая примитивная сушилка. Виталик стирал исподнее, постельные принадлежности, затем бросал в машинку кроссовки и кеды. Обувь он стирал по укороченной программе и на пониженных оборотах центрифуги, иначе машинка начинала подпрыгивать и дрожать как «скаженная». Обувь он привык стирать ещё в казарме в тазу, а «сушить» на небольшой центрифуге. В «стиралке» стирка обуви шла ещё проще. То, что машинка не предназначена для обуви, он не знал.

   Закончив уборку и прачечные дела, он готовил обед на неделю, наварив и охладив пятилитровую кастрюлю куриного супа с лапшой и крупой. Затем уходил шататься по городу и магазинам. Изредка он посещал кафешки и столовые, ещё реже ходил в кино. Деньги он складывал на книжку и не шиковал. Из музеев он посетил Эрмитаж, Военно-морской и Кунсткамеру. Заглянул в артиллерийский музей под открытым небом, на Петровский стадион и в Петропавловскую крепость.

   Постепенно город начинал ему надоедать своей сыростью и мглой.

   Нет, город ему понравился, но было в нём что-то лубочное - нарочитое и приторное. Он не знал, что это. То ли плоское пространство болотистой местности, то ли аляповатый контраст между красивым старым центром и современными типовыми окраинами, то ли мельканье и суета людская, к которой он никак не мог привыкнуть. Ему казалось, что в этом городе он лишний. Жизнь его становилась похожей на голливудский триллер с экзотикой, яркими впечатлениями и мистикой, но безо всякого сюжета и смыслового содержания.

   Он посетил пару раз кинотеатры с показами лент о событиях в «горячих точках». Пафос войны ему и раньше претил, а спекулятивный патриотизм тем более. Теперь, после таких фильмов, он плевался и напивался вдрызг.

   В комнате стоял маленький телевизор, но Виталик его не включал, потому что там без конца показывали либо негатив, либо радужный позитив. Из него неслись нескончаемые поучения, что надо и чего не надо. Хотелось совсем другого. Не этой демагогии…

   Однажды кто-то из соседей притащил в комнату глянцевый журнал с «клубничкой», на атласных страницах  которого красовались обнажённые проститутки. Жрицы этой профессии выглядели как принцессы. Ему никогда не приходилось сталкиваться с путанами, но от друзей он слышал, что они такие же бабы, только озорнее. Он выпил, и, шутя, позвонил по телефону, узнать цены. Оплата оказалась почасовой и впятеро выше, чем ему платили на кране. Он сам решил созорничать и заказал девушку.

    «Вот бы мне платили столько, сколько ей», - подумал он, выругавшись и не веря, что к нему на окраину примчится «принцесса» по имени Лайма. То, что это её кличка, а не настоящее имя, он смутно подозревал.

   Через час к бараку действительно подъехало такси.

Зазвонил его мобильник, приятный женский голос произнёс: «Ты, Винт? Лайма уже у порога. Встречай»! Он проводил её к себе. Вне глянцевой обложки Лайма выглядела блёклой, но всё же не рядовой бабой, а стильной. Она сняла пальто, бесцеремонно уселась за стол, на котором стояла бутылка вина и закуска и спросила: «У тебя деньги есть»?  Виталик смутился и отдал ей деньги.

   -   Может быть, угостишь меня бокалом вина?! Ты не стесняйся. Я не кусаюсь…

   -   Я думал, ты не приедешь, а ты, - промямлил он. А ты ничего…

   -   У нас насчёт порядка строго. Это нас клиенты стараются кинуть, а мы никогда.

   -   Ещё бы, за такие деньги… ломаться…

   -   Хочешь, забери свои деньги, дай мне только на такси, я уеду.

   Вместо платья на ней было натянут какой-то полупрозрачный сетчатый мешок с вырезами для головы и рук. Сквозь него проступали обводы развитой груди, талии и бёдер. Ноги изящно обтягивали прозрачные колготки, а движения грацией напоминали Виталику его невесту, Лиду.

   «Я её выбрал, потому что они похожи», - заискрило в его нетрезвом мозгу.

   Через час она уехала, а он ещё долго не мог заснуть. Он вспоминал её короткие ласки, её исповедь  о жизни в разнос, о том, как её едва не убили в какой-то разборке; что у неё есть любимый, который не знает, чем она занимается, и который всё равно её любит и ждёт.

   «Нам нельзя рассказывать о себе, но ты мне сразу понравился», - заключила она.

   Она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Это было в субботу, а в воскресенье, к его удивлению, она вновь появилась уже со своей подругой.

   -   Знакомься, моя лучшая подруга, Ольга, - с двери объявила Лайма, - можно мы сегодня переночуем у тебя.

   -   Конечно, - залился пунцовой краской Виталик.

   -   Не волнуйся, мы не на работе… бесплатно, кстати, меня зовут Люда.

   Они устроили скромную вечеринку с застольем. На ночь кровати пришлось сдвинуть, и они улеглись втроём.

   Это «приключение» затмило ум Виталику. Но Виталик  вспомнил слова капитана, и ему стало не по себе. Ему стало стыдно перед Лидой и своими родителями. На Новый год Лида, словно почуяв неладное, не приехала. Она будто догадалась, что её место занято, хотя из сердца Виталика она ещё не исчезла. Но глухая пустота расширялась в нём со стремительной скоростью. Он перестал писать невесте, а вскоре и родителям.

   «Как так случилось, что за год все мои планы расстроились? – удивлялся он. А может быть это к лучшему»?

   Он решил в отпуске отправиться в Таганрог и выяснить отношения с Лидой. Его отпуск задерживали в связи с окончанием строительства дома. Отпуск обещали дать сразу, как только начнут переставлять кран на другой объект. Тут неожиданно пришло письмо от матери, в котором она сообщила, что они уезжают на север к внуку. Новый адрес пришлют позже. Дом в Таганроге они сдали в аренду каким-то прикомандированным на авиационном заводе специалистам. За домом теперь присматривает сестра отца и тётя Виталика. Всё было против него…

   Ехать в Таганрог Виталик передумал.

   Он получил отпускные и прокутил деньги с Людмилой и Ольгой.

   После отпуска Виталий вышел на свой кран, который переставили на соседнее здание в том же месте. Строительная бригада была прежней, но прорабы и мастера наполовину обновились. Они стали косо смотреть на постоянные опоздания Виталика на работу. Теперь ему приходилось чаще оправдываться перед ними, получать взыскания.

   Отпускные давно закончились, он уже пару раз снимал деньги с книжки, чтобы, как он говорил, «прибарахлиться». Пришлось разок даже «отшить» Людмилу за назойливость, и, поняв, что он на мели, путаны исчезли.

   Виталик начинал ненавидеть свою работу, ограничивающую его новый образ жизни. Вечная спешка, нарушение правил безопасности и постоянное нервное напряжение, расшатывали психику. Он стал раздражительным и гневливым, чего ранее за собой не замечал. Однажды его обматерили прямо на рабочем месте. В ответ он изрыгал такие проклятья, которых спустя минуты устыдился сам. Ему было противно, но он не мог начисто забыть ругательства. Что-то щёлкало в висках, когда он пытался это делать, и начинала болеть голова. Стало ясно, что он на грани срыва.

   Как так случилось, что всё вышло из под контроля? На чём он споткнулся?

   Интуиция его никогда не подводила. Нутром он почуял неладное даже во время теракта, когда его едва не убили. А тут…

   Впрочем, скандалы случаются на стройке и раньше. К ним все привыкли и не замечали. А вот гнев, с которым он набросился на строителей, был страшен.

   Виталик никогда раньше не срывался. Теперь его голова начинала болеть не от ругани, а досады на самого себя. Он стал брать с собой анальгин, а со временем папазол и нурофен.

   Дом медленно поднимался, достигая высоты 80, а затем и 100 метров.

   Каждый раз, залезая на кран, Виталик слышал, как трепещет в груди сердце. Он отдыхал через каждые три шестиметровых пролёта башни, пил таблетки, обливался потом и не мог унять одышку и икоту.

   Он бросил курить и пить запоями, но сердце шалило не на шутку. Ему стало страшно. Хотелось уволиться с работы, бежать подальше из города. Вернуться в Таганрог к Лиде. Пойти в военкомат и подписать контракт на два года в «горячую точку».

   Увы, его нигде не ждали, он был лишним не только здесь, в чужом городе, но и там.

   «Бежать, куда глаза глядят! – думал он, - прочь отсюда»…

   Но день шёл за днём, а он не двигался с места. На одной чаше «весов» был подневольный изнурительный труд, на другой хороший заработок.

   Был соблазн начать всё с чистого листа, найти хорошую женщину и построить семью. Но тогда как же быть с Лидой? Возможно, она его ждёт, если не вышла замуж за другого. Он до сих пор любит её. Реальное перепуталось в его голове с нереальным. Да, он предал Лиду, но любит по-прежнему. Мысли назойливо роились в голове, не давая покоя. Он пытался распутать моток, не имевший ни конца, ни начала.

   Он вновь запил, пребывая в прострации до пяти дней. После этого ему ещё сильнее не хотелось лезть на кран. Он проклинал работу, стройку, прорабов и самого себя. Он продолжал опаздывать на работу, отлынивал по ночам. Его терпели только потому, что некем было заменить.

   Так прошёл ещё год. В конце концов, ему нашли замену, и только ждали подходящего повода.

   Кто-то «Винта» сдал. Начальник стройки, нагрянув в общежитие, застал его там пьяным в дупель накануне рабочего дня.  На следующий день его уволили по собственному желанию и выгнали из общаги.

   Виталик, не долго думая, снял комнату у какой-то сумасшедшей старухи, и начал с остервенением «прожигать» всё, что копил на квартиру. Тут же появилась Людмила, её подруга Ольга. Появились рестораны и отели. Так они развлекались, пока деньги «Винта» не закончились. Затем «лахудры» пристроили Виталика к своей бывшей «мамке», уже покинувшей этот нехитрый бизнес. Это была моложавая женщина по кличке Виолетта. Она была значительно старше Виталика, но сохранила черты былой удали. Уйдя на «пенсию по выслуге лет», она купила себе дом, машину и жила на дивиденды от сомнительных и в тоже время надёжных вкладов в рыночный закон «прибавочной стоимости и общественного разделения капиталов».

У неё было всё.  

   Виталику исполнилось 25, он был молод, красив, но у него ничего не было.

   Вскоре они поженились.

   Минуло ровно три года, как «Винт» вернулся из армии, где прослыл «везунчиком». А что в итоге? В итоге произошло то, что и предсказал когда-то бывший ротный капитан. Война настигла «Винта» там, где он меньше всего был готов к этому.

   «Пуля – дура»…