Как один кавказец семерых русских унизил

 

Случай из жизни.

Спальный район большого города. Вечер, люди идут с работы. В продуктовом магазинчике образовалась очередь – человек семь-восемь, в основном мужчины-холостяки.

Вдруг появляется молодой Кавказец, не обращая ни на кого внимания, подходит к прилавку и требует у продавщицы, допустим, пачку сигарет, бутылку водки и что-то на закуску. Протягивает деньги: «Сдачи нэ нада!»

Продавщица выдает продукты, очередь стоит молча, то ли ошеломленная наглостью Кавказца, то ли напуганная.

Когда Кавказец был уже в дверь, один из мужчин окликает его:

- Молодой человек, а если бы я в вашей солнечной республике повел бы себя так, как вы сейчас?

- Зарэзали бы, как сабаку! – не задумываясь отвечает тот.

Присутствующие чувствуют себя оплеванными и решают: «Надо что-то делать!»

 

Теперь давайте немного пофантазируем.

Попробуем перенести это неисторическое событие в сельскую местность. Не правда ли, вероятность именно такого развития резко снижается? В деревне все друг друга знают, здесь еще не забыто такое понятие, как исконная русская общинность. Любая произвольно подобранная группа людей сохранила способность к самоорганизации:

- мгновенно определяется общая цель (общая угроза);

- из среды группы тут же выделяется лидер, который проявляет инициативу и предлагает предельно конкретные задачи, распределяет обязанности по их реализации;

- все члены группы добровольно подчиняются лидеру, дисциплинированно выполняют поставленные задачи;

- группа связана круговой порукой и каждый ее участник готов нести общую ответственность.

Вероятен такой сценарий: старейший и наиболее уважаемый из стоящих в очереди односельчан в категорической форме сообщает Кавказцу, что тот нарушает правила, что в их селе так поступать не принято и что с нарушителями приличий в их селе не церемонятся. После чего Кавказец либо с позором ретируется, либо пытается перейти в наступление – допустим, вынимает нож или травматический пистолет. В этом случае быстрые и согласованные действия присутствующих мужчин приводят к тому, что Пришелец, изрядно помятый, приходит в себя значительно позже.

Нечего и говорить, что продавщица обслуживать наглеца не будет: ей здесь жить и работать. Выглядеть предательницей в глазах односельчан ей не хочется.

Можно пофантазировать и дальше. Кавказец появляется на следующий день в сопровождении орды соплеменников с намерением проучить и показать, кто тут хозяин, но встречает дружный отпор, коррумпированная милиция, задерживает невиновных, проклятые либерасты поднимают в продажной прессе крик о нарушении прав человека и т.д. И готов многосерийный фильм.

Здесь важно отметить, что, как бы ни развивались события, их участники не стыдятся  своего поведения и не чувствуют себя униженными.

Великая вещь – русская исконная общинность!

 

Теперь попробуем перенести ситуацию куда-нибудь в Германию или Швецию. В спальном районе крупного западноевропейского города бюргеры стоят в очереди, скажем, за пивом. Вдруг появляется Чужак (русский, турок, араб, нигериец) и требует особого к себе внимания.

Скорее всего, продавщица просто проигнорирует его обращение. А кто-то из присутствующих нравоучительно скажет: «В нашей стране так поступать не принято, соблюдайте порядок, иначе мы вызовем полицию».

У Чужака остается два выхода. Либо встать в общую очередь, признав свое поражение. Либо гордо и смело бросить вызов затхлому мещанскому мирку обывательских приличий и буржуазного «порядка». И тут же оказаться в полицейском участке с последующим судебным разбирательством и, возможно, с предписанием быстренько вернуться на свою гордую и смелую родину. Местные либерасты поднимают в продажной прессе вой о нарушении прав человека и т.д.

При этом никто из бюргеров, стоявших в очереди за пивом и затем выступивших свидетелями на суде, не чувствует себя оскорбленным и униженным.

На Западе, как известно, вместо уникальной духовности и общинности – индивидуализм и каменные джунгли, вместо взаимной любви, искренности и сердечности – гражданское общество и привычка соблюдать правила общежития.

Но, как не странно, люди на Западе сохранили (или выработали?) способность к самоорганизации. Взять тех же индивидуалистов-немцев: известна их способность мгновенно образовывать объединения-ферайны, выдвигать из своей среды лидера, подчиняться общим правилам, дружно противостоять общим угрозам.

У наглого чужака в Германии или Швеции мало шансов унизить достоинство целой группы местных бюргеров.

 

Мысленно перенесем ситуацию в 60-е, 70-е годы прошлого века, в эпоху брежневского застоя.

В те старые добрые времена население микрорайона было более или менее стабильным, соседи знали друг друга и совместные целенаправленные действия (хотя бы в день ленинского субботника) были отнюдь не исключительным явлением.

В те времена Гости с Юга (командированные или торговавшие на базаре)  тоже не всегда вели себя по правилам. Приставали к девушкам, задирались в ресторанах. Вполне возможно, кто-то и в магазине полез без очереди. Но вполне можно, что в случайной группе (покупатели в очереди) оказалось несколько человек с четкими представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо.  И если бы некто стал нахально лезть без очереди, довольно высокой была вероятность того, что его одернули бы. Могли также пригрозить продавщице: «Напишем в жалобную книгу, что вы обслуживаете тех, которые без очереди!» Достаточно, чтобы кто-то взял на себя инициативу – была более или менее твердая уверенность в том, что «общественность поддержит».

«Увидев безобразие, не проходите мимо!», «активная жизненная позиция», «общественная поддержка», «сила коллектива» - конечно, много в этих фразах было казенного лицемерия. Но для многих это были не пустые слова,  люди произносили их с искренней  убежденностью и действовали соответственно.

Короче, в советские времена была какая-никакая управа на наглецов.

Справедливости ради, надо сказать, что Советская власть, поощряя «самодеятельность масс», насаждая всевозможные «объединения трудящихся», с большой подозрительностью относилась к настоящей, т.е. не санкционированной свыше гражданской инициативе, к любой самоорганизации, если она не руководилась и не контролировалась партией.

 

Вернемся в наши дни.

Наш Кавказец, скорее всего, приехал из местности, где сильны общинно-родовые обычаи, где неукоснительно соблюдаются писанные и неписанные правила поведения. В русские города, в чужую среду отсюда перебираются не все сплошь, а самые смелые (наглые?), энергичные (дерзкие?), предприимчивые (безбашенные?). Столкнувшись с обстановкой, где действуют более мягкие, размытые, гибкие правила, эти ребята приходят к выводу, что для сильных и отважных не существует никаких правил. Известные всему миру добродушие, незлобивость, покладистость русского человека они принимают за трусость. Кавказец твердо уверен в том, что – прав он или неправ – всегда может рассчитывать на поддержку земляков и родни: если кто-то из аборигенов посмеет его обидеть, весь клан горой встанет на защиту и отомстить за поруганную честь племени.

А что же русское большинство современного города? Это УЖЕ давным-давно не исконная русская община, но еще далеко не гражданское общество в европейском смысле, способное самоорганизоваться как на высоком, так и на низовом уровнях, привести к власти и лишить власти, заставить власть и не позволить власти, сплотиться и противостоять.

Русские люди в больших городах в массе своей перестали доверять друг другу, полагаться друг на друга, надеяться друг на друга, выручать друг друга. Поэтому они не способны объединиться для долгой борьбы, для упорного противостояния тому, что считают злом. Недовольство и протест иногда находят выход в яростных выплесках, вспышках, взрывах, но надолго этой энергии не хватает. (Разумеется, исключения нередки, но мы говорим о массе). Так Зло не победишь, так врагов не напугаешь – только разозлишь.

Наглый и самоуверенный одиночка унизит десяток растерянных обывателей. Сплоченная, имеющая четкую цель и настойчиво к ней стремящаяся кучка всегда победит разрозненное, неорганизованное, поглощенное повседневной борьбой за существование множество.

Но кто мешает множеству организоваться? Русских людей – свыше четырех пятых всего населения страны. Русские люди с полным правом гордятся своей талантливостью, умом,  свободолюбием, бескорыстием, сердечностью и многими другими замечательными качествами. И при этом не считают постыдным жаловаться друг другу на засилье инородцев, унижающих, грабящих, оскорбляющих национальную гордость Великого Народа, посягающих на его Уникальную Духовность.

Большой Писатель Русский горько рыдает о том, что Россия стала оккупированной страной – и этот плач находит мощный отзвук в народных сердцах. Помилуйте, почему же Великий Народ, талантливый, умный, свободолюбивый, гордый, не сбросит с себя ярмо, надетое кучкой черноволосых, с акцентом говорящих по-русски мерзких инородцев? Про национальную идею талдычат – да какая может быть у порабощенного народа иная национальная идея,  кроме как скорее избавиться от ига проклятых оккупантов?!

А для начала… Начните с малого. Если наглый Кавказец полезет к прилавку без очереди, скажите ему спокойно, но по-русски гордо, смело, свободолюбиво:

- Ведите себя прилично, молодой человек!

И будьте уверены: другие русские люди, такие же гордые, смелые, свободолюбивые, дружно вас поддержат.