Розовые очки

Распахнув высокие, дубовые двери подъезда,  я зажмурилась от яркого солнца.

Птицы  щебетали, собаки виляли хвостами, кошки гуляли сами по себе, не обращая внимания на упитанных голубей, клевавших кукурузные початки, заботливо разложенные в строго отведённом месте нашим милым дворником Али.

Гадили милые птицы - тоже в строго отведённых местах, избегая  памятники культуры. Стаи пернатых друзей летали, хлопая белыми крыльями, выстраиваясь для радости людей - в сердечки и  поцелуйчики. Этому их научили дельтапланеристы, привычно парившие в небе и распевавшие добрые песни.

Нарядные, милые прохожие шли по своим делам, не забывая поприветствовать меня:

 - Хорошего дня вам!

- Чудесно выглядите!

- Ах, как вы хороши! Какое счастье, что вы есть!

 Знакомый мир шумного города, утопающего в зелени и пронизанного цветочными ароматами, как всегда внушал мне оптимизм и уверенность в завтрашнем дне.  

Я вдохнула полной грудью пьянящий воздух Москвы и шагнула навстречу своей любимой работе. Вышивать гладью! Это вам не крестом! Сколько пользы в моём скромном труде. Каждый день я лью горячие слёзы благодарности, видя счастливые лица людей, которым я дарю результаты моего труда.

 Улыбаясь своим мыслям, я задрала голову вверх и прокричала в небо:

 - Спасибо, солнышко! Спасибо, че-ло-ве-че…

«Докричать» свой восторг я не успела, столкнувшись с нашим флейтистом, который по утрам играл волшебные мелодии и дарил цветы всем женщинам, а детвору угощал леденцами, собственноручного изготовления.

 Музыкант выронил из рук флейту и смущённо, бормоча извинения,  сделал попытку поднять свой волшебный инструмент.

 - Я помогу, не утруждайтесь, любезнейший! – вскричала я и наклонилась, одновременно с ним. Мы, как в детстве, больно стукнулись лбами, и мои очки слетели от удара…

 - Ты чё, совсем по сторонам не смотришь…коза… - услышала я хриплый голос и вдохнула стойкий запах перегара. – Там ещё полпива было…гони бабки…

Разогнувшись и потирая шишку на лбу, я  пыталась навести резкость, привычных к очкам глаз. Мешал пронизывающий косой дождь, добавлявший мутности в окружающий меня, ненавистный мир и размывавший жалкие остатки асфальта у подъезда.

 - Да пошёл ты…ща ментов позову… - привычно огрызнулась я, толкая щуплого алкаша в хлипкую грудь. – Нечего переходить дорогу приличным людям… ещё и собак натравлю, урод адидасный…

 Для верности я ударила тупым носком ботинка по ржавому ведру, которое заменяло мусорный контейнер, давно спёртый кем-то из жильцов...  Ведро с грохотом отлетело, пугая стаю ворон, клевавших остатки грязных кусков недоеденного хот-дога. Мусора, как обычно в ведре не было, зато вытоптанный газон был усеян всякой дрянью, в которой копошились жирные крысы.

Пробегавший мимо мальчишка, с сигаретой в зубах, сильно топнул сапогом по луже,  окатив и меня и бомжа, грязной водой, из никогда не пересыхающей лужи у подъезда. Я выкрикнула ему в след - всё что думаю о нём и о его маме, и стряхивая грязные брызги, продолжила поиск очков. Как-то надо добираться до опостылевшей работы… а то Армен опять вычтет из дневного заработка, за опоздание…

Поборов брезгливость, я погрузила руки в мутную лужу, и стала ощупывать её дно, пытаясь найти пропажу. Пальцы ломило от холода, добавляя  мерзкости, к ощущению промокшей джинсовой куртки, впитавшей в себя грязные брызги.

Я торопилась, боясь потерять работу, которую совсем недавно нашла на рынке. Ежедневный, унылый процесс втюхивания всяким лохам, «шанелей» и «луи с витонами», пошитыми в Долгопрудном.

Из подъезда выходили хмурые соседи и добавляли нецензурных приветствий в мой адрес, упрекая, что ни пройти ни проехать... Я достойно отвечала и продолжала исследование лужи.

Матерясь и сплёвывая в мою сторону, алкаш, столкнувшийся со мной, озирался по сторонам в поисках пустых бутылок. Наклонившись за одной, он  швырнул камнем  вдогонку пацану, но промазал и попал  в мелкую, беспородную и тощую  собачонку, которая, никому не мешая, свернулась калачиком на крышке канализационного люка. Грелась…

 - Ещё раз тронешь собаку… придурок… крикну Коляныча…- как могла грозно прошипела я, стоя в нелепой, наклонённой позе, и держа перед собой грязные, красные от ледяной воды руки. Из кармана моей куртки выпала пачка сигарет и пытаясь поймать её и спасти, я  наткнулась на свои очки, чудом не раздавленные моими же ботинками.

Продолжая угрожать, я протёрла стёкла и надела оправу…

Выглянуло солнце... Распрямившись и оглядевшись, я увидела, что ко мне бежит афганская борзая, которая возвращалась с прогулки, обгоняя своего хозяина Николаича, как ласково мы все, дружные соседи, называли нашего любимого участкового. Он подошёл к красавцу флейтисту и поднял его флейту, утонувшую в кустах бордовых роз, над которыми кружили яркие бабочки и мохнатые пчёлы.

- О, благодарю вас! Я так благодарю вас! - красавец музыкант сжал полицейского в жарких объятиях. Они рыдали, роняя скупые мужские слёзы, друг другу на плечи!

Смахнув свою слезу умиления, я помахала всем рукой, одёрнула шёлковую юбку и поправила корону на голове.

Тёплый ветер, ласково щекотал меня,  даря ароматы счастливой жизни, которая задалась! Удалась! И я привычно зашагала, неся свою красоту  и доброту, на такую необходимую всему  человечеству работу!

Я шла, под звуки флейты и нежное пение птичек! Я спешила  делать добро, весело оглядывая мой родной город, сквозь розовые стёкла очков!