Война и технохардкор

Полевые заметки русского добровольца в Сирии.

Когда очередной журналист спросил меня о численности отрядов народной самообороны (ОНС) и противостоящих нам боевикам ИГ, я впал в бешенство. Да понятия не имею, сколько нас. А если бы и знал, то не сказал, потому что террористы тоже прессу читают. И вообще, я не разведчик, я рядовой солдат в рядах ОНС, четвертый месяц сижу на севере Сирии в курдском регионе Рожава, и могу рассказать о гражданской войне вещи более важные, чем численность противостоящих армий.

Тысяча курдов воюет против ИГ или сто тысяч? Гораздо важнее знать, что из себя эта борьба представляет. Нам не стоит ждать милостей от природы и правильных вопросов от журналистов, поэтому пришлось самому писать эту заметку.

Меня часто спрашивают откуда я, чем занимался раньше и почему приехал в Сирию воевать против ИГ. Правильный вопрос только последний, но на него тяжело честно отвечать журналистам или курдам. Я здесь воюю за свободу. В моем воображении все четко: изгоняем зло из Рожавы, открываем ночные клубы и веселимся на рейвах. Я защищаю то, что дорого мне. Технохардкор — это звуковое воплощение свободы. Но когда я пытался сказать об этом, собеседники думали, что я шучу. Ах, жалкие забитые неудачники. Ваше воображение беспомощно перед проявлениями истинной свободы.

Публику интересует объективная сторона событий. Когда и как я поехал в Рожаву. Что это меняет? Что в этом важного? Окей, я приехал в феврале, это важно для меня, чтобы успеть адаптироваться к жаркому климату. А вот как я добирался, это информация не для всех. Но, скажем так, прилети я на новый год в Рожаву, на великолепном венерианском крейсере, ничего бы не изменилось. Это не имеет никакого отношения к войне. Моя заметка — это субъективная сторона войны.
Они, мои товарищу по оружию, ждут от меня телеги о любви к курдам, о гуманизме и братстве народов, о ненависти к ИГ вообще и к чеченцам, в частности.

Д. спросил у меня как-то: «Ты, наверное, ненавидишь чеченцев?» Он, британский солдат, воевал в Афганистане и, по его словам, чеченские террористы — самое худшее, что может быть. Для них, солдат, все чеченцы подобны каким-то демонам. А я знаю чеченца, замечательного хирурга, он сейчас в Москве работает. И когда я говорю, что не ненавижу чеченцев или ИГ, то мне опять не верят. «Опять этот русский джанки шутить изволят». А я вправду не ненавижу всех этих убогих засранцев, вопящих «Аллах акбар». Возможно, убить хочу, да, но только из милосердия. Я понимаю, что это мы, наша цивилизация породила их. Что Чечня — это ад чертов, и глупо думать, что появится там что-то хорошее, ад порождает демонов, но мы породили этот ад. Идиотская политика европейских государств наплодила арабские гетто, и это тоже ад, порождающий демонов.

М, британский подданый, с удовольствием общается с курдами, говоря к их радости, что ИГ — животные. На самом деле, мы все животные. И люди вместе с тем. С животных взятки гладки, на них не распространяются такие понятия, как дееспособность и деликтоспособность. Немцы творили такое, что ИГ и не снилось. Британцы строили концентрационные лагеря для женщин и детей. Вот как дела обстоят на самом деле. ИГ — это не воплощение абсолютного зла. Привычное это зло. Делают шоу из смерти? Так вся западная цивилизация только этим и занимается. Убили Бен Ладена, сделали шоу из этого. И Лики Смерти, помню, в школьные годы были желанной кассетой. И воюем мы здесь, в том числе, против западной культуры, потому что наша эта культура. Видел я пропагандистский ролик ИГ — раздают еду бесплатно на своей территории. Бесплатный хлеб: прямо Древний Рим.

Справа от меня турецкая граница. Впереди ИГ. Время от времени постреливают снайперы, иногда бьет артиллерия. Для меня звук войны — это звук падающей мины. Далекий хлопок миномета и через несколько секунд вой, кончающийся взрывом. Из-за мин мы потеряли одного человека. Нет, он не убит и не ранен. Он испугался. Курды и один из добровольцев посмеивались над ним, а курды еще и жалели. Но я его понимал. Р. вонючий охотник, без опыта войны, но с набором комплексов. Я думаю, он поехал сюда, чтобы справиться с ними, и его можно уважать хотя бы за попытку победить свою слабость. А курды просто понятия не имеют о ценности человеческой жизни, как и большинство людей, поэтому и настоящего страха смерти им не ощутить. Они носятся со своими мертвецами, всюду развешивают портреты погибших, называя их шахидами. Я объяснял, что жить гораздо лучше, чем умирать, но они меня, кажется, не поняли. Вся их жизнь связана с жертвами. В каждом автомобиле, в каждой комнате, на каждом городском столбе портреты погибших.

Война — это смерть друзей. Ариель Пифагориан погиб в день победы, 9 мая. Две пули попали ему в бедро, и он истек кровью, потому что у курдов не было бинтов, и они не умеют оказывать первую помощь. Ариель перед отправкой на фронт требовал, чтобы ему выдали пакет первой медицинской помощи, но командир уверил его, что все это есть на фронте. Ни хрена тут нет. Ариелю было двадцать четыре года, и это был один из умнейших людей в нашем табуре. И один из лучших. Так я понял, что война любит забирать таких. Был еще курд Хасан, тоже отличный парень и умница, он вместе с командиром фронта ехал на машине, когда террористы взорвали мину.

Меня мучает понос. Весь наш отряд европейцев, плюс американец, мучается этой дрянью. Чужая еда, чужой климат. Лаваш с пятнами плесени, рис, фасоль. Сыр по утрам один и тот же, хранится в рассол. Картошка — почти что праздничное блюдо.

Вот две составляющих армейского быта: понос и смерть близких. Ни один журналист об этом ни разу не спросил. Зато обязателен вопрос о том, чем мы воюем. Будто велика разница: подохнуть от пули калибра 7,62 или 5,56. Мы воюем тем же, что и остальной мир: автоматические винтовки, полуавтоматические винтовки, гранаты, гранатометы, пулеметы, пушки. Наследие ОВД, наследие НАТО. У меня АКМ, но я предпочел бы М16, потому что у американской винтовки прицельная дальность больше и баллистика пули лучше. Я же из калаша и не стрелял почти, потому что террористы соблюдают дистанцию, и равнина не располагает к отчаянным наступательным действиям. Сидим в убогих, устаревших сто пятьдесят лет назад редутах, и игиловские вояки сооружают такие же редуты. Мы говорим между собой, что очень все похоже на Первую Мировую, но там были окопы, и фортификация на порядок совершенней.

Курд у меня спрашивает, что я думаю о курдах, как о солдатах. Хорошие вы солдаты, отвечаю я, исключительно в целях поддержания морального духа. А про себя думаю, радуйтесь, что ИГ воюет на четыре фронта, и что вас прикрывает авиация Коалиции. Что не подгоняют пока бабахи СРЗО, а только постреливают из минометов и пушек. На нашем участке против нас один миномет и танк Т-55, бездарно зарытый в землю. И стреляет это добро не так уж часто, и слава богу, потому что окопы отрыты отвратительные.

Добровольцы, как и все добровольцы, в массе своей, не такие уж хорошие солдаты. Мировая практика показывает, что человек лучше воюет, когда его к этому принуждают, хотя курды твердят обратное, они чуть ли не гордятся тем, что значительная часть боеспособного населения ошивается в тылу, а не воюет на фронте. Для них это символ демократии, а для меня — болезни духа. Нация, которая не восстает в едином порыве борьбы, не сможет создать независимое государство. Даже Иракский Курдистан держится, в основном, за счет помощи Запада, так, что они могут позволить себе расстреливать пикапы из ПТРК.

Один доброволец, с опытом войны в Югославии, рассказывает мне, как воевать с калашом против танка. Надо, значит, по перископам стрелять, и экипаж ослепнет. Я молюсь о том, чтобы в бою он не оказался рядом со мной.

Конечно, и бабахи не ахти какие солдаты. Идти в полный рост в атаку — это для них нормально. Они же после смерти в рай попадут. Только это и помогает курдам убивать врагов гораздо чаще, чем умирать. Побеждает тот, кто больше любит жизнь.

Что ты думаешь о Рожаве? Популярный вопрос у курдов. Я в ответ говорю, что все это очень интересно, и удачи вам, парни, в строительстве нового общества. Но сам я не очень верю в успех. Курды совершают несколько серьезных ошибок. Во-первых, сотворили кумира себе, Оджалана, во-вторых поверили ему. И ничему их история не учит, написал Оджалан философских книжек, смахивающих на компиляцию разных философов, так многие курды, кроме этого ничего и не читают. Попробовал их критически отнестись к написанному: смотрят так, будто штаны спустил и насерил публично.

Делают упор на сельское хозяйство, это в наше-то время, когда его рентабельность крайне низка. Да еще обрабатывают колхозами, когда вовсю в этом бизнесе рулят агропромышленные комплексы.
Дипломатия убогая, но пиарщики у них неплохие, да. Европа и Америка в экстазе бьются, скандируя: «YPG! YPG!»

ОНС чудовищно организованы. Табуры, основные организационные единицы по 70-150 человек, слишком автономны. И гадят коммунисты в армии идеологией, что глаза щипает. Спорил как-то с турецкими коммунистами, доказывал, что идеология политическая для армии — яд. Что РККА огребала, пока Ленин не сообразил набрать императорских офицеров, отойти от крайней идеологии, что Вермахт, лучшая армия Второй Мировой, нацистов презирал и для офицера быть членом НСДАП было позорно. Что армия Израиля не добровольческий клуб по интересам, а служба в ней — почетная обязанность. Но курды лишь твердят о своем особом пути. Людей на фронте не хватает, патронов не хватает, без поддержки коалиции просрали бы Кобани, а все туда же — особый путь у них. И хочется иногда плюнуть на этих мечтательных дураков, да вернуться в Россию, к моим дорогим циничным друзьям, к аморальному быту и неверию в будущее. И давно бы я так и поступил, но потом смотрю, как юные красивые девушки, как хорошие парни уходят на фронт и не возвращаются, и говорю себе, что посижу еще немного, может, пока я здесь, у них на одну каплю больше шансов выжить.
Тем не менее, мы наступаем, отвоевываем деревни. Авиация превращает в фарш окопавшихся террористов, ОНС отстреливают наступающих и штурмует деревни.

Я столкнулся с тем же, что и в России. Люди — заложники глупости. Революционеры твердят, что покончат с ИГ и пойдут дальше воевать. Один заявил, что даже против ДПК пойдут воевать. И в этих словах я вижу призрак ужасного будущего, когда мечта о лучшем мире снова обернется кошмаром. Как уже происходило множество раз. И у меня есть выбор. Остаться и убеждать, что это неправильно и воевать надо только для самообороны, или вернуться в Россию. Скорее всего, я выберу второе, ведь курды не любят техно. А народная курдская музыка осточертела. И еще в ОНС нельзя пить, и вот это совсем омерзительно.