ВОЙНОЙ ОПАЛЁННОЕ СЧАСТЬЕ

Воскресное утро 22 июня... Гром разрывов, лязг гусениц, чужая лающая речь — от Баренцева до Чёрного моря. Страшное слово "война", как холодный штык, пронзило сердца советских людей! Военная машина всей Европы обрушилась на города и веси нашей Родины.

И тогда прозвучал призыв: "Вставай, страна огромная!" И народ встал. Встал на смертный бой с проклятою ордой.

120-й корпус 3-й гвардейской армии, входившей в состав 1-го Украинского фронта, в сентябре 1944 года, после наступательных боёв за освобождение западных областей Украины, Литвы, вышел к Висле и форсировал её в нескольких местах.

Наступление до того было стремительным, что часто передовые подразделения сильно отрывались от штабов и тыловых частей.

Штаб корпуса расположился в старинном замке. В сотне метров от него начинался лес. Была предутренняя пора. Размеренно ходил часовой. Невдалеке, в большой пристройке, расположилась разведрота, только что вернувшаяся из рейда в тыл противника. Её командир Николай Каменев, доложив о выполнении задания, стоял у входа и курил. Ему не спалось. Рейд выдался трудный. Рота понесла ощутимые потери: двое убитых и пять раненых. Но было ещё что-то такое, что не давало покоя. Трёхлетний фронтовой опыт подсказывал — предчувствие не обманет. Вскоре опасения разведчика подтвердились: раздались команды на немецком языке, и большая группа немцев атаковала замок. Личный состав штаба занял оборону. Число атакующих росло. Вскоре в бой вступила и вражеская артиллерия. Стало ясно: замок не удержать. Под интенсивным огнём фашистов началась эвакуация штаба. Разведчики с трудом сдерживали врага, не давая ему замкнуть кольцо. Вдруг Каменев увидел, как группа солдат во главе с заместителем начальника штаба стала пробиваться назад, в замок. Офицер понял, что те, кому поручено было вынести знамя, не смогли прорваться. Прошло несколько минут. Там, где находилось знамя, грохнул взрыв, начался пожар. Взяв с собой несколько подчинённых, командир разведроты бросился на помощь товарищам. Из окон валил дым, второй этаж горел. Ворвавшись в здание, разведчики увидели жуткую картину: все, кто должен был выносить знамя, были мертвы. Знаменосец продолжал сжимать задеревенелыми пальцами святыню части.

Сорвав полотнище с древка, разведчики выпрыгнули из окна второго этажа — дорога назад была уже полностью блокирована. Гитлеровцы не ожидали такого хода событий. Наши воины воспользовались их минутным замешательством, прорвались сквозь кольцо. Менее минуты им потребовалось, чтобы добежать до леса... Деревья надёжно прикрыли группу Каменева от преследователей. Но местность оказалась буквально нашпигованной гитлеровцами. Первым их заметил рядовой Трегубов. Полоснув очередью по фашистам, он упал на землю.

— Командир, скорее к реке, — крикнул он. — Кругом немцы.

Расстояние до реки преодолели быстро. Но оторваться от преследователей не смогли. Один из солдат остался на берегу, прикрывая товарищей, а Каменев, обмотав знаменем своё тело, надев гимнастёрку, бросился в воду. Своего командира оберегал Трегубов. Плыть в намокшей одежде было трудно. Знамя, словно обручем, стягивало грудь. Но надо было не только выжить, но и спасти Боевое Знамя. И Николай Каменев плыл, пока не почувствовал дно под ногами. Выполз на берег, сил уже почти не было. Здесь его нашли танкисты, идущие на помощь штабу корпуса.

Через шесть часов рота Каменева уже выполняла новое задание. Надо было идти в поиск. Корпус готовился к боям на Сандомирском направлении.

В январе 1945 года подразделению Каменева была поставлена задача: любой ценой добыть "языка". Группа из восьми человек во главе с ротным, форсировав Одер, углубилась на территорию противника. В этом поиске им удалось захватить двух пленных: майора и обер-лейтенанта. Но разведчики были обнаружены. Форсировать Одер в обратном направлении им пришлось под огнём противника.

Уже было недалеко до берега, когда лодка, в которой был Каменев, перевернулась от разорвавшегося рядом снаряда. Трое солдат погибли, пленный майор был оглушён. Каменева ранило в ногу. И если бы не солдаты его роты, которые ждали их на берегу, дело могло бы кончиться плачевно.

Майор и обер-лейтенант через два часа уже давали показания. Командира же разведчики понесли на плащпалатке в медпункт. Но опять не повезло Каменеву. Рядом разорвался снаряд. Двое солдат погибли, у третьего оторвало руку, а командир вновь был ранен в ту же ногу. Но всего этого Каменев уже не видел: он потерял сознание. А в это время гитлеровцы перешли на этом участке в наступление. И как бы сложилась судьба Николая Каменева, если бы не начальник СМЕРШа, который случайно увидел беспомощно лежащего на дороге командира разведроты... Офицер уложил его в свою машину и вывез в безопасное место.

Это был его последний бой, а до Победы оставалось четыре месяца.

Только на вторые сутки сознание вернулось к Каменеву. Там, где должна быть ступня, — пустое место. Ужас охватил его... Четвёртые сутки санитарный поезд двигался на юг. Четвёртые сутки не поднимался Николай с полки, ни с кем не разговаривал, не принимал пищу. Голову сверлила мысль: "Как жить дальше?" Да стоит ли вообще жить?" Трудно приучить себя к мысли, что в 22 года стал калекой.

Долго тянулись дни в санитарном поезде. Лёжа на вагонной полке, Каменев, словно в кино, прокручивал события последних лет. Войну он встретил в Бресте, в 223-й стрелковой дивизии. Утро 22 июня 1941 года запомнилось на всю жизнь. Горечь отступления начального периода войны... Сталинград... И вот сейчас, в конце войны, навсегда выбыл из строя. А как мечтал дойти до Берлина! Сполна рассчитаться с фашистками за всё то горе, которое причинили они советским людям.

Утром поезд остановился на вокзале большого города. Самые осведомлённые сообщили — Тбилиси. На перроне много было народу, шум, много цветов. Это местные жители встречали раненых фронтовиков. Завязывались дружеские беседы с теми, что могли самостоятельно передвигаться. Звучало разноязычное многоголосие. В руках у раненых были кавказские дары — фрукты, южные лакомства.

Автобусы развозили раненых по госпиталям. Ходячие весело переговаривались и шли на посадку. А вот тяжёлые, которые были не в состоянии двигаться...

Александра Сихарулидзе после окончания медицинского училища была направлена в эвакогоспиталь N 1747, который принимал раненых, доставленных с фронта. Это было первое её дежурство. Шли первые минуты приёма раненых. Они самые трудные. Помогали опытные врачи и медсёстры, для которых эта работа уже была привычным делом. Раненые были распределены по палатам. После окопов и фронтовой жизни люди почувствовали здесь уют и душевное спокойствие. Многие из них ещё ходили во сне в атаки, кричали, ругались, но это было во сне! Александру назначили ответственной в офицерскую палату. Николай увидел её утром, когда она вошла в палату и поздоровалась со всеми. Он остался недоволен этим приветствием и стал придираться к ней:

— Почему вы здороваетесь не так, как положено?

— А как положено? — спросила Александра. — Вы что, особенный?

Так прошла их первая встреча. Николай целую неделю возмущался, был недоволен действиями медперсонала. Эта девушка задела его самолюбие и одновременно с этим разбудила в нём какое-то новое, непонятное ему чувство. Всё теплее становились их взгляды, всё продолжительнее беседы. Вскоре они поняли, что полюбили друг друга.

Быстро летит время, когда люди счастливы. И вот уже свадьба. Николай и Александра создали свою семью. Тяжело Николаю давалась семейная жизнь на первых порах. Ему казалось, что его все жалеют, смотрят на него с состраданием. Но Александра рассеивала сомнения, и становилось легко на душе от этого. Он знал, что многие её родственники были против их брака. Её уговаривали не связывать жизнь с инвалидом. Несмотря ни на что Александра избрала его, а своим родственникам сказала: "Я его люблю и не мыслю жизнь без него! Это моя судьба".

Тяжёлые послевоенные годы не прошли мимо Николая и Александры. Они испытали нужду и лишения, жили в девятиметровой комнате, оба работали. В самые трудные минуты жизни она была рядом. Дважды ему делали операции. Гангрена преследовала его. Сама Александра готовила мужа к операции и участвовала в её проведении.

Николай окреп. Всё чаще возникала мысль о поездке домой, на Украину. Александра поняла его состояние и предложила переехать жить к его матери, в Харьков. Сборы были недолгими. И вот они на украинской земле. Приветливо и сердечно встретили родные и близкие Николая и его жену. Все смотрели на симпатичную грузинку и говорили: "Да яка вона грузынка, цэ наша дивчина!" Александру уважали, оберегали, знали, что она спасла Николая. В Харькове у них родился сын. С обоюдного согласия назвали его грузинским именем Тенгиз. Хороши украинские поля, хороши рассветы и тихие ночи, но постепенно Александре стало чего-то не хватать. Нет, не заботы и внимания мужа и его родственников. Стало не хватать родного кавказского воздуха, родных гор и родного языка.

Мать Николая подметила состояние невестки и многое поняла: только огромная любовь к её сыну заставила эту женщину покинуть свою родину. Но ведь и сын не будет счастлив, если плохо жене. И она посоветовала ему переехать в Грузию.

Более сорока лет идут по жизни Николай и Александра. Подвиги, совершённые Николаем Фёдоровичем в годы войны, до того значительны, что за эти сорок лет его нашли ещё девять наград: четыре ордена и пять медалей.

Ирина КОТЛЯРОВА

г. СТАВРОПОЛЬ

Архив : №31. 04.08.2000