О ПЕРИФЕРИЙНОСТИ МАРКСИСТСКОЙ ИДЕОЛОГИИ. ВВЕДЕНИЕ. ЧАСТЬ 3

 

О ПЕРИФЕРИЙНОСТИ МАРКСИСТСКОЙ ИДЕОЛОГИИ.

 

Ни в какой другой стране мира социализм не был столь навязчивой идеей, как в России. При этом собственно русских теоретических истоков социализма в истории России мы вряд ли сможем обнаружить ни теперь, ни когда-либо в будущем, о чем правильно говорит Шафаревич. Россия просто в силу особенностей своего развития

( отстающая и догоняющая ) не была готова к производству таких учений, зато она была готова к их заимствованиям ( не в фундаментальном смысле и только интеллигенция ). Те движения, которые на Западе уже давно отгремели и канули в лету, но под конец успели обзавестись своими идеологиями, в России в это время только начинали подниматься и могли получить свою собственную идеологию как бы уже в готовом виде, хотя и не «отечественного производства» ( этот вопрос мы еще будем иметь возможность обсудить ). В России была для социализма более благоприятная социальная почва. Во-первых, в России были сильны, да и сейчас таковыми остаются, идеи т.н. справедливости, правды и т.п., которые были скорее эмоциональными движениями души, а не рациональными категориями рассудка. И перекликаются они с идеями социальной справедливости во всех социалистических учениях, в том числе и в марксизме. Во-вторых, социальная напряженность в России была особенно заметна: с одной стороны чисто азиатская застойная страна, а с другой скачек в развитии промышленности и капитализма ( вспомним хотя бы известное высказывание Энгельса на этот счет ). Горизонтальная напряженность в России была сильна как нигде в тогдашнем цивилизованном мире. По степени социальной напряженности спорить с Россией могли только Китай, Индия и, особенно, Турция. Но нигде, ни в какой стране мира не было такого контраста между самым передовым и самым отсталым. На марксистском жаргоне это получило название «слабого звена в цепи империализма». Реально же Россия не была в полном смысле империалистической страной; доля собственно монополистического уклада в экономике страны была незначительной, небольшой группой был класс рабочих

( а т.н. потомственных рабочих было еще меньше ), еще незначительнее был класс буржуазии, особенно его монополистическая прослойка, т.к. в стране в силу ее догоняющего типа развития был очень силен государственный сектор. Россия по-преимуществу была страной крестьянской и поэтому в России такое большое развитие получила социалистическая идеология. Это не значит ни в коей мере возвращения к представлениям о русском крестьянине как «природном социалисте»; наиболее восприимчив к социалистической пропаганде оказался разорившийся крестьянин, подавшийся в город, т.е. маргинал и люмпен. Именно с этим слоем и имели дело и народники и большевики. Крестьянин, как известно, не поддался на народническую пропаганду, «хождение в народ» провалилось. Ему по душе оказался только лозунг: «Земля крестьянам».

Поэтому в России получило столь масштабное развитие т.н. народническая идеология, не имеющая аналогов в мировой истории ( по крайней мере в таком виде и в таких размерах ). Народники рассматривали крестьянство как главный революционный класс, именно потому, что никаких других классов в России просто не было ( заметим, что и рабочих они первоначально держали за разорившихся крестьян, т.е. неполноценных революционеров ). Крестьянская община при этом рассматривалась как зародыш будущего крестьянского социального мироустройства. Это типичное реакционное мировоззрение, т.к. рассматривает в качестве передовых архаичные социальные институты. С таким же успехом можно рассматривать племенную организацию как основу для построения коммунизма, а самым подходящим местом для этого острова в Тихом океане. Ведь не случайно же Маркс и Энгельс называли первобытно-общинный строй «первобытным коммунизмом». С другой стороны, они сами настаивали на том, что пролетарская революция должна произойти именно в самых развитых странах Европы, т.к. именно в них в наибольшей мере созрели предпосылки для социальной революции. Ведь перехода к более высокой фазе должны быть пройдены все предшествующие

( это прямо следовало из гегелевского учения о триаде ).

Все эти социалистические идеи получили развитие и такое распространение в России именно потому, что социальная структура России способствовала развитию именно социалистического мировоззрения и вообще левых взглядов ( страна характеризовалась громадным преобладанием класса крестьян, т.е. по сравнению с классической социальная структура была деформирована, хотя России это было не деформацией, а особенностью развития: отстающее развитие вперемежку со скачками ). С другой стороны, России не надо было вырабатывать своих собственно социалистических учений, они были в изрядном количестве были выработаны уже на Западе, их надо было просто позаимствовать и применить к условиям России. Кроме всего прочего в России появляется феномен интеллигентской партии. Интеллигенты, которые якобы знают, что нужно народу, брались его учить и просвещать, и пытались внести в него «революционное сознание». Феномен крестьянских, а отчасти даже и пролетарских партий, в таком виде, в каком он существовал в России был неизвестен на Западе и в первую очередь потому, что произошел скачек: отсталая Россия, неготовая к реализации какой-либо идеологии, заимствует ее на сравнительно недалеко расположенном Западе. Этот феномен теперь известен на примере стран «третьего мира»: «прогрессивные» сержанты или студенты как пироги пекут «прогрессивные» же режимы в Африке, Азии или Америке или на худой конец довольствуются ролью руководителей партизанского движения ( «Сендеро луминосо» в Перу ).

Нечто подобное случилось в России, только пораньше и с буржуазной идеологией, заимствованной по сути дела чуть не целиком «передовыми» представителями дворянства на Западе. Не готовая к буржуазному перевороту Россия была свидетелем их яростной борьбы за то, что не хотела сама, но что особенно интересно: за то, что было не в интересах самых этих «передовых» представителей. Ими руководил не презренный материальный или экономический интерес, а высокие стремления, т.е. чисто головные, умозрительные, рациональные рассуждения о том, что лучше, по их мнению, для страны. Отсюда и разброд и шатания в умах. Поскольку неизвестно, что нужно, спорят о том, что лучше, а на вкус и цвет, как известно … Та же самая картина наблюдалась затем и у народников и только в к. XIX – н. XX в.в. начали вырисовываться подлинные интересы, на которые уже можно было опираться как на прочный фундамент.

Нечто подобное наблюдается в нашей стране и сейчас. В посттоталитарном обществе, в котором материальные и экономические интересы людей еще не определились с достаточной степенью ясности, уже образовалось не менее 10 относительно крупных протопартийных структур. Образовали их или интеллигенты, которые давно и чисто умозрительно выбрали себе какую-либо идеологию ( либерал, социал-демократ и т.п. ) или маргиналы, которым важен сам процесс борьбы. Но ни в том, ни в другом случае речь идет не об образовании партии на основе реальных интересов, а о чисто умозрительных конструкциях, которые даже умудряются не приспосабливать к конкретике собственной страны. Игра в эти партии напоминают лошадиные бега, кто займет ведущее место в будущей политической структуре страны, решает только случай.

Периферийные учения на Западе оказались в России в силу особенностей ее развития ( социальная структура, заимствования, скачки ) в центре внимания. Вообще можно сформулировать общее правило, что чем сильнее и острее противоречия в той или иной стране, тем вероятнее там благоприятная почва для распространения разного рода радикальных и левых теорий. Россия оказалась первой жертвой этого правила. А вообще заметно, что распространяются социалистического учения в основном в странах третьего мира, где ситуация аналогична к. XIX – н.

XX в.в. – это отсталость и необходимость скачка. Хотя, конечно, есть все же два способа решения этой проблемы – левый и правый. Иногда безраздельно господствует один, иногда – другой, иногда они переплетаются, взаимно дополняя и исключая друг друга ( например, Филиппины и прокитайское коммунистическое партизанское движение, или Перу и движение «Сендеро Луминосо» ).

В свое время такого рода движения существовали и в странах Запада, что доказывает принципиальную похожесть путей развития цивилизации. Но на Западе с силу меньшей противоречивости и органического характера развития ( Запад развивался сам, а страны «третьего мира» идут чужим путем ), эти учения в ходе борьбы не получили заметного распространения или потерпели поражение. Это т.н. левеллеры и диггеры в Англии в эпоху религиозных войн 1640-1648 гг., отчасти же якобинцы и бабувисты, восставшие в июне 1848 г., коммунары 1871 г. во Франции и др. Движения эти не получили такого идеологического оформления как марксизм, в этом была их большая слабость.

Появление марксизма в России было нонсенсом для этой страны, ни к его рождению, ни к его восприятию она, казалось, готова не была. Но в этом нонсенсе была своя глубокая закономерность. В России начиналась эпоха социальных перемен, а с другой стороны на Западе сформировалось учение марксизма. Для укоренения марксизма в России не нужно даже было каких-то представителей класса, на который он якобы был рассчитан, достаточно было его «передовых представителей» ( интеллигенции, также как сейчас в странах «третьего мира» во главе «прогрессивных» режимов стоят военные или студенты ). Бердяев, например, пишет, что самыми рьяными сторонниками марксизма в России первоначально и неожиданно для Маркса стали степные помещики. Примеров, и достаточно показательных, история предоставила нам более чем достаточно: Монголия, где вообще не было никакого пролетариата, Китай, где его было меньше чем в России, но при совершенно другой численности населения и т.д. и т.п. ( современные учения вообще распространяются в основном среди крестьян – красные кхмеры, НОА в Китае с ее походами по сельской местности, то же «Сендеро луминосо» с опорой на крестьянство и т.п. ).

Восприятие марксизма было скачком, прерывом постепенности и в этом смысле марксизм был безусловно чуждым для России учением, но с другой стороны восприятие марксизма было глубоко закономерным – социальная ситуация в России была адекватна радикальности подхода к решению социальных проблем в марксизме. Конечно, все эти проблемы можно было решить и мирным путем ( и мы еще не раз остановимся на альтернативах в истории России ), но реально именно марксизм оказался в России в роли победителя. Задача настоящей работы и заключается именно в том, чтобы показать, почему именно Россия досталась марксизму в качестве своей первой жертвы.

В России было меньше оснований, чем в других странах, для эволюционного

( мирного ) разрешения всех противоречий ( конфликта развития – между отсталостью и отсутствием внутренних источников для развития и необходимостью в силу внешнеполитических в первую очередь причин ускоренного развития для вступления в семью цивилизованных народов и сохранения национальной самостоятельности ). Движение меньшевизма в русской социал-демократии не получило такого развития как на Западе, где они, в первую очередь в Германии, т.е. стране с наибольшим накалом противоречий, смогли сыграть роль буфера и не допустить сползание страны к кровавой большевистской диктатуре ( правда, не смогли и обезопасить страну от прихода к власти нацистов, но это уже другая история ). В России они не смогли этого сделать, т.е. выступить в роли смягчителя социального взрыва, и были просто раздавлены могучей поступью истории: достаточно сказать, что их не жаловали ни красные, ни белые. В России не было достаточно мощных средних слоев – этого социального буфера – между враждующими крайностями, размежевание в России постепенно достигло почти абсолютного характера ( но не абсолютного, как затем в Германии, когда на выборах соперничали фашисты и коммунисты ). «Третьей силой» смогло стать только крестьянское движение, воевавшее на два фронта – и против белых, и против красных. Но оно не смогло в достаточной степени самоорганизоваться и потерпело поражение.

Нетрудно заметить, что как первоначально, так и после завершения Гражданской войны, противостояние носило в основном внутрисоциалистический характер. Первоначально большевикам противостояли в основном меньшевики и эсеры ( правые и левые ), а с 1921 г. ( особенно это проявилось в ходе Кронштадского восстания ) также социалистические партии ( например, в резолюции , принятой в ходе Кронштадского восстания, говорится о запрете частной торговли и замене ее кооперативной ). Эти факты нельзя признать случайными. Ни в какой другой стране мира не было такого сильного социалистического движения. В истории страны были даже моменты, когда именно социалистические движения решали ее судьбу. При этом, конечно, нужно сказать, что в какие бы руки страна не попала, она все равно, так или иначе, подверглась бы насилию теории над практикой, т.е. в любом случае речь идет о первенстве политики над экономикой, т.к. все социалистические движения имели свои планы социального переустройства России, а ей нужны были только годы мирного спокойного развития.

Сейчас у нас принято третировать марксизм как западное учение, которое будучи иностранного происхождения и чуждое России виновато во всех смертных грехах. Но тогда становится непонятным, почему это чуждое движение завоевало в России столько большую поддержку ? И даже можно сказать, ни в одной стране мира марксизм не достиг таких успехов как в России ! Как же сумели навязать России некие чужеродные элементы столь неподходящее для нее учение ?

Так, вот. Марксизм – это не западная идеология. Появился он на Западе в силу того, что именно на передовом Западе впервые созрели условия для появления этой идеологии, но ведь наибольшее распространение марксизм получил именно на Востоке ( т.е. Запад первым вступил в такой период развития, когда созрели все условия для появления марксистской идеологии – появление пролетариата, принятие капитализмом своих классических форм и т.д. ). Почему именно на Востоке ? Марксизм – это не западная идеология, это идеология социального слоя люмпен ( маргиналов ) и присуща она в той или иной степени любой стране ( в зависимости от конкретных условий ), т.е. она интернациональна по своей сущности.

Вопрос не в этом, а в том в какой степени она присуща и почему ? Марксизм в России это не чуждое западное явление, перенесенное на русскую почву, это продолжение русской константы средствами, которые еще не родились в самой России, но к восприятию которого Россия была уже готова, т.к. именно такие средства отвечали ее потребностям ( в какой-то мере это уже другой вопрос ). Хотя, конечно, заимствование идеологии не могло пройти без эксцессов, для России это был скачек, как мы уже сказали. Ни рационализм, ни технократизм для России характерны не были ( очень хорошо эта гремучая смесь природности и технократизма в русском варианте показана в произведениях А. Платонова: «Родина элекстричества» и др. ). Все это и многое другое относится к издержкам заимствования. И, конечно же, Россия не могла освоить марксизм в полном объеме. В отсталой стране неизбежно должно было произойти опрощение учения ( помимо того даже, которое происходит при любом внедрении любого учения в широкие массы ). И они произошли, и даже не одно, а два. Сначала практически незаметное в учении ленинизма, а затем видное невооруженным глазом в теории сталинизма, но никакой другой марксизм России был просто не по зубам. Именно этот фактор не учитывали наши политические авантюристы, вроде Ленина, хотевшие сначала захватить власть, а затем учить людей культуре. История с самим марксизмом показатель авантюристичности их намерений и дел.