Милосердие.

При слове «спорт» в моей голове возникают не золотые трассы Сочи-2014, не бессмысленный ЧМ по футболу-2018, не Третьяк и не Роднина, а преподаватель жанров Наталья Владимировна, издатель Баринцев, сын тракториста Гапонова и железнодорожный путь Петербург-Ростов.
Мне всегда казалось, что мы очень ленивая нация, парадоксально при этом любящая спорт. Оказывается, нет никакого противоречия. В окне поезда, следующего в Ростов, я увидел чудесное футбольное поле. На нем, кувыркаясь и падая, отчаянно бились команды разновозрастных спортсменов. Такое поле могло появиться только в стране, где живут очень ленивые футболисты. Оно разместилось в небольшой глубокой яме с покатыми берегами. Куда ни пинай мяч, он все равно скатится. Бегать за ним нет никакой надобности. Пусть дураки за мячом бегают. В этом чувствовалась какая-то бесконечная мудрость.
Через три километра я увидел еще одно футбольное поле в яме, потом еще одно…
Нечто подобное я испытал и от встречи с издателем Баринцевым, веселым толстяком. Я чемпион мира по боксу и по шахматам, сказал он. Оказалось, это почти правда. Насмотревшись телевизора, Баринцев обнаружил, что существует огромное количество разнообразных боксерских ассоциаций, и в каждой есть свой чемпион. Он создал свою ассоциацию, зарегистрировал ее в налоговой, объявил себя чемпионом мира и направил всем остальным чемпионам приглашение на матчи-реванши. Встретиться он предложил в кафе, биться за ящик пива. Никто из чемпионов, естественно, не явился и издатель засчитал всем им техническое поражение.
Несмотря на все официальные источники, уверяющие, будто спорт высших и низших достижений демонстрирует нам торжество духа, в моей жизни он неизменно демонстрировал что-то другое.
Торжество нетерпимости демонстрировала ситуация, когда я смотрел матч Бразилия–Бельгия в компании, где все болели против Бразилии (потому что пижоны), но не за Бельгию (потому что штаб-квартира НАТО). Торжество самообмана провозглашали заржавевшие гири и разобранные велосипеды на балконах.
Торжество силы проявилось в школьной постановке по «Дубровскому». Я был упитанным очкастым отличником. Мой карикатурный типаж мог рассчитывать только на костюм Пьера Безухова. Но я хорошо учился и меня невозможно было обделить положительной ролью.

Так я и оказался братцем несчастной Маши.
Я тогда должен был, наверное, олицетворять тщедушность дворянской юности. Во всяком случае в сцене с дуплом крестьянский мальчик по сценарию клал меня на лопатки. Его играл сын тракториста Гапонова.
Сын тракториста довольно потирал руки, воображая, как будет бросать меня об импровизированную сцену. Но я был толстый и хорошо боролся. Мне прочили греко-римкое будущее.
Это было, наверное, самое странное толкование Пушкина в истории современного театра. Братец, вопреки каноническому сюжету, уронил крестьянина на живот, заломил ему руку и долго мстил за все страдания дворянских детей. В конце концов меня выгнали, и я разочаровался в искусстве, где нет места изящной импровизации. Торжество грубой силы затмило мне разум.
Отошел я только в университете. Преподаватель жанров Наталья Владимировна требовала отыскать в прессе то расширенную заметку, то портретный очерк. На выбор она просила кого-то презентовать находку. Мне было лень что-либо искать. Обычно я из головы сочинял нужную заметку или статью. Проверять наличие газеты преподавателю не приходило в голову. Так продолжалось долго, пока мы не споткнулись о спортивный репортаж.
Когда меня окликнули, я зарисовывал с натуры кукиш. Получалось очень натуралистично. И я не успел об этом подумать, начав «читать» репортаж с выдуманного матча. Кто-то там кому-то передавал пас, трибуны свистели.
- Позвольте, - перебила меня преподаватель, - но ведь это совершенно невозможно! Спортивный репортаж в газетах умер уже лет пятнадцать как тому назад...
- Ну вот же, - продолжил сочинять я, - «Тихонов неожиданно переводит мяч на левый фланг! Но куда... там же никого нет! Ковтун хватается за голову...»
- Не может быть! - воскликнула преподаватель. Неожиданно она встала со стула и пошла смотреть на возродившийся из пепла жанр.
Она подошла. Удивленно оглядела пустую парту, увидела мятый лист, перевернула его. Там была почти законченная, удивительной реалистичности фига...
- Что ж, - сказала невозмутимо Наталья Владимировна, - Спортивный репортаж возродился!
И в этом, пожалуй, было торжество человеческого духа, торжество милосердия