Где я была 19 августа 2011 года?

Хотела написать про то, как сидели мы 19 августа 1991 года на своей украинской даче (в последствие разобранной по кирпичику в связи с превращением сельской улицы в зону из "Сталкера), вдыхали запах лежащих толстым слоем на земле фруктов (теперь слой в пять раз толще, но украинцы, жалуясь на бедность, не планируют его собирать), и слушали сквозь жужжанье толстого слоя ос вражьи голоса…




Мы на Украине примерно в это время, на уличной печке я варила сливовое повидло, мы везли его в Москву в целлофановых пакетах и ели весь год.

Но пойду по другому пути и опишу свой день 19 августа 2011 года. Предупреждаю, что решила провести его в формате "дня здоровья" потому, что каждый обычный день ношусь как электровеник.
Я проснулась от мурчания кошки на красивейшем постельном белье ( в СССР такого нельзя было купить даже у спекулянтов в туалете Столешникова переулка, все спали на белье больничной раскраски). Муж сидел за компом (первый комп мы привезли из Лондона в девяностом, там уже все сидели за ними, а в СССР к нам толпой приходили позырить на диковинку) и совершал хитрые фокусы на межбанковской валютной бирже (в СССР его упекли бы за этот вид деятельности в 24 часа, не смотря на иностранное гражданство). Натянула халат ( "точно такой же только с перламутровыми пуговицами" - когда первый муж привёз мне с гастролей первый модный халат, я прыгала до потолка, в СССР на тёток продавались только страшные ситцевые и байковые робы; на дядек не продавалось ничего, мужик в халате считался врагом народа). Кошка понеслась за мной в ванную и изящно прошлась сквозь батарею пузырьков (в девяносто втором приехала немецкая переводчица моих пьес, и как ошпаренная вылетела из ванной : "Этого не может быть! У тебя в ванной те же пузырьки, что у меня, а раньше у всех в ванной было только детское мыло, и меня просили привезти шампуни!). Про кремы не буду, тут даже мужикам понятно (моя маман, будучи микробиологом, выписывала рецепты и заказывала кремы в аптеке, их выдавали в банках как для анализа мочи с бумажкой и аптечной резинкой; чтобы не стошнило кремы перекладывали в красивые баночки от монпасье и хрустальные пудреницы). Про холодильник и завтрак не буду ( все помнят, как в советском универсаме выезжала тележка и продавец кидал из неё куски мяса как собакам, как за них дрались, как хранили на праздники банку шпрот из заказа, и как хозяйки из одного первого готовили два вторых). Позвонила подруга, она везла на консультацию дочь после сложнейшей операции на позвоночнике, сделанной у нас не хуже, чем на западе ( в СССР люди с такими травмами становились лежачими, что такое быть тогда инвалидом можно изучить по книгам Рубена Давида Гонзалеса Гальего "Черное на белом" и Тамары Черемновой "Трава пробившая асфальт").
В кухню вышла маман (в СССР она бы и близко не дожила до нынешнего возраста, в совке как в Спарте стариков практически не лечили). В связи с не слишком большим стажем работы её пенсия 350 долларов, это не сильно прожиточно с учётом дорогих лекарств, ( но я помню в СССР стариков с пенсиями 10-12 рублей, если не подкармливали соседи, они жили на молоке, хлебе и картошке). Кстати, о картошке. Недавно вспомнили с подружкой, что в овощных магазинах был такой грязный страшный деревянный жёлоб для картошки, под него подставляли авоську, и мелкая картошка вместе с землёй просачивалась сквозь её дырки на пол. Картошки покупали немерено, она была основой питания. Ещё вспомнила, как мы с подружкой привели в овощной на Сивцевражек (в который ходили мои прабабушки, прадедушки, бабушка, дедушка, мама, папа, я с маленькими сыновьями) американскую журналистку. Она стала фоткать, и старуха из очереди заорала : "Снимай, сучка! Пусть видят, что у нас всё есть!" "Всё" означало картошку, капусту, лук, морковку и свёклу. Старуха была по-своему права, для неё это означало "всё есть", но американка не поняла, что та хотела этим сказать.
Готовка обеда не заняла у меня особого времени, всё было куплено полуготовое ("Не поверите, у нас в магазине чистят рыбу и кур продают отдельными ногами и грудями!" писали в СССР эмигранты, и мы не верили, особенно те, кто знал, что такое синий цыплёнок "по рубль семьдесят пять" с когтями, перьями и грустными глазами). Обсудив по телефону и компу дела, начала выяснять, нет ли кого из сыновей в ближайшей акватории, чтобы закинуть меня на Арбат (в СССР машина была признаком страаааашного успеха, в нашем доме на проспекте Вернадского машина на весь дом была одна - у зубного протезиста Марка, всё шёпотом говорили "он работает с золотом"; в доме на Арбате машины не было ни у кого).
Путь мой лежал на массаж в аюрведический салон "Лотос" (советские врачи уделывали меня мантрой "если не сделаете ещё три операции на ноге, к сорока годам будете ходить на костылях"). Сейчас мне 54, тфу, тфу, тфу, хожу и бегаю своими ногами. Любимый мастер из Кералы Пракасен знает, что у меня болит колено, даже если я не показываю пальцем. Его обучали как междисциплинарника - медицина, массаж, экстрасенсорика (в СССР люди подпольно занимались йогой, карате, и т.д., на них устраивали облавы, их сажали.) После массажа напоили божественным индийским чаем со сложными добавками (в СССР можно было получить в заказе или купить у спекулянтов желтую пачку индийского чая "со слоном", в нём попадались палки и мухи, а потом мы узнали, что он всё-таки был грузинским).
После массажа решила прогуляться до дома. Лужков прошёлся по Арбату как немцы по Варшаве, но даже при этих претензиях пешеходный Арбат сегодня зона свободы и праздника. То же и с Калининским (Новым Арбатом), магазины вытеснены общепитом, молодняк катается на площадках на роликах и скейтах. Перешла к Борисоглебскому переулку, помахала грустной мраморной Цветаевой (в СССР в её чердачной комнате, где теперь музей, жили люди, и недобитые интеллигенты ходили задирать голову на это окошко и читать стихи друг другу; конечно, странно, что она сидит спиной к Монгольскому посольству, могли бы на Калининский вынести памятник, но в СССР не было ни его, ни текстов Цветаевой). Вышла на кольцо, чтобы завершить гештальт созерцанием жуткого памятника Бродскому, который, стоит как раз лицом к посольству Америки (про Бродского и СССР без коментариев).
Зашла в ЦДЛ выпить кофе (хороший кофе в СССР был валютой, здесь его давали "членам профсоюза", во всех залах, даже в дубовом; исключением были дни похорон "классиков", вдовы стучали для этого в парткоме кулаком по столу : "Мы не ляжем в малом зале! У нас госпремия и грамота от генсека! Мы ляжем только в дубовом зале!")
В ЦДЛ обсудила брать в предстоящую поездку книги или диски (в СССР пьесы были на "чёрном рынке" у машинисток ВТО, из подпольно поставивших моих пьесы театральных студий две были закрыты). Двинулась дальше. Большая Никитская более менее уцелела, выглядит дивно. Новинский пассаж, конечно, дико изуродовал панораму. Краснопресненская высотка засияла навстречу чистыми окнами магазинов и ресторанчиков (в СССР её окна всегда были покрыты толстым слоем грязи, мыли их не по степени загрязнения, а по плану; в сумасшедше красивых помещениях первого этажа с мозаичными полами и стенами находился гастроном, продавать в котором было нечего, и в витринах километрами тянулись одни и те же банки кильки в томате и одни те же клумбочки конфет). Прошла ментовку, в которой недавно без шума и пыли меняла загранпаспорт, чтобы иметь возможность в любую минуту выехать в любую загранку ( мне довелось оформлять паспорт в СССР и ехать по нему в Европу, это была просто "война и немцы", в анкете требовалось указать даже места захоронения родственников, муж-индус долго дивился узнав сейчас про это : "А индусам что писать в таком случае?" ).

У метро Баррикадная стояла веселая толпа и парень сносно пел в микрофон (даже не представляю за сколько минут его повязали бы в СССР). Прошла обменник (когда мы выезжали вчетвером в Лондон поездом, советское правительство разрешило обменять только 400 фунтов на двоих, на детей до 14 лет денег не дали ни копейки, больше ничего брать с собой было нельзя, насобирали за год консервов из заказов и ели их всю дорогу, т.к денег на западный общепит не было, при этом мы были не два бомжа или беженца с детьми, а солист известнейшего хора и активно ставящийся в театрах драматург).
У зоопарка клубились продавцы детских удовольствий и мамаши с криками : "Тебе уже купили электронную говорящую собачку, зачем тебе ещё цветочек, хлопающий в ладоши?" (какой абзац был в СССР с игрушками, вы помните).
Тут материализовался муж, и мы двинулись мимо кабаков, магазинов, банков и прочая, к метро "1905 год". Здесь не было особого гулянья, разве что перед магазинчиками в переходе сидел постоянный дед с баяном и нежнейшей манерой исполнения народных песен. Вы наверняка видели его в фильме "Поколение Пи", он сидит в этом переходе с перестройки. Правда, сегодня не важно выглядел, но всё-таки запел нам индийскую песню.
Путь наш лежал в "Электронику на Пресне". Понятно, что там можно купить хоть электронного черта с рогами (а прежде был завод, который выпускал то, что не продавалось даже в условиях повального дефицита). Но ничего не купили про причине того, что "зажрались", муж сказал, что по интернету это продаётся лучше, дешевле и с бОльшим выбором (ох, как мы в СССР выстаивали очередь за любой фиговиной, как мы её холили и лелеяли). А ещё в СССР мы бесконечно чинили обувь, ставили заплатки на то, что надо было выбрасывать ещё до покупки, шили кофточки из детских трикотажных ползунков, вязали, по блату добывали пластмассовые крышки для закаток, варили варенье из апельсиновых корок, стирали целлофановые пакеты, штопали носки!!!!!
После "Электроники" зашли в аптеку, купили полный пакет лекарств для маман (что такое доставание лекарства в СССР спросите у бабушек и дедушек; ещё напомню, презервативы были такими, что после них можно было сразу стать фригидкой и импотентом, а больше никаких противозачаточных не было, ведь как утверждала вошедшая в учебники истории тётка "в СССР секса нет!").
Зашли в магазин "Продукты от фермеров" - скривили рожу, ничего не понравилось. Вернулись домой, полистали в телеке сто программ, сели ужинать. Маман долго думала, какой из четырёх видов йогурта ей хочется сегодня ( даже человек 1922 года рождения прошедший через военное время, эвакуацию, голод, продуктовые карточки, работу на морозе за мешок мёрзлой картошки, за 20 лет с 91 года привык к тому, что еда это не только поддержание жизни организма).
И уселись за компы, чтобы посмотреть, как те, кто придумал себе задним числом шоколадный социализм, или жил на номенклатурной пайке, испражняется на тему 19 августа…
Упрекнут, что прошлась только
по бытовому качеству жизни советского человека. Но оно первейший показатель отношения власти к народу потому, что холодильники номенклатуры были набиты продуктами из "берёзки", аптечки - лекарствами с запада, стеллажи - дефицитными книгами, в четвёртом управлении их ждала великолепная медицина, и за границу они ездили, когда хотели. А демократия в прошлом веке везде начиналась и осваивалась в первую очередь с прав потребителя.
Не буду сейчас про дырки отстрелов в наших генеалогических древах, которых не было только у тех, кто сам отстреливал. Не буду о тотальном контроле компартии. Не буду о страхе, которым вся страна дышала вместо воздуха. Я просто описала "день здоровья" человека, который двадцать лет тому назад не понимал, кто он потому, что признанные писатели хвалили тексты, а цензура запрещала их к исполнению. Потому, что я хотела читать нормальную литературу не в ротапринтном виде. Потому, что надеялась смотреть нормальное кино не на тайных квартирниках. Потому, что желала ходить в буддистские сообщества и изучать астрологию у Вайсберга легально, а мы вынуждены были собираться как подпольщики и звонить в дверь условным звонком. Потому, что не давали обучать детей разумному, доброму, вечному, в школе, которая была маленьким ГУЛАГом. Потому, что когда дети попадали в больницу, мне говорили "ваше место за дверью, врач лучше знает, что делать с вашим ребёнком".
Потому, что мой тогдашний муж пел на правительственных концертах, не желал вступать в партию и быть стукачом, так что заслуженного артиста не получил, получили те, кто мычал за его спиной. Потому, что на зарубежных гастролях его коллектив заставляли ходить четвёрками - один в четвёрке был партийным и писал отчёт о поведении остальных. Потому, что на гастроли брали чемодан сухих супов и банки консервов, чтобы на суточные накупить на всю семью шмоток на распродажах.
Потому, что моему деду не давали переписываться с братьями, уехавшими в Израиль, с 1925 по семидесятые. Они расстались молодыми людьми, а встретились стариками. Дед был парализован и не мог говорить, но им и не надо было говорить, они просто сидели и плакали о том, что сделал с их жизнью социализм.



Семья моего еврейского прадеда Айзенштада, сверху слева направо : мой дед, его брат Исак - вернулся в Россию из Европы; Борух - расстрелян как польский шпион.
Внизу прабабушка, прадед, брат деда Самуил - уехал в Израиль.
На фото нет младшего брата, он тоже уехал в Израиль.
 
 Вот семья моего русского деда Гаврила Гаврилина.
Мой папа в гимнастёрке.



Мой русский дед - бывший офицер царской армии, ставший советской номенклатурой, сделал убыточное хозяйство прибыльным, утвердил "проект" его эффективного развития лично у Куйбышева, после чего был в ходе партийной чистки исключен из партии и посажен в тюрьму.

Потому, что когда начали пускать в СССР тётку из Лондона (вместе с ней приходил в гости гебист в сером костюме и в детстве я думала, что это тоже наш английский родственник), она причитала : - Так жить нельзя, вы обязаны уехать в Англию ради детей, я всё устрою!
Но я знала про себя, что даже очень больная родина, всё равно моя родина. И что она выздоровеет.
…А кончился день, символично, сын принёс "Московские новости" со своей статьёй под названием "В списках не значатся" и подзаголовком "Что и как мы хотим помнить об августе 1991-го".




И тем, кто сегодня захочет придумать за меня моё "светлое социалистическое прошлое", я посоветую валить в Северную Корею и не трогать мою страну своими грязными лживыми языками.