Непокорный Валентин

к 85-летию со дня рождения поэта-узника В.П. Соколова (1927-1982)

Ещё Анна Ахматова предостерегала поэтов от пророчеств по поводу собственной судьбы: непременно сбудутся. Однако тяжкий удел каждого поэта, отмеченного искрой истинного таланта, кроется, очевидно, в том, чтобы платить за сладость творчества досрочным и мучительным знанием своего земного пути. Валентин Соколов не внял этому предостережению и уже в одном из ранних стихотворений трагически просто очертил собственное будущее: «И пойду по той дороге, // Что ведёт меня в тюрьму…». По ту сторону физической свободы – в тюрьмах, лагерях и психушках – он провёл почти 30 лет.

Валентин Петрович Соколов родился 24 августа 1927 года в г. Лихославле Калининской (ныне Тверской) области, где на улице Бежецкой ещё сохранился его родной дом за номером 18. Отец Соколова происходил из тверских карел, был по специальности агрономом, но скромно трудился в каком-то городском учреждении. Мать работала на станции, в железнодорожном буфете.

Учительницей Валентина в лихославльской школе № 2, согласно молве, была Нина Иосифовна Панэ, внучатая племянница А.С. Пушкина. Скорее всего, именно её старания пробудили у юного Соколова сильную и искреннюю любовь к русской литературе с её свободолюбием, жертвенной гражданственностью, пафосом сопротивления духовному гнёту, чего он при всём старании не мог отыскать вокруг себя: «У нас в душе над Лениным и Сталиным // Стоят Тургенев, Пушкин и Толстой…». Там, в школьных стенах, вопреки строжайшему идеологическому регламентированию мыслей и поступков рождался подлинный бунтарь, не приемлющий ни грана приспособленчества: «Не любил я жалкой позы // Пионерских прилипал // И мальчишкой галстук-розу // На рубашку не цеплял».

С сентября 1944 г. В. Соколов учится в Москве, на подготовительном отделении Института стали. Но из-за нелюбви к математике и провала выпускных экзаменов ему пришлось поменять студенческую аудиторию на солдатскую казарму. Единственным светлым воспоминанием сохранились в памяти первые стихотворные опыты и откровенные разговоры со свободомыслящими сокурсниками.

Соколов служил в миномётной дивизии и продолжал писать стихи. Увы, армейская среда всегда недолюбливала творческих личностей, да и агентура МГБ отрабатывала свой хлеб и за страх, и за совесть. На очередном политзанятии у Соколова отобрали листок со стихами. Ретивое следствие ухватилось не только за эти стихи, но и докопалось до «антисоветской деятельности» бывшего студента в Институте стали. И 21 октября 1948 г. Военным трибуналом Московского гарнизона Валентин Соколов был осуждён по печально известной статье 58-10 и 58-11 (антисоветская агитация) УК РСФСР и приговорён к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с поражением в правах на 5 лет. Формулировка обвинения звучала стандартно зловеще: «Будучи студентом, разделял антисоветские взгляды… Находясь в Советской Армии, писал и хранил стихи антисоветского содержания, распространял среди военнослужащих». Все армейские стихи Соколова, в том числе изъятые позднее при обыске, после закрытия дела были за ненадобностью уничтожены.

Так начался крёстный путь Валентина Соколова или, как его называли, вечного зэка и короля поэтов ГУЛАГа, недаром избравшего себе псевдоним «Валентин Зэка». Его «бедная муза тряслась // За решёткой этапных вагонов», навсегда оставшись «склонённой под тяжестью зла // Изнурённой больной каторжанкой». Зона же стала и жизнью, и судьбой Соколова. Только он с потрясающе бесшабашным упоением мог воскликнуть: «Ты душе глоток озона, // Здравствуй, зона!…», поскольку в другом, обыденном мире для поэта не существовало настоящей свободы: «В тюрьму попал за ненависть к порядку – // К порядку, не дававшему мне жить…».

Первый срок Соколов отбывал в воркутинских лагерях. Здесь, в тоскливых бараках, он переживает пору вдохновенных творческих поисков, выковывая на мощной наковальне традиций русской поэтической классики свой самобытный поэтический стиль. Под монотонный вой злых северных метелей Валентин мысленно уносился в весенний родной Лихославль:

По весне мой город моложавый

Прячется в зелёные шелка.

На бульварах зеленью кудрявой

Смотрятся берёзы в облака.

3 апреля 1956 г. Соколов был освобождён. Он уезжает в Калинин и устраивается бетонщиком в мостостроительный отряд. После тяжёлого дневного труда, уже тогда начавшего отзываться болями в сердце, поэт вволю отдыхал душой. Вечерами он бродил по городским улицам, скверам и окраинам, пытаясь послелагерным взглядом познать цену наступающей хрущёвской «оттепели».

В Калинине Соколов создал свыше 50 стихотворений. В большинстве своём это были сочные бытовые зарисовки или городские пейзажи с обилием уличных подробностей. Многие стихи возникали прямо на ходу, о чём говорят обозначения их точных «мест рождения»: «Дорошиха», «Горсад», «Серебряковская пристань».

В толчею трамвайных линий,

В городской полдневный пыл,

Майский вечер тёплый, синий

Незаметно, тихо вплыл.

(Сентябрь 1956. Дорошиха)

Далеко не все калининские стихи Соколова отличались созерцательной умиротворённостью. Повседневная работа бок о бок с такими же, как и он, трудягами («Мы люди – рабочее быдло») вновь подвигала поэта к социальным обобщениям, убийственным для идеологического благодушия советского режима:

На наших хребтах воздвигают

Заводы, мосты, города…

Нам в лица обжорством рыгают

Советской страны господа.

В Калинине за Соколовым, несомненно, следили, а человеком он был по натуре вспыльчивым. «Помесь ветра и огня» – такую характеристику дал поэт самому себе. Неудивительно, что однажды он был задержан и доставлен в Новопромышленный отдел милиции г. Калинина, где, как указывалось в протоколе, допускал «различные антисоветские высказывания». Местные чекисты поспешили завести на Соколова уголовное дело по всё той же 58-й статье, которое вскоре были вынуждены прекратить из-за противоречивости показаний милиционеров-свидетелей. Не дали выгодных следствию показаний и товарищи Соколова по мостоотряду. Поэт отделался 5 сутками тюремного ареста.

Весной 1958 г. Соколов по вербовке уезжает в г. Новошахтинск Ростовской области. Отсюда начинается его второй лагерный круг. Несколько тетрадей со стихами дали следствию возможность изобличить поэта в том, что он «после осуждения в 1948 году… проводил среди населения контрреволюционную агитацию».

Дело «шилось» белыми нитками, что подтолкнуло Соколова к ряду резких поступков. Он письменно заявляет прокурору о незаконности своего ареста, объявляет голодовку. Сказались и личные трагедии: в 1952 г. по неизвестной причине покончил с собой отец, два года лежала парализованной мать, у которой на нервной почве отнялись ноги. Из калининской больницы она шлёт письмо в УКГБ при СМ СССР по Ростовской области: «Я не знаю, конечно, в чём провинился мой сын, но об одном я прошу Вас, ради больной матери оставьте его на свободе. Я очень больна, не могу работать, чтобы добыть себе кусок хлеба. Вся надежда на него… Оставьте мне кормильца, очень прошу Вас…»

Мольбы больной матери и просьбы самого Соколова, так и не признавшего своей вины, определить ему меньшую меру наказания остались без последствий. 29 августа 1958 г. судебная коллегия Ростовского областного суда на закрытом (!! – А.Б.) заседании приговорила поэта к 10 годам лишения свободы по статье 58-10 УК РСФСР. И это при минимально возможном наказании в 6 месяцев тюрьмы! Лишь 16 мая 1990 г. этот приговор будет отменён, а дело прекращено за отсутствием в действиях Валентина Соколова состава преступления.

Свобода, наступившая в мае 1968 г., длилась недолго. В 1970 г. Валентин Зэка арестовывается в третий раз за то, что, заступаясь за рабочих, обругал начальство. Он получил год по статье 206 (хулиганство). «Больше ты у нас за “политика” не пройдёшь», – проболтался ему при аресте участковый. Подобное тогда часто практиковалось органами КГБ, чётко выполнявшими негласную партийную директиву о том, что диссидентов в СССР – всего лишь единицы. Иначе был бы окончательно разоблачён как внутри, так и вне страны опорный пропагандистский миф о монолитном единстве партии и народа. Поэтому-то десятки и сотни «антисоветчиков» шли в лагеря под видом уголовников.

Новые пять лет Соколов получил в 1972 г. за столкновение с милицией. После отбытия срока в 1977 г. поэт отказывается от советского гражданства и требует дать ему возможность покинуть СССР. Прямо в лагере его судят по статье 190-прим УК РСФСР (распространение заведомо ложных измышлений, порочащих государственный и общественный строй) и этапируют (по другим источникам, бессудно) в специальную психиатрическую больницу г. Черняховска Калининградской области, используемую КГБ для своих нужд. И в течение последующих пяти лет Соколова попеременно возят из Черняховска в Новошахтинск и обратно. При этом его всячески унижают и наказывают по малейшему поводу. Отбирают бумагу, карандаш и книги. И неустанно «лечат», доводя до полного изнеможения сильнодействующими средствами, предназначенными для буйно помешанных.

Поэта они убивали

Планово, много дней.

А дозы ему повышали,

За то, что кормил голубей.

Напичканный психотропными препаратами, Валентин Зэка продолжал творить. Он украсил свою поэзию прекрасным циклом религиозных стихов, который позднее вошел в его сборники под названием «Евангельского».

Вера в Бога всегда была для Соколова непреходящей нравственной ценностью, которую он хранил в душе все десятилетия тяжелейших мытарств: «В век ЧК и партбилетов, //Не стыдясь, носил я крест…». И не только носил, но и прошёл с ним по пути Христа.

Я не первый внял Твоим идеям

И себя нашёл в Твоей судьбе.

Как Тебя распяли иудеи,

Так меня сегодня МГБ… (1953)

Несгибаемость Валентина Зэка поражала даже методично убивавших его врачей. Одна из них вспоминала: «Я была в отпуске, а когда вышла на работу, мне сказали: езжайте в городской морг. Боже мой! Там на столе лежал наш непокорный Валентин! Я даже ахнула…»

Он умер от инфаркта прямо в курилке Новошахтинской психбольницы в символический день – 7 ноября 1982 года – и был похоронен на городском кладбище.

Валентин Соколов был последователен в своем неприятии существовавшего режима («Твёрдо ведут нас Советы, // Твёрдо ведут … в никуда»), но его нельзя считать патологическим антисоветчиком. Сердце поэта переполняла любовь к России, страстная и горькая. Он любил Родину, но ненавидел тоталитарное государство с его показным энтузиазмом и отсутствием свободомыслия: «И я не скрываю глубоких морщин // На лике родной мне державы». Мысль поэта-патриота билась над вечным смыслом прошлого и будущего: «Русская нация, где ты? // Нет по тебе и следа…» И поистине апокалиптическим пророчеством звучат его строки, прозревающие горизонты нового века: «А век грядущий, двадцать первый, // Сквозь чад гульбы и табака // Нам рисовался пьяной стервой, // Идущей в ночь из бардака».

Сегодня стихи и поэмы Валентина Зэка, сохранённые друзьями-солагерниками и извлечённые из недр архивов КГБ, окончательно пришли к читателю. Изданы три книги В. Соколова – «Глоток озона» (1994), «Тени на закате» (1999) и «Осколок неба» (1999). Все они сразу поражают наплывом философских откровений и утверждением чувства человеческого достоинства. Поэт выходит из узких рамок лагерной темы, в его стихах переплетены история, любовь, одиночество искателя истины:

Мне дойти до тех истоков,

Из которых брызжет синь.

Среди многих одиноких

Я подчёркнуто один.

Немало строк Соколова приводят в восторг романтической утончённостью, изящным лиризмом, мастерством образного ряда, богатой игрой цвета и звука: «Золотая лампада луны, // Золотой ободок тишины…» Или: «На зелёной ладони листа // Неподвижно стоит высота…» Даже мрачный быт лагерей у Соколова поддается поэтизации: «Вдаль ведомые колонны, // Лай людской и лай собачий // И тоской тысячетонной // Небо в серых струях плача». Вся поэзия Соколова, как и его судьба, это борьба света и тьмы, борьба за духовную самоценность человека.

Поистине легендарный поэт и политзаключённый Валентин Соколов, до смертного часа несший «в руке подъятой // Золотой огонь бунтарства», осушил отведённую ему чашу страданий до последней капли и тем обрёл самое справедливое на свете право – право на бессмертие:

И как все в бушлате сером,

С чёрной пайкою в руках

Я стою живым примером

Здесь, сегодня и в веках!

Александр Бойников