Александр Росляков. Сырьевая лафа как наркотик – как спастись?

Перед нашей экономикой – да и всей, можно сказать, страной – стоят сейчас две главные задачи (если снести за скобки СВО): импортозамещение и спасение от мигрантского нашествия. И, думаю, не надо объяснять, что единственный реальный путь к тому – научно-техническое развитие и освоение прогрессивных технологий. Да вот беда: власть и обслуживающий ее персонал идут своим наторенным у нас еще с Потемкина, славного его рисованными для удовольствия царских глаз деревнями, путем:

«Липецкие СМИ оскандалились, отрапортовав об очередной победе в импортозамещении. Губернатор области написал о выпуске на местном заводе новой модели стиралок, в разработке которых приняли участие и местные студенты. Но СМИ раструбили о запуске чуть не нового завода, хотя речь шла о заводе «Стинол», построенном итальянцами в 1980-х годах. Затем его купила американская компания «Вирпул», но после введения санкций из-за СВО он перешел к турецкой «Ай Эйч Пи Апплаэнсес». И как при этом расценить слова губернатора Артамонова, что «избавились от зависимости от иностранных компаний, значительно продвинулись в части импортозамещения и наращиваем темпы – это задача, поставленная нашим Президентом»? Еще местные блогеры потешаются над рассказами СМИ о другом сенсационном прорыве: на возрождаемом липецком тракторном заводе якобы начали выпускать новый трактор. Да только он – китайский, а в Липецке лишь делают навесное оборудование для него...»

Это – пока и все наше импортозамещение. Хотя нет, вот самое всамделишное:

«Из-за дефицита мигрантов к уборке екатеринбургских улиц от снега стали привлекать за небольшую плату школьников...»

И это можно только приветствовать: надо ж начинать с чего-то обходиться своими силами, пусть даже самым неловким сперва путем. Так и ребенок сперва падет без помочей, но если его их не лишить, он не научится ходить. И еще – нужно как-то покончить с тем враньем, в котором мы утопли с головой, не выдавать, как говорится, шиш за масло...

Но при всем этом есть у нас одна великая, нам ходу не дающая беда, которую мы долго почитали за наше счастье: огромные природные ресурсы. Когда-то, радуясь, что их с лихвой хватало на свои поделки, мы только приторговывали ими, имея с того лишь легкую добавку, как таксист на чай. Но с 2000-х, когда сырье сказочно вздорожало, доход с него затмил все остальные, и, подсев на это, как на наркотик, мы стали жить на эти «чаевые», «шашечки» – наплевав на «ехать», вернуться к чему не дает непобедимое проклятье этой дармовщины. Но только свое производство дает твердо стоять на своих ногах, не впадая в зависимость от Запада или Китая.

Как выйти из этой сырьевой наркозависимости, самим себе перекрыть живительный и гибельный одновременно крантик – я даже не знаю. Но без того указанный «липецкий синдром», неизбежно нагоняющий к нам и полчища мигрантов, в конце концов сожрет нас с головой...

Хотя у меня есть самый показательный пример этого выхода – друга юности и его младшего брата. Познакомились мы в литкружке, он писал стихи, но не ахти, что понимал и сам, и сетовал за рюмкой, что «нет судьбы – нет и творчества». Судьба же у него была, на мой взгляд, шикарной: папа – знатный общественный деятель, не вылезал из-за границы, заботливая мама с хлебным постом в торговле, огромная квартира полной чашей. Причем братик его казался мне куда одаренней от природы: уже в младших классах классно рисовал и шпарил наизусть абзацами из взрослых книжек по биологии и астрономии, у него даже прозвище было «вундеркинд»...

И вдруг мой друг порвал с родичами по так и не дошедшей до меня тогда причине: якобы мама, о какой любой бы мог мечтать, как-то больно удушливо пеклась о нем, а папа угнетал своими загран-дарами... Стал жить в комнатушке убогой коммуналки, оставшейся от покойной бабки – при его врожденной непрактичности даже часто впроголодь, но к родичам с год не совался, ничего от них не принимая... Потом, под конец СССР и мы с ним разошлись по политическим мотивам, но без взаимных оскорблений и обид.

В 90-е он неожиданно для меня стал редактором одного журнала, опять же чуждого мне направления, но когда я полистал его, увидел там хватку самой уверенной руки, чем раньше мой приятель никак не блистал. И эта хватка привела его к успеху, он женился на красавице, стал мелькать на ТВ и в светской хронике...А еще немало лет спустя мы встретились в домжуре, взяли, как встарь, по рюмке, и при обмене всякой друг о друге всячиной он рассказал мне об ужасной судьбе брата. Из чего я понял вдруг и недопонятый когда-то мной резон его ухода из сказочно благополучного семейства.

Мама с папой в братике его души не чаяли, во всем ему потворствуя, особенно после бегства от них старшего сына в порыве обретения через тернии, недоступные в семье, своей судьбы и звезды. И из-за этой явной пересластки, о которой мой приятель всуе твердил родителям, брат к старшим классам вырос в полного бездельника. Даже перестал ходить в школу, где «одна серость и отстой», и родители за деньги вызывали учителей на дом, как докторов к безногому, чтобы смог сдать экзамены. Потом его запихнули в институт, куда он тоже не ходил, брюзжа на «не тот уровень», и откуда пробкой вылетел в итоге.

Мой друг тогда попробовал убедить мать сдать его в армию – где только и могли сделать из него, днем дрыхшего, гулявшего ночами, человека, но та твердила, что брат особенный, небесно одаренный и армия никак не для него. И запихнула его для отмазки от нее на пару месяцев в психушку, откуда он вышел наркоманом с диким самомнением и полной неспособностью к труду. В конце СССР умер папа, брат вконец онаркоманился, и мама обменяла их огромную квартиру на скромную двушку, чтобы на выручку отправить брата в Индию «на программу», где он прожил с год – и вернулся тем же бездельником, но чудом перестроенным на легкие, вроде сушеных мухоморов, наркотики. Жил на мамин счет, мать, до глубокой старости работая, как вол, его кормила, одевала, покупала ему всякую технику для развлечений, стереосистемы и компьютеры, он же еще и жрал безумно, став к 45-и весить 150 кило. И умер от дикого ожирения и неподвижности, поскольку с его брюхом уже еле ходил, а следом с горя умерла и мать...

Я же помнил эту жертву родительской заботы таким ярким, умилявшим взгляд пострелом, что рассказ о его ужасном конце просто ошеломил меня. И друг мой, значит, как-то в свое время ощутил, что душная забота предков и ему грозила той же потерей самого себя и жизни всей. И впрямь нашел себя в нырке в нелегкий поначалу для него самоотказ, откуда вынырнул уже во всей красе – и своих детей воспитывал уже с учетом родительской промашки...

А мы? Чью участь в результате повторим – моего друга, правда, попавшего со СВО в иноагенты и выжатого за границу, где он тоже не пропал благодаря все то же личной хватке? Или его брата – сроду щедро одаренного, но загубленного чем-то подобным нашим щедрым дарам природы?

Кстати без этой хватки не только не построить своего трактора взамен китайского, не говоря уж о заводе – но и из-под наступившей на горло диктатуры самодура не выбраться по тот же неизбежный для недотеп досрочный гроб.