"Уголовные мифы" о Великой Отечественной

В канун очередного юбилея Великой Победы поры развеять озвученные в безумные времена «перестройки» и последующие годы фантастически лживые и отвратительные измышления, со временем стараниями некоторых «творческих личностей» превратившиеся в чуть ли не один из главных «черных мифов» о Великой Отечественной. В виду имеется растиражированный в целом ряде кино- и телевизионных фильмов бред о «невероятно важной» роли, которую якобы сыграло преступное отребье в те роковые годы.

Тут, собственно говоря, мы имеем дело даже не с одним мифом, а с целым комплексом таковых. Это и откровенное вранье о том, что «миллионы заключенных» были отправлены на фронт и в конечном итоге чуть ли не выиграли войну в силу каких-то «невероятных» своих боевых качеств. И россказни о том, что из блатной шпаны формировались какие-то «невероятно эффективные» диверсионные подразделения. А также чушь относительно того, что бывшими сидельцами якобы были прямо-таки «переполнены» штрафные роты и батальоны РККА.



«Кадровый резерв» для оккупантов

Отдельно необходимо упомянуть еще и глупейшую брехню о том, что «советский уголовный мир» якобы проявил высочайшие сознательность и патриотизм, решительно отвергнув всяческое сотрудничество с врагом. «Героические урки», оказавшиеся на оккупированных территориях (если верить полоумным адептам этой версии), якобы вели с нацистами борьбу не на жизнь, а на смерть и, отринув блатные «понятия», вместо того, чтобы заниматься привычными кражами и грабежом, наносили оккупантам жуткий урон – на зависть настоящим подпольщикам и партизанам. «Советская малина врагу сказала нет!» Ага, как же… С чего бы тут начать? Даже теряюсь…

Ну, перво-наперво надо сказать, что как раз из лиц, отбывавших до начала Великой Отечественной и на момент её начала лагерные и тюремные срока (причем как по уголовным, так и, прежде всего, по «политическим», «антисоветским» статьям), оккупанты принялись формировать и полицайские отряды, и местные «администрации». Понятно, что публику эту никто не мобилизовывал, на фронт не отправлял. А вот фрицы в ряды «помощников» принимали более чем охотно. Особо гнусную роль такие персонажи сыграли в деле охоты за оказавшимися в оккупации сотрудниками НКВД и милиции, партийными, комсомольскими работниками и активистами. Еще бы – ведь «ментов поганых» они, как правило, знали в лицо и имели к ним неслабые незакрытые счета! Вот и сдавали их гитлеровцам с особым усердием, мстя за прошлые «обиды». Такая жуткая судьба постигла, к примеру, лейтенанта Евстафия Седакова, на момент прихода немцев исполнявшего обязанности начальника одного из районных отделений НКВД Орловской области.

В свое время он попортил немало кровушки не только местному криминалитету, но и «кулакам». Расправиться с ним в годы коллективизации враги не сумели. Но зато после начала фашистской оккупации припомнили всё. К тому же Седаков и не думал отсиживаться в темном углу, дожидаясь прихода своих, а стал членом действовавшего в этом регионе партизанского отряда «За Родину!». Вот как партизана его и сдали гестаповцам жаждавшие свести счеты ублюдки. После зверских пыток несломленного офицера НКВД повесили в родном селе. Подобных историй было, к сожалению, достаточно много. В выявлении и уничтожении советского подполья, создававшегося по большей части как раз сотрудниками НКВД и коммунистами, дорвавшиеся до власти и безнаказанности блатари сыграли весьма значительную роль. Никому они «нет» не говорили – ибо в приходе гитлеровцев усматривали прекрасную возможность не только пограбить и покуражиться над людьми вволю, имея на это все полномочия, но и сделать неплохую карьеру при «новом порядке». Разбогатеть, «подняться» и из презираемых абсолютным большинством сограждан отщепенцев превратиться если не в людей уважаемых, то хотя бы в тех, кого все вокруг боятся.

Добавим к этому тот факт, что в условиях оккупации для уголовников промышлять обычными своими делишками было чревато самым печальным исходом. Вслед за СД и гестапо на оккупированные территории прибывали и представители крипо – «криминаль полицай». И именно для того, чтобы очистить их от местной преступной швали. Опять же – немцы, в отличие от «сталинских сатрапов», никакими судами с прокурорами и адвокатами не заморачивались. Изловленное с поличным ворье попросту расстреливали или вешали без всяких церемоний. Но, как правило, в качестве альтернативы казни сперва предлагали «сотрудничество» и «службу великой Германии». Желающих отказаться от столь щедрого предложения среди блатных не находилось.


«Советская малина врагу сказала нет!»

И, кстати – по поводу песни, из которой я взял вынесенную в подзаголовок строчку. Те, кто считает таковую образцом «блатного фольклора» или «народным творчеством», глубоко ошибаются. Хотите знать правду? Сей «шедевр», известный под названиями «Жемчуга стакан» или «Марсель» сочинил никакой не матерый уркаган, а… одессит-филолог (!), Ахилл Левинтон, угодивший в ссылку в Свердловскую область за какую-то, очевидно, не к месту озвученную антисоветчину. И сложил он её вовсе не в 20-30-е годы, а в 1949 году – к дню рождения еще одной ссыльной – Руфи Зерновой. Тоже кстати, филолога и одесситки… Так что к реальному преступному миру это произведение отношения не имеет ни малейшего. В этой песенке излагается история о том, как «советская малина, собравшись на совет» порешила «сдать НКВД» пытавшегося склонять одного из её представителей к сотрудничеству иностранного шпиона. Но это – исключительно лирика и авторский вымысел. На самом деле блатные с немецкой агентурой сотрудничали очень охотно – и вовсе не только на оккупированных территориях. Платила за услуги эта публика более чем щедро – да и припугнуть умела. Впрочем, дело не только в шашнях «советской малины» с Абвером, СД и прочими аналогичными конторами Третьего рейха…

К началу Великой Отечественной преступность в сталинском СССР, конечно же, не удалось одолеть полностью. Однако криминальный мир загнали туда, где ему самое место – на дно, на задворки жизни нормальных советских людей. Ну, и за лагерную «колючку», конечно же… С первыми залпами и авианалетами преступники всех мастей воспряли духом, понимая, что наступает их время. Еще бы – ведь ненавистные этой шушере «менты поганые» в абсолютном большинстве своем отправлялись на фронт.

Это нисколько не преувеличение – в Красную армию милиционеры уходили тысячами, в результате чего некомплект сотрудников в «органах» составил 25% уже летом 1941 года. А дальше стало только хуже – ведь Вермахт двигался на Восток и РККА несла колоссальные потери. В июле-августе 1941 года были сформированы 15 стрелковых дивизий НКВД, в рядах которых сражались и вчерашние патрульные, и следователи, и оперативники уголовного розыска (хотя их-то старались мобилизовывать меньше всего, несмотря на то, что опера рвались в бой с немцами), и даже пожарные, тогда в состав НКВД тоже входившие.

Много сотрудников милиции оказались и в рядах народного ополчения. В Москве на передовую к моменту исторического парада 7 ноября 1941 года ушли 50% милиционеров. Кто встал на их место?

Главным кадровым резервом на первых порах были женщины. По решению Московского горкома партии в органы милиции их было мобилизовано 1 300 – не с улицы, естественно, а из числа служащих государственных организаций и учреждений. Если до начала войны в рядах московской милиции представительниц прекрасного пола насчитывалось всего 128, то к концу Великой Отечественной их количество перевалило за 4 тысячи! В Сталинграде 20% сотрудников городской милиции составляли опять-таки женщины. Из-за увеличения их числа в органах пришлось даже создавать специальные «девичьи» специализированные школы милиции. Со временем в органы стали возвращаться и бойцы с фронта – но исключительно комиссованные по ранениям. То еще пополнение – с точки зрения пригодности к погоням, перестрелкам и «силовым» задержаниям… А ведь к 1943 году личный состав милиции обновился почти полностью – на 90-97%, причем в первую очередь именно за счет бывших фронтовиков, не годных к строевой службе даже в военное время.


Вооружены и очень опасны

Вдобавок ко всему этому следует помнить, что уже 24 июня 1941 года весь начальствующий и оперативный состав милиции был переведён на казарменное положение и работу в две очереди – по 14 часов каждая. Позднее во всех отделах НКВД были полностью отменены выходные дни, а отпуска предоставлялись только в случае крайней необходимости, и то на срок не более одного дня в неделю. Попробуйте поработать в таком режиме месяц-другой – и посмотрим, какое у вас будет морально-психологическое, физическое состояние и, соответственно, «эффективность». А люди пахали так годами…

При всем этом 20 июля 1941 года Народные комиссариаты государственной безопасности и внутренних дел были снова объединены в НКВД СССР. Теперь милиционерам приходилось бороться не только с уголовной сволочью, но и с вражеской агентурой и диверсантами. А также: следить за соблюдением правил светомаскировки и местной противовоздушной обороны, обеспечивать убытие населения в бомбоубежища при воздушной тревоге, вести борьбу с дезертирами, мародерами, агентами-сигнальщиками, корректировавшими с земли вражеские бомбардировщики, охранять войсковой тыл, обеспечивать выход населения на трудовые повинности (рытье окопов и противотанковых рвов), искать потерявших связь с родными. Список, впрочем, неполный…

В свете всего этого, а также прочих объективных причин, неудивительно, что преступность в Советском Союзе моментально и резко пошла в рост. Её уровень в 1942 году в сравнении с 1941 (бывшим наполовину мирным) возрос на 22%. В 1943 – почти на 21%, в 1944 на 8.6%. Снижения количества преступлений удалось добиться лишь в первом полугодии победного 1945 – на 10% без малого. И давались эти результаты большой кровью сотрудников милиции – в самом прямом смысле этого слова. Ведь уровень вооруженности не только преступного мира, но и населения вообще увеличился до небывалых пределов.

В годы, когда вполне исправного и пригодного к использованию оружия, равно, как и боеприпасов к нему в прифронтовой зоне можно было запросто насобирать в ближайшем лесу, ничего удивительного тут не было. Огромное количество «стволов» попадало в тыл теми или иными путями – от карманов прихвативших домой трофейный немецкий «Вальтер» или «Люгер» фронтовиков, до содержимого целых складов, утраченного при отступлении или, допустим, разграбленного при бомбежке. Дошло до того, что «шпалерами» обзавелись представители тех воровских «мастей», которые раньше и «пера»-то в руки не брали никогда – дабы не навешивать себе лишние статьи УК. «Домушник» или карманник с пистолетом вместо невиданного чуда стали обычным делом.

Для точного понимания ситуации приведу цифры: По состоянию на весну 1944 года у советского населения было изъято почти 8 с половиной тысяч одних только пулеметов! Автоматов – более 11 тысяч. Винтовок – больше четверти миллиона (!). Такие «мелочи», как пистолеты и револьверы, изымались десятками тысяч, равно как и гранаты всех видов и систем. Кто-то держал это в тайнике, на чердаке или в подполе «на всякий случай», а представители криминалитета пускали свои громадные арсеналы в дело без малейших колебаний и раздумий. Это «эхо войны» продолжало палить еще годы после её окончания, несмотря на все мероприятия по изъятию.


Война со своим народом

Преступники, даже и не подумавшие в годину военного лихолетья «завязывать» и проявлять какое-то сострадание к собственным согражданам, и так доведенным до предела обрушившимися на них горем и лишениями, сбивались в шайки и банды, которые грабили, убивали, творили насилие и отнимали у отдававших всё, что имели во имя Победы людей воистину последнее. Что можно, к примеру, сказать о нелюдях, организованно и слаженно «потрошивших» квартиры граждан, спустившихся в бомбоубежища во время воздушной тревоги? Твари выносили порой не только мало-мальски ценные вещи, а всё, что удавалось утащить, оставляя в домах лишь голые стены. Другие подобные ублюдки охотились на беженцев, отправлявшихся в эвакуацию, нападали на них и отнимали все до нитки. Зачастую при этом еще и убивали целые семьи, вплоть до малолетних детей. В блокадном Ленинграде мерзавцы-карманники не гнушались вытаскивать у голодающих людей хлебные карточки, обрекая их на верную гибель. Бандиты совершали вооруженные налеты на продовольственные склады и транспорт с провизией. Имелись и случаи подделки продовольственных карточек.

В далеких от фронта городах, куда массово поступали эвакуированные граждане, блатные сбивались в огромные банды, терроризировавшие населения. Для нейтрализации такой вот преступной стаи, числом превышавшей сотню особей, орудовавшей в мирном Ташкенте, туда пришлось отправлять целый «десант» из оперативников угрозыска и «волкодавов» НКВД. Прихлопнули, понятное дело… Впоследствии аналогичные по масштабам спецоперации проводились также в Куйбышеве, Новосибирске, других местах. Фактически, уголовный мир открыл против нашей Родины и её народа самый настоящий «второй фронт», где гремели выстрелы, вовсю лилась кровь и гибли люди. Советские люди…

Так что любые попытки героизировать действия этого гнусного отребья во время Великой Отечественной являются самой отборной и отвратной ложью, которую только можно представить. Что холуйствуя перед нацистами на оккупированных территориях, что творя жуткие злодеяния в советском тылу, блатные подонки выступали на стороне тех, кто пришел уничтожить СССР и всех его жителей.