13 ноября 1917 г. в Москве проходили похороны юнкеров — защитников Кремля

13 ноября 1917 г. в Москве на воинском Братском кладбище во Всехсвятском проходили похороны юнкеров - защитников Кремля.

Центром сопротивления большевистскому перевороту в Москве стало одно из старейших военных училищ – Александровское. 27 октября в Актовом зале училища состоялось собрание юнкеров и тех немногочисленных офицеров Московского гарнизона, которые решили дать отпор большевистскому перевороту. Здесь же начались выдача оружия и формирование первых отрядов добровольцев. Их впервые назвали Белой гвардией – в противовес Красной гвардии большевиков. Среди юнкеров и кадетов, студентов и гимназистов были наиболее талантливые дети, набранные из всех сословий и слоев населения.

Это были дети офицеров и солдат, в том числе воинов-инвалидов и георгиевских кавалеров, дворян, мещан, инженеров и мастеров-высококвалифицированных рабочих, городской интеллигенции – государственных служащих, ученых, учителей, врачей.

Они не мечтали о «Мировой революции» и верили в свободный разум русского народа.
Они верили в Россию.

Это был воистину золотой генофонд всей России, варварски уничтоженный большевиками ради воплощения их бредовых партийных догм.

Всего против большевиков в Москве выступило несколько тысяч юнкеров (в некоторых источниках называется общее число в 7 0001).
К ним присоединилось ещё около трёх тысяч человек: кадеты, студенты и курсистки, гимназисты старших классов, офицеры-преподаватели военных училищ, члены Союза Георгиевских кавалеров. Юнкеров и офицеров вокруг себя собрал Константин Рябцев, полковник русской армии, эсер. Воспитан в семье священника. К 1917 году – военнослужащий с боевым опытом: участвовал в Первой мировой войне, до этого в Русско-японской, где было и место подвигу – вывел батальон из окружения.
Полковник Рябцев – ключевая фигура Московского восстания. Один из создателей Комитета общественной безопасности. В 1919 году Полковник Рябцев был арестован в Харькове контрразведкой Добровольческой армии. При конвоировании в тюрьму «при попытке к бегству» его расстреляли.

Одним из руководителей восстания стал начальник 4-й Московской школы прапорщиков генерал-майор Леонид Андроникович Шашковский, расстрелянный большевиками через месяц вместе с сыном. В это время в Москве находились около 30 000 офицеров русской армии. Из них только 700 человек поддержали выступление юнкеров.

Вооружённые силы красных, состоявшие в основном из распропагандированных солдат запасных частей, составляли более 25 000 человек. 29 октября по личному распоряжению Ленина «на подмогу» московским большевикам прибыло ещё 12 000 хорошо вооружённых солдат, матросов и рабочих.

В первые же дни октябрьского переворота Кремль оказался в руках большевиков. 26 октября в нём разместились рота дезертиров 193-го пехотного полка, которые накануне перекололи штыками своих офицеров, отдыхавших в общежитии, и солдаты 56-го запасного полка.

Вечером 27 октября на Красной площади произошёл первый бой между юнкерами и солдатами. На следующий день юнкера освободили Кремль. Бои шли уже во всех центральных кварталах Москвы. Большевики попытались вернуть Кремль, предприняв атаку на Спасские и Никольские ворота. Но этот штурм провалился. …Театр «У Никитских ворот» 100 лет назад назывался «Унион». Здесь была, пожалуй, самая прочная позиция белогвардейцев. Его удерживали несколько дней примерно 50 офицеров и юнкеров. Им некогда было спать, некогда было есть: перестрелки с красными не прекращалась.

Это был опорный пункт белых, и красным взять его было трудно. На крыше здания стояли пулеметы. Под перекрестный огонь то и дело попадал памятник Гоголю – в 1917-м он стоял не на Гоголевском бульваре, а недалеко от театра «Унион». До сих пор на нем можно разглядеть царапины от пуль.

Но в итоге в ночь на 2 ноября юнкера оставили Кремль. Оставили непобежденным. Им не могло прийти в голову, что в боях большевики будут использовать артиллерию, причем так неточно, что пострадают жители домов неподалеку.

30 октября Военно-революционный комитет большевиков приказал начать обстрел Кремля из тяжёлых орудий. Огонь был открыт с Воробьёвых гор, Вшивой горки, Никольской улицы и из района Крымского моста. Он продолжался два дня и три ночи. С военной точки зрения расстрел Кремля был полной бессмыслицей. Тяжёлые повреждения получили древнейшие русские соборы, дворцы, монастыри, а также стены и башни крепости.

В 9 часов вечера 2 ноября юнкера получили предательский приказ командующего Московским военным округом полковника Рябцева «сложить оружие». Всем юнкерам гарантировалась «свобода и безопасность», а офицерам сохранение оружия. Но на следующее утро юнкера и офицеры, собравшиеся в здании Александровского военного училища, обнаружили, что они полностью окружены и находятся под прицелами пулемётов. Всех присутствующих разоружили, переписали и отпустили по домам, жестоко избив.

3 ноября в городе начались аресты и расстрелы «неблагонадёжных элементов». Это были офицеры, юнкера и кадеты Московских корпусов и военных училищ, оказавшие сопротивление новому режиму.

Родители павших защитников Временного правительства обратились к Собору с просьбой об отпевании и погребении их сыновей. Накануне, 12-го ноября, Патриарх Тихон назначил отпевание в храме Вознесения.

Погибших было много, Москва до этого не видела подобных отпеваний, и в храме Вознесения тоже впервые происходило такое скорбное и многолюдное прощание.

Вот как вспоминает об этом трагическом дне митрополит Евлогий (Георгиевский):

«Помню тяжелую картину этого отпевания. Рядами стоят открытые гробы… Весь храм заставлен ими, только в середине – проход. А в гробах покоятся, словно срезанные цветы, молодые, красивые, только что расцветающие жизни: юнкера, студенты… У дорогих останков толпятся матери, сестры, невесты… много венков, много цветов… Невиданная, трагическая картина. Я был потрясён... В надгробном слове я указал на злую иронию судьбы: молодёжь, которая домогалась политической свободы, так горячо и жертвенно за неё боролась, готова была даже на акты террора, — пала жертвой осуществившейся мечты…

Похороны были в ужасную погоду. Ветер, мокрый снег, слякоть… Все прилегающие к церкви улицы были забиты народом. Это были народные похороны. Гробы несли на руках добровольцы из толпы. Большевики в те дни ещё не смели вмешиваться в церковную жизнь и не могли запрещать своим противникам изъявлений сочувствия и политических симпатий».

Этот день, вошедший в историю Москвы как «Похороны юнкеров», является также днем памяти обо всех учащихся военных юнкерских и кадетских училищ, студентах и гимназистах, погибших в Москве с 26-го октября по 3 ноября 1917 года.

Среди тех, кого отпевали в храме, были двадцать студентов Московского университета, было много «невоенной» московской молодежи, так как на примыкающих к Никитским воротам улицах и переулках, особенно на Большой и Малой Бронной, традиционно проживали как раз студенты и учащиеся.

С юнкерами и кадетами они были ровесниками — тем тоже было от 14 до 20 с небольшим лет. Так что на защиту Отечества во главе со своими воспитателями —офицерами встали юноши и подростки. Похоронены они были на Братском кладбище в селе Всехсвятском (ныне район метро «Сокол»).
11 ноября 1917 года в храме Христа Спасителя была отслужена общая панихида «по всем убиенным в дни междоусобицы». А 13 ноября в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот отпевали тех, кто выступил за честь и свободу России: несколько десятков офицеров, юнкеров и студентов Московских вузов. Большинству убитых было 17–19 лет. До этого времени тела некоторых участников антибольшевистского сопротивления уже были захоронены на городских кладбищах и в монастырских некрополях.

Шествие к Всехсвятскому, панихида на Братском кладбище и похороны потрясли москвичей. Среди убитых горем очевидцев был Александр Вертинский, написавший об этом романс. «Но вы же не можете мне запретить их жалеть!» – говорил он, когда его забрали за него в ЧК.

Знаменитый романс «То, что я должен сказать».

Я не знаю, зачем и кому это нужно,
Кто послал их на смерть недрожавшей рукой,
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в вечный покой ...
Но никто не додумался просто стать на колени
И сказать этим мальчикам, что в бездарной стране
Даже светлые подвиги – это только ступени
В бесконечные пропасти к недоступной весне!

В 1917 году в Александровском училище обучалось около двух тысяч юнкеров. В октябрьские дни к александровцам присоединились юнкера 2-й и 3-й школ прапорщиков. Вместе они заняли Манеж и ближайшие подступы к Кремлю. На другом конце города, в Лефортово, против большевиков восстали юнкера Алексеевского училища (за год до этого, в 1916 году, училище выпустило 3600 офицеров). Их поддержали кадеты старших классов 3-х кадетских корпусов, но прорваться в центр города через Яузу они не смогли.

Вот как вспоминает прапорщик С.И. Мамонтов проходившую через несколько месяцев в здании бывшего Алексеевского училища регистрацию офицеров: «На необъятном поле была громадная толпа. Очередь в восемь рядов тянулась на версту. Люди теснились к воротам училища, как бараны на заклание. Спорили из-за мест. Говорили, что здесь было 56 тысяч офицеров, и, судя по тому, что я видел, это возможно. И сказать, что из этой громадной армии только 700 человек приняли участие в боях в октябре 1917-го...»

А. Кокорев вспоминал: «К этому времени большая часть убитых "белогвардейцев" была похоронена родственниками. Заботу об оставшихся тридцати семи, среди которых были прапорщики и юнкера, студентки и курсистки, дети и просто неизвестные штатские, взял на себя Объединённый студенческий комитет. В своём обращении студенты подчеркивали, что церемония будет скромной, без венков, лент и тем более – флагов и лозунгов. Члены Всероссийского Собора дали свое согласие участвовать в похоронах. Ненастным утром 13 ноября площадь у Никитских ворот и прилегающие улицы были так заполнены народом, что само собой остановилось трамвайное движение. Под сводами храма мощно звучали хоры – Архангельский, Синодальный и студенческий. В 12 часов из дверей церкви один за другим стали выносить простые, украшенные лишь еловыми ветвями гробы. Толпа с большим трудом расступалась, и сквозь этот узкий человеческий коридор неспешно двинулись возглавлявшие процессию архиереи. За ними – хор певчих. Над людским морем зазвучали "Вечная память" и "Святый Боже". Гробы с телами товарищей несли студенты и юнкера. Замыкали процессию студенческий хор и оркестр. Скорбный маршрут пролегал по Тверскому бульвару, затем по Тверской сквозь невиданное многолюдье. Многие плакали, особенно при виде пяти детских гробиков.

Во всех церквях по пути следования процессии служили панихиды, почти все гробы москвичи пронесли на руках к братскому кладбищу на Петроградском шоссе. Это был день скорби для старой русской столицы, день панихидного пения и слез. На венках колыхались от осеннего ветра траурные ленты, на которых было написано: «Жертвам народного безумия». Потом эти могилы коммунисты сравняют с землёй, разобьют парк, а сейчас там стоит скромный крест с печальной и торжественной надписью: «Юнкера: мы погибли за нашу и вашу свободу».

Защитники Москвы отпевались в Храме «Большого Вознесения» у Никитских ворот.
Вокруг Церкви собралась многотысячная толпа.

Среди этих людей были простые женщины, рабочие и солдаты. Они плакали! Они пришли сюда почтить память тех, кто боролся за гражданский мир.
Многотысячная похоронная процессия направилась по Тверскому бульвару к Петроградскому шоссе, ведущему на Братское кладбище.
Большую часть гробов несли на руках.

К вечеру, в темноте, процессия вступила на кладбище: в свете мигающих факелов, под снегом и ветром гробы опустили в Братскую могилу…

ВОТ СПИСОК ОФИЦЕРОВ, ЮНКЕРОВ, КАДЕТОВ, СТУДЕНТОВ и ГИМНАЗИСТОВ, погребенных на Братском кладбище 13 ноября 1917 года:

Гвай – прапорщик 7-го ударного батальона,

Григорий Ягудин – прапорщик 85-го пехотного полка,

Концерхав – прапорщик,

Василий Агеев – ударник,

Аронин – юнкер 3-й Московской школы прапорщиков,

Байко П. – юнкер 6-й Московской школы прапорщиков,

Васильев Николай Иванович – юнкер 3-й Московской школы прапорщиков,

Голубятников – студент Императорского Московского университета,

Иванов Владимир Михайлович – юнкер военного училища,

Королев – ударник,

Кузьмин Григорий – юнкер Алексеевского военного училища,

Лавреченко Федор – юнкер 6-й Московской школы прапорщиков,

Мамыкин Николай – юнкер 5-й Московской школы прапорщиков,

Марков Михаил – ударник 7-го батальона,

Мирзоянц Михаил – юнкер,

Мирошкин Григорий – юнкер 4-й Московской школы прапорщиков,

Никитин Алексей – юнкер 7-й роты Алексеевского военного училища,

Новик Иван – юнкер 4-й роты Алексеевского военного училища,

Норман Николай Андреевич – солдат «Батальона смерти»,

Павлов – юнкер 5-й Московской школы прапорщиков,

Печкин – юнкер Александровского военного училища,

Стефан Страздин (Ян Страздин) – юнкер 4-й роты Алексеевского военного училища,

Фомин Николай – юнкер 4-й роты Алексеевского военного училища,

Чулков Тимофей – ударник,

Шилов – ударник.

Неопознанные погибшие:

студент Московского коммерческого института,

юнкер 4-й Московской школы прапорщиков,

студент,

военный,

юнкер 6-й Московской школы прапорщиков,

юнкер 4-й Московской школы прапорщиков,

юнкер 6-й Московской школы прапорщиков,

прапорщик,

вольноопределяющийся,

юнкер,

юнкер Александровского военного училища,

офицер,

прапорщик.

Вечная им Память!