Расстрельные тройки в книге 1971 года, издатели из фашистов

Друзья, поздравляйте! Я-таки нашёл расстрельные тройки в мемуарах диссидентов. И не в девяностые, а в начале семидесятых. Сталинские репрессии, Ежовские тройки и прочие ужасы. А то, куда ни ткни, так до разгула перестройки ни один «узник совести» про тройки ни сном ни духом.

Грешным делом уж думал не было никаких расстрельных троек. Потому как ни Конституция, ни закон об основах судопроизводства никаких внесудебных органов на дух не переносили. Думал, выдумали всё про тройки агенты ЦРУ, когда Союз разваливали.

А нет, были, оказывается, были! Хотя как были, я Вам эти самые мемуары зачитаю – сами прослезитесь. Можно ли им верить – решайте сами.

Перед нами книжка эсеровской подпольщицы, видной диссидентки Олицкой «Мои воспоминания». В предисловии она крайне туманно сообщает, что с советским народом ей не по пути:

«Враг ли я, друг ли я своему народу? Могу ли я сказать, что я дочь моего народа? Что я верила, боролась, страдала вместе с ним? Что я отражала его чаяния и надежды?

Как радостно было бы такое сознание! Но, увы! Полностью слиться с моим народом мне не удалось, в силу внешних, не зависящих от меня, обстоятельств».

Может, правда, она не вполне советский народ в виду имела, а что-то другое? В конце концов, хоть девушка и училась в бывшей матери городов русских, историческая Родина её народа лежит гораздо в более жарких странах.

Что ж они все такие одинаковые! Как ни возьмешь антисоветчика на западном окладе – жизненный путь как под копирку, инкубаторские как цеплята.

Даже национальности у большинства одинаковые. Ничего против не имею, но факт примечательный. И да, Екатерина Львовна традиционно не из рабочих. Богатая семья еврейских коммерсантов.

Про свои записки, в отличие от сугубого правдоруба Солженицына, стеснительно сразу извиняется. Мол, понимаю прекрасно, что пишу странное, так и не настаиваю, что это всё правда. Характерный штрих:

«И еще хочу оговориться, мои записки не представляют «объективной истины». Я записала то, что отпечатлелось в моей памяти и так, как оно запечатлелось».

После эдакого предисловия абсолютно правдивую книжку про Сталинские репрессии можно закрывать и спускать в мусоропровод. Ну хорошо хоть не врёт, что всё написано по тоннам архивных документов.

Точно так же сама Олицкая не пытается навешать лапши, что была осуждена ни за что, за анекдот про Сталина или три колоска. Нет, вполне за дело, боролась с Советской властью как могла. За что и пострадала.

Девушка с большевиками разошлась ещё до Революции, из радикальных эсеров. Методы борьбы с режимом откровенно бандитские.

Первый раз под судом ещё в 1924 году. Судило ее Особое совещание за антисоветскую деятельность. Никаких троек. Приговор – три года заключения (как и положено, ОСО могло давать только до пяти).

Отбывала на Соловках. Там же в лагере вышла замуж и родила ребёнка. После освобождения на три года отправили пожить в Чимкент.

С 1930 года переехала в Рязань. Стойкой антисоветчице и подпольщице дали второй шанс. Больше того, разрешили работать в государственном издательстве!

Как ответила эсерка Олицкая? Правильно, ушла в подполье и пустилась в контр-революцию. Ребёнка отправила к бабушке, себе заимела поддельный паспорт.

С этим паспортом на имя Камышниковой с мужем переехала в Серпухов, на нелегальное положение. Ау, это 1930 год, царя уже свергли. Девушка, придите в себя!

Борьбу вела вполне настоящую. Развернула с мужем подпольную типографию с желатиновыми шапирографами.

Больше того, это не личное творчество. Листовки по сети заговорщиков доставлялись и в Москву, и в Ленинград. Это враги советского народа, прямые и явные.

В 1932 году подпольную типографию накрыли. И снова не расстрельная тройка, даже не военный трибунал. Нет, снова Особое совещание и приговор на пять лет.

Попутешествовала по лагерям. Там тоже смирностью нрава не отличалась. Участвовала в подпольной организации заключённых, устраивали акции против администрации.

В итоге в 1937 году новый приговор… что ты будешь делать… опять не Ежовских троек, а Особого совещания. И новые пять лет лагерей.

Для такой ярой борьбы против советской власти даже как-то унизительно. Нет бы Военная коллегия как изменникам Родины. Увы, ОСО, как для мелких уголовников, стянувших кошелёк у старушки на базаре.

Побывала на Колыме, работала на лесоповале. Так-то лагерную жизнь хлебнуть пришлось, ничего не скажешь.

В 1947 выпустили, через два года новый арест. Окончательно вышла на волю только в 1956 году. В общем, судьба как судьба для борца против «красного режима». Могли бы и расстрелять в более демократичной стране типа США.

В 1971 году на Западе, во Франкфурте выходит её книга «Мои воспоминания». Крайне любопытно как ранее судимая гражданка смогла передать 400 страниц через границу. Или кто помогал?

Издательство, естественно, традиционное – Посев. Да, это контора откровенно фашистского Народно-трудового союза. Правда, гитлеровцы были фашисты германские, а это фашисты русские. Да разница невелика.

И самое любопытное, в книге появляется упоминание троек. Для столь ранней диссидентской прозы явление чуть ли не уникальное. Едва ли не впервые.

Это в девяностые всем диссидентам объяснили про ежовские тройки. И они вперёд паровоза принялись править старые мемуары, добавляя туда тройки.

Впрочем, на все 400 страниц Олицкой только одно (серьёзно, одно) упоминание троек. Читаем:

«Вся уфимская ссылка, где жили они с мужьями, была арестована. Был создан вымышленный процесс. О мужчинах они ничего не знали.

Их, женщин, допрашивали, — вернее, их принуждали давать ложные показания. Их вызывали по одной в зал суда, где заседала тройка, и зачитывали приговор. Десять лет тюрьмы и пять поражения в правах».

Это вся информация о расстрельных тройках из книги Олицкой. Приехали, это что же, гражданка не читала страшный Ежовский приказ №00447?

Конечно, не читала, потому что его придумали, судя по всему, только в 1992 году. Откуда Олицкой знать что в него напишут через добрых два десятка лет?

Оставим в стороне сказки, что арестовали ни за что всю ссылку. Что дело полностью вымышленное. Это беллетристика, уже не проверить.

Любопытнее другое – женщин принуждали давать ложные показания. Зачем? В приказе Ежова никаких показаний не требуется!

На осуждаемого без закона и суда просто составляется справочка на полстранички. В которую члены тройки пишут с потолка что взбредёт. Никаких подписей осуждаемого или показаний не требуется.

Да и невозможно за два года допросить по нескольку раз три миллиона, якобы, осуждённых тройками. Чисто физически выслушать и в протокол записать невозможно!

Дальше, никакого поражения в правах тройки по приказу не давали. Меры, вернее категории, ровно две. Либо к стенке, либо в тюрьму. Откуда взялись рассказы про ссылку?

И самый страшный ляп – в зале суда каждому осуждённому зачитывали приговор. Этого просто не могло быть!

Как приказ Ежова секретный, так и приговоры по нему, включая составы троек – секретные! Да не могли подсудимые не то, что свои приговоры слушать, даже видеть этих троих вместе!

Собственно, позднейшие либеральные сказочники из этого выворачивались со страшной силой. Договорились даже до схемы, когда приговор зачитывала не тройка, а палачи, в закрытой камере, непосредственно перед расстрелом.

И предварительно завязав осуждённому кляп. Чтобы точно никому не успел до пули в затылок свой приговор разгласить. Не шучу, почти официальная версия медведевских расстрелов в Орле. Шизофрения, согласен.

Так что в книжке Олицкой действует какая-то совсем отдельная, явно, не ежовская тройка. Какой-то позор. Ну нельзя же так, уж как-то согласовывать надо расстрельные байки.

Повторюсь, подпольщица добрый десяток лет чалилась по лагерям всей страны. И никто из встреченных зэков даже не намекнул ей как на самом деле работали расстрельные тройки?

При том, что по лагерям таких сидельцев миллиона два должно было быть с приговорами этих самых ежовских троек. Но нет, не встретилось на пути эсерки ни одного знающего человека.

Вывод-то всё тот же. Не было никаких троек, липа это всё. Не удивлюсь, если в изначальном тексте Олицкой и вовсе этого короткого абзаца про тройки не было. Что дописали его специально обученные люди уже во Франкфурте. В полу-фашистском издательстве Посев.

Но нет, в «научных» трудах историков мы прочитаем совсем другое. Чтобы кровь в жилах стыла:

«Зачем я пишу все эти строки? Разве надо помнить о печальных последствиях культа личности?

Выжившие — реабилитированы. Умершие — реабилитированы посмертно. Только списки невинно погубленных людей не опубликованы нигде. Только о последних годах и днях их жизни не знает никто. Тела их свалены в овражек».

Навернулась слеза? У меня нет, липа это всё первостатейная. Так и не удалось эсеровке Олицкой слиться со своим народом. Как была чужой своей стране, так и осталась.