"У нас будет новая армия": военкор Сладков о тех, кто должен ответить за ошибки СВО

На модерации Отложенный  Один из самых известных военных журналистов страны встретился со студентами Владимирского государственного университета. Но на этот раз традиционный творческий вечер превратился в откровенный разговор на сложную тему – об СВО. Как сказал Александр Сладков: "Если мы не будем говорить, то кто тогда?"

Александр Сладков родился в 1966 году в семье офицера в Подмосковье. В 1987 году окончил Курганское высшее военно-политическое авиационное училище. Проходил службу в Сибирском, Туркестанском, Ленинградском и Прикарпатском военных округах. В 1992 году уволился в запас в звании старшего лейтенанта. С 1993 года работает на телеканале "Россия". Был ведущим популярных проектов об армии. Но наиболее известен как автор репортажей из горячих точек. Награждён двумя орденами Мужества, орденом Почёта и орденом Дружбы.

АЛЕКСАНДР СЛАДКОВ. 

План подготовки не заменить соревнованиями

– Вы немало сделали для создания положительного образа Вооружённых сил России. Насколько этот образ выдержал проверку событиями СВО?

– Мы переходили постепенно из тела Советской Армии к той армии, которая сейчас воюет на Украине. Ещё в Приднестровье в 90-е это был достаточно устойчивый механизм. Потом была чеченская кампания, и мы не смогли взять Грозный. Потом вторая чеченская война, затем – пятидневная война в 2008 году в Абхазии, 2014-й год. Картина менялась.

Естественно, я был соучастником процесса деформации образа армии. Мы были теми, кто рассказывал стране: здесь у нас улучшения, тут приняли комплект "Ратник", тут появилась "Армата", тут – "Курганец", ракетоносец Ту-160М, подводные лодки. Образ становился всё интереснее.

Но настораживать начало, когда, как грибы, стали появляться фестивали и конкурсы: армия стала гонять на розовых танках, появились соревнования "Лучший стрелок", "Лучезарный снайпер", "Прекрасный спецназовец", "Самый красивый моряк". На сайте Министерства обороны разместили огромное количество каких-то праздничных сообщений.

– Разве это плохо? Это ведь разбавляет рутину…

– Военные понимают: есть план боевой подготовки части. План подготовки подразделения нельзя заменить соревнованиями снайперов. Есть классика, которая описана в книгах и которую армия должна знать. Но мы не встали на дыбы тогда, посчитав, что это некая популяризация военной службы.

Да, парад – это великое дело. Но у нас парад 9 мая заканчивался, а 10 мая мы начинали готовиться к следующему. И на парад из действующих подразделений забирают технику. И вот в этом участвовали мы все. Вот результат и увидели.

Про надломы и швы на теле армии 

– Я в начале первой чеченской думал, что у нас в армии плохо с организацией. Потом понял, что это ещё было не окончательное разложение. Можно найти массу вещей в ходе этой СВО, о которых нужно говорить, необходимо анализировать. Ужасная ситуация была: и потери, и неготовность, и привыкание к действительности.

Для меня первый надлом, который произошёл в образе мощной Советской армии, случился в 1991-м. Когда я ещё служил. Потом были другие раны. А вот первый шов в образе армии я увидел лишь в ноябре 2022 года. Шов, который связал прошлое и будущее Русской армии – лечебный шов. И это был седьмой месяц спецоперации. Мы только сейчас начали привыкать к мысли, что у нас будет новая армия.

Про офицерскую кость

– А вам не кажется, что современная подготовка кадров для армии нуждается в реформировании? Офицеры приходят в часть и говорят, что за полгода научились больше, чем за пять лет в училище.

– Выскажу сугубо личное мнение. Наша военная школа морально и исторически устарела. Даже на фоне российского образования. Но изменить её сейчас, в ходе СВО, мы не сможем. Это надо было делать раньше и надо будет делать потом.

На офицерские должности мы должны готовить элиту. А готовим офицера, как солдата. В полку их называют курсантами шестого курса. Но нельзя подготовить лейтенанта командиром, если он четыре года живёт как солдат.

В западной системе подготовки офицер – это белая кость. Военные вузы дают фундаментальное образование. В США за боевую подготовку и за воинскую дисциплину среди рядовых отвечают сержанты, офицера это не волнует. Перед ним люди, которым он должен только ставить задачи. А не думать, кто из них пьёт, а кто трус, а кто болен.

Сержанты и военная полиция обеспечивают дисциплину. И дисциплину надо прививать с первыми портянками. У сержантов – свой карьерный рост и своё высшее образование, своя перспектива, обозначенная контрактом.

– Кстати, о контракте...

– У нас типовой контракт – фамилия и роспись. А это должен быть талмуд в три пальца толщиной, который распишет жизнь военного на ближайшие пять лет: доход, карьеру, переподготовку.

Нужен ли России "Вагнер"?

– Насколько слухи о боеспособности ЧВК "Вагнер" соответствуют действительности, или это больше медийный шлейф?

– Выскажу своё мнение. Во-первых, "Вагнер" не является классической частной военной компанией, если сравнивать её с аналогичными зарубежными формированиями.

У нас это отряд, который пользуется очень высоким уровнем доверия у руководства.

Во-вторых, я ни разу не слышал ни в Сирии, ни в Донбассе, чтобы они отступали или не выполнили задачу. Нет подтверждённых фактов, чтобы у них был какой-то бардак с финансированием или обеспечением бойцов. В солдатской среде к ним уважение высочайшее. Налицо развитие отряда. Сегодня в нём есть и штурмовые самолёты, и вертолёты, и танковые подразделения, собственная разведка…

В-третьих, в этом подразделении нет никаких трений по вопросам национальности или идеологии. При этом высочайшая мотивация. Получают они, кстати, не больше, чем мобилизованные или контрактники.

– Нужна России такая компания?

– Но они же берут Бахмут! Они там умирают! Сейчас они не оформлены до конца нормативно. С одной стороны, не надо лечить то, что не болит, но, с другой, – я сторонник нормативной проработки этого вопроса.

– А нет ли риска в том, что внутри государства появилась альтернативная армия?

– Риск будет, если эту армию применят в помощь Росгвардии. Я уверен, что такого быть не может. Армию нельзя применять внутри страны ни при каких обстоятельствах.

Про правду

– Вам приходилось сталкиваться с ангажированностью западных СМИ в освещении спецоперации?

– Я в последний раз общался с иностранцами в составе пула на учениях в 2018 году на Дальнем Востоке. Вот там какие-то гнуснейшие персонажи попались… Но вообще мы с западных журналистов всегда брали пример. Они всегда были обеспечены, в том числе деньгами, транспортом, техникой, они всегда были ответственны перед редакцией, соблюдали дисциплину в группе, не пили. Мы их считали образцом: и CNN, и BBC. CNN в Чечне работали без сопровождения! Отчаянные! Там был Стив – у него сорок последний размер ноги был. Он со своей группой ездил везде.

Но потом... будто их кто в горло укусил. Я такой откровенной лжи нигде не слыхал. Я работаю в государственной телерадиокомпании – более крутое пропагандистское гнездо вроде бы трудно представить. Но я никогда не получал команды обмануть или облить грязью кого-то. А эти – легко.

– Сильно ли цензура ограничивает вас?

– У нас есть корпоративная политика, и если тебе она не нравится – пожалуйста, не работай. Но цензура… Я с цензурой только в Сирии сталкивался. Информация оттуда проходила буквально через дуршлаг. В ходе СВО такого нет.

– Как отличать правду от фейков?

– Надо вникать. Вот вы заинтересовались боксом, к примеру, начали читать что-то, смотреть. Сначала у вас уровень дилетанта. Со временем вы вникаете в правила, в систему турниров, в историю, определяете круг авторитетных экспертов. Тут так же. Со временем вам будет просто неинтересно читать каналы, которые несут чушь. Вы начинаете смотреть, что за личности подают информацию, каковы их моральные ориентиры, что за подписчики у них. Выберите себе те источники, которым вы доверяете.

Главное в службе

– Ваше личное отношение к началу СВО?

– Отвечу честно. Такими силами и с такой разведкой нельзя было начинать. Мы всё правильно сделали в политическом смысле. Но вот военные решения… Бросок под Гостомель был героическим. Бросок на Харьков – тоже. Но когда я увидел нашу армию в начале спецоперации, я по-настоящему испугался.

Наши потери и ошибки были основаны на одной проблеме. Офицеры, военнослужащие порой не выполняли те базовые вещи, которые прописаны в уставах. Все проблемы начались, когда мы решили, что можно нести боевую службу в цветных кальсонах и без оружия. Все ошибки связаны с несоблюдением основных документов. Ничего нового. Вот вы поставьте человека в центр Москвы и предложите ему дойти до Мытищ, не соблюдая правила дорожного движения. Он или погибнет, или в полицию – "в плен" – попадёт.

– Вы верите, что мы победим?

– Конечно. А у нас нет другого выхода. Нам надо сделать армию, которая победит всё, что стоит перед ней. И я удивлен тому, с какой скоростью сейчас всё меняется. К примеру, у нас уже появилась система подготовки мобилизованных. А в начале мобилизации она была на нуле.

"Таких нужно сажать в тюрьму"

– Александр Валерьевич, а кто ответит за совершённые ошибки?

– Мы, военные журналисты, очень ждём, что спросят с персонажей, которые довели армию до такого состояния. И спрашивать надо не только с генералов. Полковники и даже командиры рот не были готовы к военным действиям. Почему? Значит, у нас такая кадровая политика.

Есть несколько вещей, которые смогут в корне изменить ситуацию в армии на линии боевого соприкосновения. Во-первых, нужно наказывать за ложную информацию о своём подразделении начальству. Таких командиров надо сажать в тюрьму. Если врёт – должен нести ответственность. Сейчас её нет. Может, формально закон принят, но практика наказания отсутствует. Нужна справедливость. И нужна чёткая ротация личного состава на линии фронта. Тогда и будет порядок в боевых частях.