Максим Горький на Соловках

Летом 1929г. Максим Горький посетил Соловки. Этому событию предшествовало следующие обстоятельства.
В 1928 году с острова Соловки бежало несколько человек заключенных. В бурю, темной ночью, на старых лодчонках, без весел, с растянутыми вместо парусов пиджаками – несколько отчаянных смельчаков пустилась в море, почти безо всяких надежд на спасение. Только бы бежать от ужасов коммунистической каторги! Пусть лучше смерть в открытом море, чем медленное умирание в застенках!
Но случилось чудо. Через 3-4 дня их подобрало норвежское судно и доставило в Англию. Вскоре в Англии появилась книга: «Остров пыток и смерти», где подробно описывался быт заключенных на Соловках, причем приводились точные сведения о командировках, сообщались фамилии начальников, характер пыток.
Тогда ГУЛАГ-у (Главному Управлению концлагерей) пришла блестящая идея: послать на Соловки «всемирно-известного русского писателя», «совесть СССР», как его называли, Максима Горького. Его миссия, была высокая, почетная и ответственная: посмотреть лично и сказать, правда или нет все то, что говорят о Соловках.
О приезде Горького заключенные знали заранее. В концлагере были проведены специальные «разъяснительные» кампании. Начальство вдруг сделалось внешне несколько мягче, внимательнее. Различным учреждениям дано было задание «показать» свою работу.
Мне, заключенному врачу-психиатру, пришлось работать в это время в так называемом «Соловецком Криминологическом кабинете». Это учреждение было создано выдающимся ученым криминалистом, профессором А. Н. Колосовым, находившимся в то время в качестве заключенного на Соловках.
По инициативе этого «Криминологического кабинета» в Соловках была организована «Трудовая исправительная колония для правонарушителей младших возрастов до 25 лет». Так приказано было именовать колонию для «малолетних преступников» (то есть для детей от 12-16 лет), ибо по тогдашним законам СССР (1929 ст.) детям в концлагерях быть не полагалось, фактически же детей было на Соловках несколько сотен.
И вот, однажды утром, весь остров заволновался. На пароходе «Глеб Бокий» (имя крупного чекиста) в Соловки прибыл Максим Горький.
Доверие ему было полное. Он мог ходить без охраны, останавливать, любого заключенного и беседовать с ним. Таких бесед без свидетелей было много.
Горький внимательно всех выслушивал, расспрашивал, сочувствовал, записывал в записную книжку, обещал помочь.
В моем присутствии разыгралась следующая сценка. Горький пришел в СОК (музей Соловецкого Общества краеведения). Среди заключенных служащих музея он неожиданно встретил Юлию Николаевну Данзас. Бывшая фрейлина императрицы, ученая женщина, доктор всеобщей истории Сорбонны, Юлия Николаевна одно время была председательницей отделения Дома Ученых на Таврической улице в Петрограде (после расстрела бывшего председателя этого отделения, академика Лазаревского). Горький, как известно, был патрон и шеф Дома Ученых и так называемой КУБУЧ (комиссии по улучшению быта ученых) и лично хорошо был знаком с Ю. Н. Данзас.
- Юлия Николаевна! Вы здесь?
- Да, я здесь!..
- Какой же у вас срок?
- Я - бессрочная!
Этого не может быть по законам СССР, высший срок – десять лет (в 1929 году, на двенадцатый год революции, еще не было 25-летнего срока).
- Но у меня на формуляре написано: «бессрочно».
- Не может быть . . . Принесите формуляр! - обратился он к представителю УРЧ (учетно-распределительная часть).

Через четверть часа был принесен формуляр. На нем крупными буквами было написано и подчеркнуто, «бессрочно».
Это недоразумение, - смущается Горький, - я выясню!..
Он записывает себе что-то в записную книжку, пожимает руку, обещает помощь.
А на другой день, то-есть когда Горький еще не успел уехать, Ю. Н. Данзас была срочно «изъята» из «СОК» и отправлена на штрафной остров «Анзер» прачкой.
В порядке обследования различных учреждении, Горький, пришел, наконец, и в «Колонию для правонарушителей младших возрастов», удивился, что здесь — дети.
Он беседовал с ними несколько часов до позднего вечера.
На другой день я спросил ребят, питомцев колонии, как нм понравился Горький
«Горький! О, он «наш», «свой в доску»! .. Он рассказал нам о себе, что и он был, как мы, беспризорным... воровал яблоки . . . Он просил нас рассказать о себе, хорошо ли нам здесь, не обижали ли нас на работах . . . Мы сначала боялись жаловаться, думали, что он «лягавый», что он на нас донесет, но он и фамилий наших не спрашивал и не смотрел на того, кто говорит, а только все записывал себе в книжку... Ну, мы и начали... Все рассказали! И как нас в снег зарывали, и как на лед на ночь зимой ставили, и как мучили, и какие нормы лесозаготовок давали...
Показали ребята саморубы и пальцы свои отрубленные…
- И про «Секирку», и про «Анзер» (штрафные места) рассказали, и про карцер на «Секирке», где мы месяцами на жердочке сидели… Ну, одним словом, все рассказали!..
Заплакал Горький-то! Обещал про все пропечатать, а нас освободить! Вот это так «дружок»! Свой, свой в доску, - потому и понимает!..
Целые дни среди ребят только и было разговора, что про Горького.
Восторженно горели детские глаза, дрожали детские голоса, в них слышались слезы умиления, надежды, благодарности! Мы работники колонии, молчали. Но и мы «недоверчиво надеялись», вопреки здравому смыслу, что, может быть, Горький чем-нибудь поможет…
Прошло несколько времени. Пришли газеты. В «Известняк» напечатана огромная статья Максима Горького: «Соловки». В этой статье он дал восторженную оценку ГПУ и его детищу - «Соловецкому исправительно-трудовому концлагерю» - Соловкам.
Газету прочли и воспитанники колонии. И я спросил их:
- «Ну, как вам статья Горького?» - то услышал:
- Тьфу‚ хуже лягавого!.. В душу нашу влез и налевал.
У них, у беспризорных, детишек была все-таки какая-то своя «воровская» этика!
Не мы, интеллигенты, осудили Горького. Его осудили несчастные дети социальных подонков, дети из «Дна», «сии малые», которые сначала так доверчиво к нему потянулись, может быть, в первый раз в жизни поверили в возможность какого-то намека на социальную справедливость в стране Советов.
Беспощаден их приговор Горькому.
Яркий пример и поучительный пример того, к чему приводит человека духовное принятие большевизма.

Проф. Соловецкий.
«Новое Время».

Иван Михайлович Андриевский (Андреев).
Газета «Парижский вестник» Париж №112 от 12 августа 1944 года.

Фото: Максим Горький в окружении друзей и соратников из ОГПУ инспектирует Соловецкий концентрационный лагерь. Соловки, 1929.

Максим Горький о соловецких чекистах
"Я не в состоянии выразить мои впечатления в нескольких словах. Не хочется, да и стыдно (!) было бы впасть в шаблонные похвалы изумительной энергии людей, которые, являясь зоркими и неутомимыми стражами революции, умеют, вместе с тем, быть замечательно смелыми творцами культуры".