Теракт выявил у релокантов синдром Бовари

Теракт в «Крокус Сити Холле» вызвал разделение среди иноагентов. Некоторые из них объявили о своем сочувствии жертвам трагедии; другие, напротив, выдали стандартный набор русофобских обвинений в адрес народа и власти; третьи пустились в рассуждения о пошлости публичной скорби.

В какой-то степени любая скорбь на людях и вправду пошла. Лев Толстой показал нам это в повести «Детство» на примере Николеньки Иртеньева – мальчик, потерявший мать, испытывал подлинное горе в ту минуту, когда один стоял над ее телом; когда же рядом были другие люди, он плакал, стараясь показать, что огорчен больше всех. Да, все мы играем социальные роли, все привносим в жизнь некоторую толику театральности. И все-таки общество так устроено, что мы вынуждены обмениваться суждениями о том, что происходит. Например, иногда мы выражаем соболезнования – не для того, чтобы совпасть с неким идеальным Камертоном Совести, а для того, чтобы не быть в стороне, соблюсти приличия, остаться людьми.

И вот что интересно. Представителей нашей богемы сложно отнести к типу людей, которые всю жизнь, подобно А. П. Чехову, боролись с пошлостью. Даже наоборот. Эти люди частенько изрекали что-то пафосное, демонстрировали на публике и скорбь, и бурную радость, а в нужных случаях лихо брали под козырек. Однако после чудовищного теракта в Красногорске они сделали все, чтобы не совпасть с народом в реакциях. Кто-то отговорился тем, что сочувствует вообще всем россиянам, а не только погибшим в «Крокусе»; кто-то намекнул, что ему не подобает скорбеть вместе с толпой; кто-то постарался показать, что для него нравственных норм просто не существует. Зачастую эти люди несли бред, мало связанный с произошедшими событиями, и в то же время это был бред упорядоченный, обладающий определенным единством и внутренней связностью. В речах иноагентов было даже стилистическое и интонационное совпадение. Как это объяснить?

Решусь предположить, что все дело в так называемом боваризме (синдроме госпожи Бовари). Боваризм получил свое название от Эммы Бовари, героини Флобера, провинциальной мещанки, которая была глуха и слепа к тому, что происходило вокруг, и постоянно убегала в мечты. Госпожа Бовари имела неверные представления о браке и общественной жизни; она путала грезы и реальность, которую считала неинтересной и скучной. Мадам Бовари искренне хотела любить – но ее любовь была ненастоящей, вычитанной из книг. Она чувствовала себя героиней романа и постоянно попадала впросак.

Боваризм характерен и для представителей нашей богемной тусовки. Эти люди всегда жили ради денег и земных удовольствий, но лелеяли мечту о каком-то высоком предназначении (поучать, вести за собой, быть нравственными ориентирами и т. д.). Пошлость реальной жизни, в которой многие из них были всего лишь заслуженными тружениками корпоративов, вынуждала их выдавать себя за героев романа.

Решусь предположить, что все дело в так называемом боваризме (синдроме госпожи Бовари). Боваризм получил свое название от Эммы Бовари, героини Флобера, провинциальной мещанки, которая была глуха и слепа к тому, что происходило вокруг, и постоянно убегала в мечты. Госпожа Бовари имела неверные представления о браке и общественной жизни; она путала грезы и реальность, которую считала неинтересной и скучной. Мадам Бовари искренне хотела любить – но ее любовь была ненастоящей, вычитанной из книг. Она чувствовала себя героиней романа и постоянно попадала впросак.

Боваризм характерен и для представителей нашей богемной тусовки. Эти люди всегда жили ради денег и земных удовольствий, но лелеяли мечту о каком-то высоком предназначении (поучать, вести за собой, быть нравственными ориентирами и т. д.). Пошлость реальной жизни, в которой многие из них были всего лишь заслуженными тружениками корпоративов, вынуждала их выдавать себя за героев романа.

Пугачева, например, известна своей любовью к надменным героиням из голливудских мелодрам Жаклин Сюзанн. Иноагент Невзоров уже около десяти лет эпатажно выступает от лица Воланда – героя книги, которую он не понял и даже как будто не дочитал до конца. При этом верность своему кумиру Невзоров сохраняет и в костюмах, и в суждениях: он буквально лезет из кожи вон, пытаясь доказать всем и каждому, что для него не существует добра и зла, что он выше всех людей и живет по каким-то особым законам.

Иноагент Шендерович, выступающий от имени всех светлоликих российских очкариков (которых в его картине мира повсюду кладут лицом на асфальт), видит себя отцом Гауком – гонимым интеллигентом из повести Стругацких «Трудно быть богом». Он верит, что пострадал от российской серости, и грезит о заступничестве демократических сверхлюдей, полагая, что их звездолеты сильно запаздывают.

Другое дело – иноагенты А. Макаревич и Д. Быков. Их истеричность и самодраматизация родом из той же нежно любимой книги, но в их случае образцом для подражания служит разведчик Антон – благородный дон Румата Эсторский. Неслучайно многие их высказывания легко свести к фразам Руматы «перебью как собак», «под Святым орденом не развернешься» и «я мог бы скупить весь Арканар, но меня не интересуют помойки».