3 апреля 1881 года — казнь "народовольцев", убийц Александра II

3 апреля (по Григорианскому календарю) 1881 года на Семёновском плацу в Петербурге повешены пятеро народовольцев -"первомартовцев": крестьянин Андрей Желябов, дворянка Софья Перовская, сын священника Николай Кибальчич, рабочий Тимофей Михайлов и мещанин Николай Рысаков.

Шестой участнице покушения на Александра II "хозяйке" конспиративной квартиры народовольцев Гесе Гельфман смертная казнь в связи с беременностью была отложена и позднее заменена пожизненным заключением.
Гельфман умерла в тюрьме в феврале 1882 года после тяжёлой болезни, вызванной неудачными родами.

Ранним утром 3 апреля 1881 года пятерых арестантов Дома предварительного заключения разбудили после неспокойной ночи. Бледным народовольцам предложили чай, переодели их в чёрные тюремные шинели и повели к «позорным колесницам». На груди каждого висела деревянная табличка: «Цареубийца». Это террористы — те, что организовали несколько покушений на Александра II, включая то, что произошло 1 марта 1881 г., роковое — и последнее.

В повозках тюремщики привязали ремнями к скамьям руки приговорённых к смерти. Конвой из двух кавалерийских эскадронов и двух пехотных рот сопровождал их под гул толпы по Шпалерной, Литейному проспекту и далее по улицам Санкт-Петербурга — к Семёновскому плацу (сегодня это Пионерская площадь). Там, под серым мартовским небом, уже собралась толпа. Жандармерия, палач Фролов в красной рубахе и его помощники подготовили эшафот — чёрный помост с пятью позорными столбами. Николай Кибальчич, Софья Перовская и Андрей Желябов отказались от причастия, но Николай Рысаков и Тимофей Михайлов общались со священниками довольно долго.

Около 9 часов утра преступников под руки подняли на эшафот и накинули им на шеи петли. Фролов завязал каждому глаза. Кибальчич и Перовская держались спокойнее остальных. Палач по очереди выдёргивал из-под ног цареубийц скамьи: Кибальчич, Михайлов, Перовская, Желябов и, наконец, Рысаков. Михайлова пришлось трижды вешать под негодующий шум толпы — дважды верёвка обрывалась. Всё действие заняло не более получаса. Ещё через 20 минут трупы висельников солдаты убрали в гробы и увезли. Толпа стала расходиться с последней публичной казни в истории России.

Обвиняемые на процессе

Исполнению приговора предшествовал суд, который стал последним публичным политическим процессом в Российской империи. Судило народовольцев Особое присутствие Правительствующего Сената во главе с Эдуардом Яковлевичем Фуксом. Процесс начался 26 марта, а к 29-му суд вынес вердикт. Дело было ясное, своей вины в организации покушений подсудимые не отрицали. Особое присутствие помиловало только беременную Гесю Гельфман, казнь ей заменили пожизненной каторгой (Гельфман умерла в тюрьме в 1882 г. от послеродового воспаления; ребёнок тоже вскоре скончался).



Наследник престола Александр III остался недоволен тем, как прошёл процесс. Общество, безусловно, возмущённое злодеянием социалистов-революционеров, услышало и их голос. Идеалисты-радикалы использовали суд как трибуну, с которой заявили, что они не исчадия ада, а члены партии «Народная воля», готовые на всё ради своих убеждений. Сдался только юный Рысаков (это он бросил первую бомбу 1 марта, которая, однако, не причинила вреда императору), он же дал следствию исчерпывающие показания о «Народной воле» и её членах, так что перед казнью товарищи даже не стали с ним прощаться. Остальные, как говорил первый присутствующий Фукс, «вели себя независимо и стойко».

Примечание: Второй метальщик, Игнатий Гриневицкий, на суде уже не мог оказаться: это его бомба убила Александра II, но и сам он 1 марта скончался от ран в госпитале.

Кибальчича тот же Фукс назвал человеком «замечательного ума, необыкновенной выдержки, адской энергии и поразительного спокойствия». Человек с инженерным образованием, он конструировал бомбы и гордился своими изобретательскими находками; в тюрьме перед казнью не прекращал работать и даже успел спроектировать пороховой ракетный двигатель.

Перовская (гражданская жена Желябова) руководила последним покушением и после ареста товарищей хотела их освободить, из Петербурга не бежала. Спокойно держался и Михайлов. Желябов, которого полиция арестовала за два дня до убийства императора, вообще мог избежать смерти, но потребовал судить и его; он заявил прокурору: «…было бы вопиющею несправедливостью сохранить жизнь мне, многократно покушавшемуся на жизнь Александра II и не принявшему физического участия в умерщвлении его лишь по глупой случайности. Я требую приобщения себя к делу 1 марта и, если нужно, сделаю уличающие меня разоблачения».

«Рассечь гордиев узел»: речь Желябова

Желябов отказался от адвоката. Он хотел, чтобы его речь прозвучала на суде — вся страна следила за самым громким в 19 веке гласным политическим процессом. Как лидер «Народной воли» Желябов считал своим долгом что-то противопоставить многочасовой обвинительной речи прокурора в конце разбирательства. Обвинитель Николай Валерианович Муравьёв назвал идеи народовольцев «системой цареубийства, теорией кровопролития, учением резни», а социализм — чуждым России западным изобретением и «исторической бедой» Запада. Разумеется, оправдать содеянное было невозможно, но цель Желябова состояла в ином — народоволец желал «представить цель и средства партии в настоящем их виде». Вполне осуществить задуманное он не смог. Однако судья Фукс, судя по всему, несколько стеснялся своей роли в процессе. Позднее он жаловался: «Я попал в неловкое положение, т. е. давал свободу слова одной стороне и зажимал рот другой». Наверное, потому он всё же позволил Желябову кое-что сказать в ответ обвинению.

Желябов рассказал, как он и его товарищи революционизировались. Ответственность за это он возложил на самодержавие: «…русские народовольцы не всегда действовали метательными снарядами, (…) в нашей деятельности была юность, розовая, мечтательная, и если она прошла, то не мы тому виной [судья перебивает]. (…) «Итак, мы, переиспытав разные способы действовать на пользу народа, в начале 70-х годов избрали одно из средств, именно положение рабочего человека, с целью мирной пропаганды социалистических идей. Движение крайне безобидное по средствам своим. И чем оно кончилось? Оно разбивалось исключительно о многочисленные преграды, которые встретило в лице тюрем и ссылок. Движение совершенно бескровное, отвергавшее насилие, не революционное, а мирное, было подавлено». Таким образом, Желябов убеждал: когда самодержавие подавило мирную деятельность, оно не оставило народовольцам иного выхода, кроме как «рассечь гордиев узел» — «перейти к насилию» и задумать государственный переворот.

***

Трагедия 1 марта 1881 г. заключается не только в кровавом убийстве человека, последовавшей казни пятерых молодых радикалов и гибели Геси Гельфман и её ребёнка, но и в том, что умерщвление Александра II развернуло историю России на путь, противоположный тому, которого желали бы и сами народовольцы. Убитый император не просто понимал ценность свободы народа (уже редкость для правителей России!), но и лично рисковал ради неё. Газета «Страна» справедливо вопрошала спустя два дня после теракта: «Какое преступное нетерпение дерзало винить лично монарха, сделавшего столь много, за то, что он не сделал ещё больше?».

Погибший император не только отменил крепостное право и провёл ещё несколько великих реформ, которые изменили облик Российской империи, но и говорил единомышленникам: «Мы идём к конституции». Александр II собирался разрешить мирную политическую деятельность и расширить институт народного представительства. Соответствующий Манифест уже лежал на столе М. Т. Лорис-Меликова, готовый к обнародованию в ближайшие дни. Цареубийцы же убедили Александра III в том, что Россия ещё не созрела для либеральных перемен, и отцовский Манифест он публиковать отказался. Новый монарх решил охранять самодержавие. Тем, кто желал преобразований, пришлось ждать новой крови, революции и реформ 1905 года.