4 февраля 1940 года был расстрелян Николай Ежов





4 февраля 1940 года приговором Военной коллегии Верховного Суда СССР расстрелян бывший нарком НКВД, генеральный комиссар госбезопасности Н.И. Ежов.
Ежов признан одним из главных организаторов массовых репрессий 1937-1938 годов – этот период получил название «ежовщина».

Казалось бы, Сталин нашел идеального наркома. Ежов беспощадно преследовал троцкистов и других нелояльных вождю лиц. Он стал неутомимым исполнителем Большого террора 1937–1938 гг. Троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы — десятки и сотни тысяч людей были осуждены за связь с оппозиционерами и заговорщиками (реальными или мнимыми), лишены свободы или расстреляны. В 1938 Ежов был смещен, а на его место поставлен Лаврентий Берия. Ежова арестовали и обвинили в том, что он готовил террористов и путч на 21-ю годовщину революции. Кроме того, Ежова обвинили в мужеложстве (в этом, кстати, он признался легко, и написал список своих любовников, в числе которых был его охранник: всех этих людей позже расстреляли). Кстати, на обыске у Ежова нашли тот самый фаллоимитатор, что прежде обнаружили у Ягоды. В остальном Ежов своей вины не признавал.

В расстрельном деле поражает стиль письменных объяснений «сталинского наркома», «любимца народа». Если не знать, что за плечами у Николая Ивановича незаконченное низшее образование, то мог бы думать, что это так складно пишет, так ловко владеет словом хорошо образованный человек. Поражает и масштаб его деятельности. Ведь именно этот невзрачный, необразованный человек организовал строительство Беломорканала (начал эту «работу» его предшественник Ягода), Северного пути, БАМа.
— Уколов А. Т., председатель военной коллегии Верховного суда РФ по рассмотрению дела Ежова и Абакумова

Ежов обвинялся в преследовавшемся по советским законам мужеложстве. 24 апреля 1939 года Ежовым было написано заявление с признанием в своих гомосексуальных связях.

Среди обозначенных в признании Ежова любовниками значились: театральный деятель Я. И. Боярский-Шимшелевич, видный партиец Ф. И. Голощёкин, дивизионный комиссар В. К. Константинов, охранник И. Н. Дементьев. Все они были арестованы и расстреляны (в обвинительном заключении было сказано, что Ежов совершал акты мужеложства, «действуя в антисоветских и корыстных целях»).

На следствии и суде Ежов отвергал все обвинения и единственной своей ошибкой признавал то, что «мало чистил» органы госбезопасности от «врагов народа»:

« Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил. »

В последнем слове на суде Ежов также заявил:

« На предварительном следствии я говорил, что я не шпион, я не террорист, но мне не верили и применили ко мне сильнейшие избиения. Я в течение двадцати пяти лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов. У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять, и я о них скажу после, но тех преступлений, которые мне вменёны обвинительным заключением по моему делу, я не совершал и в них не повинен… Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол… Если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело… »

3 февраля 1940 года Николай Ежов приговором Военной коллегии Верховного Суда СССР был приговорён к «исключительной мере наказания» — расстрелу; приговор был приведён в исполнение на следующий день — 4 февраля 1940 года в здании Военной коллегии Верховного Суда СССР. Согласно утверждению Судоплатова, «Когда его вели на расстрел, он пел „Интернационал“». Труп кремирован в Донском крематории. Семью также репрессировали. Об аресте и расстреле Ежова в советской печати ничего не сообщалось; он просто исчез без каких-либо объяснений.