Воспоминания путевого обходчика Н.И.Орлова о Долине Смерти.

Кресты на могилах немецких солдат.

Очень много писем было из Сибири. 

Район поиска расширялся. 

Я обратил внимание на интересную деталь: очень мало было убитых немцев, они попадались только на нейтральной полосе. 

Но зато попадались огромные немецкие кладбища. 

Немецкое кладбище - это холмики земли, на которых стоят деревянные кресты. 

Кресты были, в основном, привезены из Германии. Я, сколько их ни смотрел, везде даже есть клеймо - на обратной стороне выжжено или Гамбург, или ещё какой-то город, который изготовлял кресты. 

То есть немцы припасали кресты для своих фашистов. Четко виделась надпись, фамилия похороненного. 

Нужно отдать должное, учет погибших, конечно, немцами велся отлично. 

Прибит был номерной знак (одна половина знака отламывалась, вторая посылалась родным). 

Таких кладбищ в районе Мясного Бора находилось около девяти. 

Были кладбища и небольшие, по нескольку могил, но были и порядка нескольких сот захороненных человек. 

Немцы, конечно, шли на хитрость, потому что впоследствии, когда стали эти земли распахивать для посадки елок, обнаружилось, что в одной могиле с одним крестом оказывалось несколько похороненных.

 Очевидно, они хотели показать своим солдатам, которые приходили на эти места боев: вот сколько лежит русских, вот сколько - наших. Сравнение шло в их пользу, и об этом каждый фронтовик знает, что морально это здорово действует.

В то время страна испытывала огромный голод в металле. 

Вся наша промышленность работала на войну, и после неё на полях сражений остался этот металл. 

Государство старалось вывезти танки, занималось разминированием, в Долине для этого делались проходы , и мне пришлось помогать людям, заготавливающим металл. 

Я научился взрывать, изучил все типы мин инженерных, как немецких, так и наших. 

Попадались инструкции.

Потом, наверное, любопытство было, причем серьезное. 

Я очень внимательно всё изучал, и я знал поговорку, что саперы ошибаются один раз в жизни. 

Я очень тщательно это дело изучил, и не было больше случая, чтобы я подорвался. 

Взрывчатки не было. 

В лесу работали восстановительные поезда, было задание вытаскивать технику разбитую, у них были трактора, у них в то время уже и бензорезы были. 

Обычно вытаскивали зимой, тяжело было взять её, поэтому танки приходилось взрывать. 

И однажды к нам на станцию приехала группа ребят из Валдая, там у них была районная электростанция, на которой стоял двигатель от Т-34. 

Он у них барахлил, и один из работников этой электростанции, оказывается, был танкистом 29 танковой бригады, которая принимала непосредственное участие в боях в Мясном Бору с самого начала (Любанской)операции и до конца. 

Она как раз помогала воинам 2-ой Ударной армии выходить из окружения. 

Он боялся один в лес идти, привез ещё ребят молодых, слесарей, и попросил меня проводить их: "Нет ли танков хороших?". 

Танки были, двигатели на некоторых остались целы, лишь баки были пробиты, или ещё что-то. Мы пошли в лес. 

Он расплакался, когда увидел танк, на котором воевал. 

Он узнал танк, в котором горел.

 А в сгоревшем танке остались, как он рассказал, механик-водитель и заряжающий. 

Он был командир этого танка. 

Из одного танка мы вытащили двигатель и радиатор, они увезли их. Он коротко рассказал об истории боев. 

Очень обижался, я даже не могу рассказывать, на то, что все говорят, что вот, мол, раз вы воевали с Власовым, то к вам недоверие имеется.