«Поносный марш»: почему так назвали шествие пленных немцев в Москве?

На модерации Отложенный

17 июля 1944 года по улицам Москвы прошествовали остатки разбитых в Беларуси немецких дивизий. Это мероприятие должно было вселить в советских граждан уверенность, что враг уже сломлен и общая победа не за горами. 

               Думали, что это конец

Как это ни удивительно, идею парада военнопленных по улицам советской столицы подсказала немецкая пропаганда. 

В одной из трофейных кинохроник голос за кадром сообщал, что бравые солдаты германской армии уже прошагали победным маршем по улицам многих столиц Европы и теперь на очереди Москва. 

Советское руководство решило не лишать их такой возможности, но маршировать пришлось в качестве не победителей, а побежденных. 

Марш немецких военнопленных обещал стать мощным пропагандистским ходом. Очевидцы тех событий сходятся во мнении, что появление немцев на улицах Москвы произвело эффект «разорвавшейся бомбы». 

Несмотря на то, что о предстоящем марше дважды объявили по радио в 7 и 8 утра, а также сообщили на первой полосе газеты «Правда», у некоторых москвичей обилие немцев в столице поначалу вызвало недоумение и даже панику. 

Всего в параде побежденных приняли участие 57 600 пленных немцев – преимущественно из числа тех, кто уцелел в ходе масштабной операции Красной Армии «Багратион» по освобождению Беларуси. 

В Москву были отправлены лишь те солдаты и офицеры вермахта, кому физическое состояние позволяло выдержать длительный марш. 

Среди них – 23 генерала. К организации «немецкого марша» были привлечены представители разных родов войск. Так, охрану военнопленных на ипподроме и Ходынском поле обеспечивали структуры НКВД. 

А непосредственное конвоирование осуществляли военнослужащие Московского военного округа под командованием генерал-полковника Павла Артемьева: часть из них двигалась на лошадях с обнаженными шашками, другие шли пешком с винтовками наперевес. 

Исследователи, имеющие доступ к архивам, утверждают, что немцев готовили к параду всю ночь в одном из московских пригородов.

 Пленные похоже и не подозревали к чему вся эта затея. Один из участников марша, рядовой вермахта Хельмут К. по возвращении в Германию напишет: «Мы думали, что нас готовят к показательному расстрелу!».

Шествие поверженных начало путь от ипподрома в 11 часов утра. 

Сначала двигались по Ленинградскому шоссе (сегодня это участок Ленинградского проспекта), дальше по улице Горького (ныне Тверская). 

Затем пленных разделили на две колонны. 

Первая в составе 42 тысяч человек на площади Маяковского повернула по часовой стрелке на Садовое кольцо. Конечной целью шествия был Курский вокзал: дорога заняла 2 часа 25 минут. 

Вторая колонна, в которую входили еще 15 600 военнопленных, с площади Маяковского повернула на Садовое кольцо против часовой стрелки. 

Немцы прошли Смоленскую, Крымскую и Калужскую площади, после чего свернули на Большую Калужскую улицу (Ленинский проспект). 

Конечным пунктом маршрута была станция Канатчиково Окружной железной дороги (ныне район станции метро Ленинский проспект). Весь путь занял 4 часа 20 минут. 

               Поносный марш

Проход военнопленных по улицам Москвы, как отмечали очевидцы, обошелся без серьезных эксцессов. 

Берия в отчете Сталину писал, что москвичи вели себя организованно, иногда были слышны антифашистские лозунги: «Смерть Гитлеру!» или «Сволочи, чтобы вы подохли!», но чаще раздавались приветственные речи в адрес партии и Красной Армии. 

Показательно, что на шествии присутствовало множество иностранных корреспондентов. Руководство страны известило их о предстоящем событии раньше, чем самих москвичей. 

Также к съемкам мероприятия были привлечены тринадцать операторов. 

Сталин позаботился, чтобы информация о марше поверженных врагов была донесена до самых широких кругов мировой общественности. Он уже не сомневался в окончательной победе. 

Символичным актом стал проезд по улицам столицы поливочной спецтехники, после того как по ним прошли немецкие колонны. 

Как записал известный прозаик Борис Полевой, машины «мыли и чистили московский асфальт, уничтожая, кажется, и самый дух недавнего немецкого шествия».

«Чтобы и следа не осталось от гитлеровской нечисти», – так говорилось в киножурнале, посвященном маршу немецких военнопленных.

Вероятно, это было сказано не только в переносном смысле

Дело в том, что НКВД под страхом расстрела запретил пленным покидать колонны – вот им и приходилось справлять нужду прямо на ходу. Как свидетельствуют очевидцы, московские улицы после прохода военнопленных имели, мягко говоря, неприглядный вид. 

Возможно это было следствием усиленной кормежки немцев накануне марша: их обеспечили усиленной порцией каши, хлеба и сала, после чего пищеварительный тракт и дал слабину. Недаром в массах закрепилось другое название марша военнопленных – «поносный марш». 

Пользователь под ником Redkiikadr на одном из форумов рассказывал, как его прабабушка столкнулась с пленным немцем, который чудом миновал охрану и забежал в Большой Каретный переулок, где отчаянно пытался добыть еду. Однако очень быстро его обнаружили и выпроводили к остальным. 


А в целом серьезно пострадавших не было. Только четверо немецких военнослужащих после окончания шествия обратились за медицинской помощью. 

Остальных распределили по вокзалам, погрузили в вагоны и отправили для отбытия наказания в специальные лагеря.

              Звучащая тишина 

Присутствовавший на марше военнопленных писатель Всеволод Вишневский рассказывал, что со стороны наблюдавших не было проявления видимой агрессии, разве что мальчишки несколько раз пытались швырнуть в сторону колонны камни, но конвоиры их отгоняли.

 Изредка в адрес поверженного противника летели плевки и «отборный матерок». Рассматривая фотографии этого события, которых сегодня множество в сети, можно увидеть в целом сдержанную реакцию москвичей на марширующего врага. 

Кто-то смотрит гневно, кто-то показывает фигу, но чаще бросается в глаза спокойный, сосредоточенный, слегка презрительный взгляд стоящих по обе стороны улиц людей. 

Заслуженный работник культуры Российской Федерации, Владимир Пахомов, которому на тот момент было 8 лет, хорошо запомнил, что пленные старались не смотреть по сторонам. 

Лишь некоторые из них, по его словам, бросали равнодушный взгляд на москвичей. Офицеры всем своим видом старались показать, что они не сломлены. 

На площади Маяковского один из немецких офицеров, увидев в толпе советского военного с золотой Звездой Героя СССР, показал в его сторону кулак. 

Им оказался разведчик и будущий писатель Владимир Карпов. В ответ старший лейтенант руками изобразил на своей шее подобие виселицы: «смотри, что тебя ждет», – пытался сказать он немцу. 

Но тот все продолжал держать кулак. Карпов позднее признавался, что тогда у него промелькнула мысль: «Какая гадина! Жаль, не прибили тебя на фронте». 

Художница Алла Андреева не захотела лицезреть немецких военнопленных, ее отпугнула «средневековость этого замысла». Но из рассказов своих знакомых, побывавших на марше, она запомнила две вещи. 

Пристальные взгляды немцев на детей, которых прижимали к себе матери и плач женщин, причитавших «вот и наших так где-то ведут». Эти рассказы запечатлелись в памяти художницы «прорвавшейся в них человечностью».

Свое описание событий оставил нам и французский драматург Жан-Ришар Блок, которого москвичи поразили своим «достойным поведением». «Землистый, серо-черный поток пленных тек между двух человеческих берегов, и шепот голосов, сливаясь воедино, шелестел подобно летнему ветерку», – записал Блок. 

Особенно француза удивила реакция москвичей на мытье улиц дезинфицирующей жидкостью: «Вот тут-то русский народ разразился смехом. А когда смеется гигант, это кое-что значит». 

Многие из очевидцев обращали внимание, как в гробовой тишине позвякивают пустые консервные банки. Кто-то посчитал, что их нарочно заставили привязать на пояса пленных, чтобы те выглядели как шуты. 

Но правда куда более прозаична. Немцы просто использовали железные банки в качестве личной посуды. 

Пользователь под ником chess, оставивший комментарий под фотографией с марша немецких военнопленных, рассказал о других звуках, поразивших тогда его отца: «Он отчетливо запомнил тишину, нарушаемую лишь шарканьем тысяч подошв об асфальт, и тяжелый запах пота, который плыл над колоннами пленных».