Сталин был одним из наших хозяев, на которых я всю жизнь работала бесплатно

Документ № 16

Дарья Михайловна N (фамилию просила не называть) родилась в 1912 г. в д. Верхотомке Щегловского района. Живет там же. Рассказ записал Васильев Максим в октябре 1999 г.

В нашей семье было 8 ребятишек. Жили богато. У нас было своё большое поле и двор полон скотины. Воспитывались мы сами. Слушались старших. За ослушание было наказание. С раннего детства дети помогали родителям по хозяйству.

Мамка наша долго не прожила. Она померла от тифа. Мне было 10 лет, когда появилась мачеха. Она строгая была. Заставляла много и подолгу работать, не любила нас. Но к работе я была привычная, и мне нечего было её бояться. Мы жили свободно: земля была своя, работать не ленились и никому, ничего не были должны.

Помню я и гражданскую войну. Для нас она не войной была, а какой-то беготней. Запомнила, как белые солдаты переправлялись через Томь. У всех - ружья, шашки. А кони у них падали от усталости. Они их бросили, а новых у верхотомских хозяев забрали. Ехали они, будто, в Китай с грузом муки и сахара. Стреляли у нас тогда много. Я не понимала, в кого стреляли. Много людей гибло. Наш двор белые обходили, так как на воротах стояла большая буква "Т", что означало - "здесь тиф". А когда красные пришли, они во все дома заходили и отбирали всё, что приглянулось: скотину, продукты. Но я их не осуждаю. Они разные были. Некоторые вообще ничего не трогали, просто про белых спрашивали. Из-за этой кутерьмы пожаров в селе было много. Сгорело несколько дворов. Это красные сжигали те дворы, на которых находили белых беглецов. А беглецов этих и хозяев дворов уводили куда-то. Люди говорили, что их расстреливали.

А потом всё как-то стихло. Пришли новые люди. Да и не люди это были, а батраки. Всякая голытьба в этой кутерьме в люди выбилась. Раньше они на богатых работали, а теперь своих хозяев гонять и ссылать стали. У нас самых лучших хозяев сослали куда-то в даль.

Коммунист у нас был один на всю деревню. Он был грамотным человеком. Церковь сломали, а в поповском доме школу сделали. В эту школу детей родители не отпускали. Коммунист ходил по дворам и уговаривал родителей отпустить детей учиться. Но нас не отпускали: некогда было, хозяйство затягивало. Я записалась в школу, крадучись от родителей. Но всё равно редко удавалось в неё ходить. "Пусть мальчишки лучше ходят. Это им в армии пригодится", - говорил отец. А мачеха язвила: "Твоя грамота нужна государчикам письма писать!" Почему они так к школе относились? - не знаю.

В двадцать шестом году нам свободу дали. Мы могли жить, как раньше жили. Нам сказали, что мы можем заводить скотину, сколько хотим, лес рубить и строиться. (1) Мы, вроде бы, сразу хорошо зажили. Продуктов стало много. Мы на ярмарку их вывозили. Они дешевыми стали. А зимой мы их в Томск наладились возить на лошадях. Томск был городом учебным, и цены там были высокими. Из Томска батька нам подарки привозил. Помню, он мне платок в большой цветок купил. Но так продолжалось недолго. Власть опять что-то менять принялась. Плохо стало.

Про эту власть я плохо, что помню. Знала, что Ленин правителем был и, что его, будто, убили. После него неразбериха какая-то была. Потом Сталин пришёл. Но нам не до власти было. Мы ею не интересовались. Нас земля к себе просила. Мы на ней с утра до ночи трудились. Она нам хороший урожай давала. В двадцать девятом году нас опять власть стала прижимать. Коммуны выдумала. Потом в колхозы всех стали сгонять. Я уже тогда замужем была. Вот тут мы потеряли всё!

Которые из хозяев хорошо работали и богато жили, их в ссылку отправляли. Кто-то из них в лес убегал. Тем, кого в ссылку отправляли, считай, повезло. А многих из богатых зимой сажали на сани, отвозили в лес и там оставляли. Ни ружей, ни инструментов им брать не разрешали. Сколько их там поумирало! Это всё были рабочие-труженики! Говорили, что многие бежали. Может, дай Бог, спаслись?!

Которые из деревенских только языком чесать умели, жили в бедности и нищете, те нас и пограбили. Да ещё понаехали к нам из голодной России. Всех тружеников и поугробили. Они то и развезли землю по пустырям. Такая боль у людей стояла от этого! Не прошла она у меня и до сих пор.

Мы с мужем поняли, что нас до смерти прижимают. Как-то исхитрились получить справку и сбежали в город. Поселились в бараке. Там и стайка небольшая была и огородик всего из нескольких соток. Мой муж был лучшим плотником и кузнецом. Отменный ремесленник был. У меня потом второй сын по его стопам пошел, стал кузнецом. Муж работал в заводской мастерской. Целыми днями там пропадал. Устанет, не выспится, да ещё по дому какие-то дела делает.

 А я за хозяйством присматривала да детей воспитывала. Их у меня было девять. Сейчас вот только шестеро осталось. Очень трудно жили, но ребят на ноги поставили. Одежды у них было очень мало. Они день ходят, а вечером я их одежду постираю, а утром они чистую одевают. Сменной одежды не было. Только после войны мы купили всем сыновьям костюмчики, а дочери платье. У нас всё на муже держалось. Он ездил в колхоз продукты зарабатывать. Привезет картошки, я её продам и детям хлеба куплю. Вот так и прожили - наполовину впроголодь.

Праздники мы отмечали весело. Собирались всей улицей, кто, что принесет. Пообедаем, а тут и гармошка заиграла. Плясали. Песни и частушки пели. А молодежь ещё потом допоздна гуляла. Мы отмечали и 7 ноября и Рождество. Я крещенная была и в Бога верила. Я и сейчас верю. Не верить в Бога нельзя!

Потом опять тяжелые времена настали. Всех подряд называли врагами народа и ссылали. В тридцать седьмом забрали и моего отца, и моего мужа. Почему-то больше всего репрессий было на врачей и инженеров, на всех тех, кто много знал и был умным. Не пойму я этого! Что? Стране умных не надо?!

Потом была страшная война. Хотя из нашей семьи на ней никого не было, но всё равно страшно! Муж мой во время войны учил детей разным ремеслам и специальностям. После войны мы стали лучше жить. В 1949 г. старший сын пошёл в техникум. Я пошла работать. А потом и власть сменилась. Сталин умер, а на его место встал Каганович. (2) Вот при нём мы и зажили хорошо. Я тогда опять в деревню переехала. Мы опять узнали свободу. Но он не долго продержался. Сбросили его, и руководителем стал Хрущев. При Хрущеве опять землю стали отбирать и налог большой за скотину брать. Объявил, что мы обогнали Америку. Деревни при нем разогнали, и земля опять стала пустовать.

Сейчас лучше стало жить! Смотрю я на молодых, они - веселые. Значит, у них хорошая жизнь. Хотя мы тоже веселыми были, а жизнь… Конечно, жаловаться на жизнь можно. Ну, а мне жаловаться не надобно. Я уже на десятый десяток иду. Старые не должны попрекать молодых в их житье. Хотя молодые обязаны слушать старших. Молодым жить, а старым за них радоваться.

За властью я не слежу. Знаю Президента. Мне и достаточно. А что там власть делает…

Это она себе проблемы наживает.

Примечание:

1) Речь, видимо, идёт о реализации знаменитого лозунга Н.И.Бухарина "Обогощайтесь!"

2) Правильно - Г.Маленков.

Документ № 17

Соломатова Мария Кирилловна родилась в 1914 г.

в д. Подъяково Кемеровской области, Жиганова Наталья Федоровна родилась в 1917 г. в д. Подъяково. Живут там же. Рассказ записал Лопатин Леонид в августе 1999 г. (спецэкспедиция фонда "Исторические исследования").

Соломатова - До колхозов мы жили небогато. Родители держали лошадь, корову, чушек, овечек. В семье было восемь ребятишек. Но мы тогда не голодали. Хлеб на столе был всегда. Мать вошла в колхоз в 1931 г., когда умер отец. Завела в колхоз скот, телегу. Жалко! А деваться некуда было. Тогда всех в колхоз гнали.

Жиганова - Да-да! Что, что, а хлебушек-то всегда могли поесть до колхозов. Кисели варили, сусла… Детям всегда лакомства были. Голодными никто не ходил. Когда колхозы стали создавать, то крестьянам сказали, что если не зайдете, у вас все отберут, и землю, и имущество.

Соломатова - Тогда кулаки были. Так называли крестьян, у которых были в хозяйстве несколько лошадей, коров, чушек. Это не обязательно богатые крестьяне. Главное - они не хотели вступать в колхоз. В нашем хозяйстве также корова, лошадь, чушки водились. Но мы вступили в колхоз, поэтому не были причислены к кулакам.

Жиганова - За работу в колхозе нам давали зерно. Денег мы не получали, а полученного на трудодни зерна, на пропитание не хватало. Люди держали подсобное хозяйство. Налог, правда, нужно было выплачивать очень большой. Брали налог с любой живности. Мы курей держали, а яйца не ели, все сдавали. Молока не доставалось. Черт знает, куда все шло!

Соломатова - На целый день наваришь себе крынку травы и рано утром в поле идешь. Семь километров шли пешком, да ещё тащили на себе вилы, грабли, литовки. А вечером в двенадцать часов домой придешь, муж еще на работе, скотины дома нет - где гуляет, дети еще малые, справиться с ней не в состоянии. Не знаешь, за что браться, кого и где искать.

Если на работу не выйдешь - накажут. Из колхоза выгонят без справки. И куда ты тогда пойдёшь? В городе тебя без паспорта и справки никто на работу не возьмёт. Ложись и помирай! О-о-о! Тогда так строго было! Работали мы сутками. День жнёшь, ночь молотишь. А осенью получишь дулю.

Как и на что жили старые люди, не знаю. Но знаю, что никаких пенсий колхознику не полагалось. Дети, наверное, кормили. После войны уже стали получать 28 руб. Но это были смех, а не деньги.

В 1936 г. я решила из колхоза уйти и работать в городе на производстве. Но меня из колхоза не отпустили. Чтобы уехать из колхоза, нужно было получить справку. Провели собрание, на котором выяснилось, что я будто бы должна была колхозу пуд зерна. Вот так! Я пять лет работала от зари до зари, не доедала, на трудодни, считай, ничего не получала, и ещё оказалась должна. Мне справку не дали, и по решению собрания отправили "на кубатуру" за Барзас лес валить.

Для кого и для чего мы там работали, не знаю. Знаю, что наш колхоз перед государством должен был выполнить план по лесозаготовкам. Вот зимой на лесоповале я отрабатывала тот пуд хлеба. Но когда вернулась, справку мне давать не хотели. Я насилу её выбила от начальства. Не отпускали из колхоза и все тут! Как крепостные были. Нашей судьбой полностью распоряжалось начальство. Решало - где нам работать и где жить.

Жиганова - Да! За нас всё решали - кому быть председателем, кому бригадиром. За мою бытность много председателей колхозов сменилось. Высокое начальство присылало к нам из города председателей. Но иногда на председательский пост и из деревенских кого-то ставили. А нас заставляли за них за всех голосовать. Будто бы мы их сами выбирали.

Соломатова - Попробовали бы мы не проголосовать! Это означало идти против власти. А власть мы боялись! Власть-то ИХ была, начальства. От власти нам помощи ждать не приходилось. Я маленькая без родителей осталась. Придешь к власти в правление за помощью, нечего не получишь. Лучше не ходить, не просить, не унижаться. Всё равно тебе откажут в правлении нашего колхоза.

Жиганова - Помнишь, подружка, сколько мужиков из нашей деревни ещё до войны угнали непонятно куда и непонятно зачем? Власть и угнала. Безвинных угоняли!

Соломатова - Да, конечно, помню. Выслали как-то за один раз не менее 15 человек. Моего дядю вместе с ними забрали. У него было восемь девок. Жили они в старенькой избёночке, имели коня, да корову. Он хотел для семьи построить хороший дом. Уже и сруб поставил. За дядей приехали, арестовали, сруб забрали, скот увели. И все! От него никаких вестей мы уже не получали. Что с ним сталось - не знаем. Пропал, как говориться, и ни слуху, ни духу. А жена с девками так ни с чем и осталась. Да, у нас по деревне много таких семей было.

Жиганова - Раньше мы так много работали на колхоз, что на личную жизнь времени не оставалось. Даже на свидания некогда было бегать. Однажды моя мачеха решила, что мне пора замуж, взяла и выдала меня силой. Я с мужем всю жизнь прожила, девять детей ему нарожала. А куда деваться? Раньше стыд-позор, если от мужа уйдешь.

В деревне были свои традиции, которые от дедов пришли. Родители учили нас уважать старшего человека. Да и вообще уважению к человеку учили. Раньше в деревне люди друг с другом завсегда здоровались. Здоровались даже с незнакомыми приезжими людьми. Пьянства сильного не было. Праздники гуляли весело, всей деревней. Переодевания устраивали, ходили ряженными. Но это до колхозов гуляли. А когда колхоз пошел, так некогда стало веселиться. Колхозы пришли, праздники ушли.

Соломатова - Да тогда и воровства сильного не было. Не знали хулиганства. А ведь и милиционера то не было! Хулиганство всё - от неуважения к человеку! А мы друг к другу с почтением относились. Хотя, конечно, и ссоры меж собой случались. Как без этого!

Недалеко от нашей деревни есть кедровый бор. Мужики сами время знали, когда за шишками ходить. Никого не наказывали, но никто в бор не ходил до 15 августа. Обычай был такой! От дедов достался. Обычай и уважали.

А когда колхозы появились, запрет вышел - не бить шишки до 15 августа. Если поймают, накажут. Кедровые шишки стали колхозными. Тогда и появились люди, которые били шишку до заведенного срока. До колхозов сбор кедровых шишек был как забава, а во времена колхозов эти орехи были хорошим подспорьем в пропитании. Хлеба на трудодни не хватало. А в войну нам хлеб давали по 2-3 кг. на семью в месяц.

После войны стало маленько лучше жить. Ходили слухи, что колхозы распустят. Жаль, что не распустили. Может быть, жизнь в деревне бы и наладилась.

Соломатова - Я всю жизнь работала-работала! И всё бесплатно. Хорошо, что Вы спрашиваете о том, как мы жили. Пусть люди знают свою историю. Может быть, мы что и не правильно делали, так люди должны знать про это. И не жить так, как мы! Мы ведь, закончили только по 4 класса. И то хорошо! А соседка моя вообще один день училась. А какое это образование 4 класса?! От нас требовались только рабочие руки и повиновение.

Нам говорили, что Ленин наш вождь, и Сталин наш вождь. Мы им верили и делали, что они нам велели. Сталин был нашим хозяином. Мы жили в постоянном страхе. То, что я сегодня Вам говорила, лет десять назад я ни за что бы не рассказала. Сразу бы забрали. Не я первая была бы. У нас много таких было.

Жиганова - Куда нас теперь повезут? (смеется). Подружка, мы с тобой тут наболтали. Хоть мы и старые, а жизнь дорога. Умереть дома хочется!