Бесовский соблазн антисемитизма

Новостные ленты полны сообщений о нападениях на этнической и религиозной почве в Западной Европе и США. Проблема существовала и раньше, но особенно обострилась на фоне войны на Ближнем Востоке.

Как евреи, так и мусульмане, живущие на Западе, говорят о том, что опасаются за свою безопасность. Политики, надувая щеки, произносят положенные слова про то, что «ненависти нет места в нашем обществе». Нельзя сказать, что у нас нет вообще ничего подобного – некоторое время назад произошли безобразия в аэропорту Махачкалы, где толпа молодежи искала (и не нашла) израильтян. Но на Западе, как уже многие отмечают, ненависть носит странно академический характер. Антисемитизм открыто проявляется там, где его, казалось бы, менее всего можно было ожидать – в университетах, где выращивается политическая и культурная элита.

Например, недавно на слушаниях в Конгрессе США президентам самых престижных вузов этой страны (Гарварда, Массачусетского технологического института и Пенсильванского университета) был задан, кажется, простой вопрос: нарушают ли призывы к геноциду евреев правила их учебных заведений? Они уклонились от прямых ответов и заявили, что такие призывы следует обсуждать «в зависимости от контекста». Контекст, впрочем, вполне понятен – в некоторых вузах студентам-евреям приходилось прятаться от пропалестинских демонстрантов.

С другой стороны, политики крайне правого толка (как нидерландец Герд Вилдерс) не упускают своего. Они добиваются немалых электоральных успехов, эксплуатируя страх перед мусульманами. В чем причина происходящего и как нам не допустить подобного у себя?

Людям, увы, свойственна ксенофобия. Культура, образование, традиции, религия должны бы ее сдерживать, но они справляются не всегда. Стоит попытаться понять, почему это происходит. Люди часто руководствуются инстинктами. Это как со страхом темноты, который остается, хотя мы уже давно не живем в окружении ночных хищников. Или со склонностью к перееданию – когда-то съедать всю доступную пищу было необходимо для выживания, но теперь это уже не так.

Инстинкт лояльности племени, безоговорочной и нерассуждающей преданности «своим» тоже очень глубок. «В любой непонятной ситуации подчеркивай свою преданность племени» когда-то было не просто разумной, но и единственно возможной стратегией выживания. А очевидный способ эту преданность выказать – демонстрировать самую неукротимую ненависть к племени враждебному. Это – инстинктивная реакция, которая срабатывает еще до того, как мы успеваем ее осознать.

Уже задним числом она рационализируется, ей приискиваются основания – чужаки плохи по таким-то и таким-то причинам. Иногда создаются целые теории, которые должны придать интеллектуальную основательность этой стихийной ксенофобии. «Племя», которому человек таким образом клянется в верности, не обязательно этническое. Это может быть дворовая шайка, политическая партия или даже, увы, религиозная община.

Монотеистические религии по природе своей противостоят этому стихийному трайбализму – Бог, Творец всего существующего, является и создателем всех людей. И тех, кто нам свой, и тех, кто нам чужой. Ему-то они не чужие – Он их создал и поддерживает в бытии. Более того, каждый человек обладает свободной волей – его поступки не определяются его принадлежностью к племени, он сам решает за себя. И ответственность он несет не перед племенем – а перед Богом. Но эти духовные соображения пробиваются с трудом. Они не срабатывают автоматически. Они требуют усилий. Скатываться вниз всегда легче, чем карабкаться вверх.

Гораздо легче просто поделить людей на «наше племя» и «их племя». При этом «их племя» сливается в некую неразличимую массу; мысль о том, что они там все разные люди, совершенно разных человеческих качеств, смывается мощным эмоциональным потоком – они все там одинаковые, все действуют заодно.

При таком взгляде на мир становится легко вменять одним членам враждебной группы преступления, совершенные (реально или предполагаемо) другими. Сосед становится ответственным за решения, принятые людьми, на которых он не имел никакого влияния, иногда за тысячи километров от него. Многие идеологии эксплуатируют эту человеческую склонность, предлагая легко идентифицируемого «врага», против которого легко объединиться со своими соратниками. Пропаганда продает то, что люди, увы, охотно покупают – простую и ясную картину мира, где всегда хорошие «мы» противостоим всегда плохим «им».

Одна из таких идеологий – так называемый культурный марксизм – давно укоренилась в западных и особенно американских вузах. Мир делится на «угнетателей» (это, преимущественно, белые, семейные мужчины, христиане) и «угнетенных» – всевозможные меньшинства, разновидности которых без конца умножаются. Как и другие тоталитарные идеологии, она носит коллективистский характер – отношение к человеку определяется его принадлежностью к «угнетенным» или «угнетателям». «Угнетатели» всегда неправы, «угнетенные» всегда правы – что бы они ни делали. Во всех бедах «угнетенных» виноваты «угнетатели».

На представителях «белой», «иудео-христианской» (как говорят в англоязычном мире) цивилизации лежит огромная вина перед всем миром за долгую историю колониализма и эксплуатации. Это приводит к случаям, когда недавний иммигрант в США из России узнает, что он, оказывается, «белый» и разделяет вину за столетия рабства и дискриминации – хотя сам он, абсолютно точно, не потомок плантаторов. Ирония ситуации в том, что студенты (и профессора) западных вузов – это как раз самая привилегированная часть населения мира. Но они уже привыкли выдавать себя за «голос угнетенных».

Израиль воспринимается как форпост западного колониализма, который неправ уже самим фактом своего существования, его противники – как ведущие справедливую освободительную борьбу. А идеологическая склонность мыслить большими коллективами делает возможным и уместным нападать на соседа-еврея из-за претензий к политике Государства Израиль.