В коммунистическом концлагере на улице Чайковской людей распинали, резали на куски, сдирали с живых кожу, скальпировали, хоронили живьем

В 1927 году Николай Бухарин, еще не вкусивший прелести чекистских застенков, написал:

«Появился новый тип русского человека — инициативного, подвижного, энергичного, быстро выходящего из любого затруднения, появился новый пламенный человек. Чекист — наиболее законченный тип такого человека!»

Вот об одном из этих "наиболее законченных" и "выходящих из любого затруднения" далее и пойдет речь.

Степан Афанасьевич Саенко.

Степан Афанасьевич Саенко (2 августа 1886, Полтава — 17 августа 1973, Харьков) — русский революционер, деятель советских органов государственной безопасности, комендант концлагеря Харьковской ЧК по адресу ул. Чайковская, 16 (1919 год). Активный проводник «Красного террора». С 1924 года и до пенсии руководил различными предприятиями в этом городе. Кличка - Комендант смерти.

Жизненный путь его начинался довольно обычно. Родился Саенко в 1886 году в рабочей семье в Полтаве. 

Он помогал отцу в столярной мастерской, но не гнушался и кражами. Несмотря на то, что документов не сохранилось, есть основания полагать, говорят исследователи, что Степан Саенко в молодости был осужден «по уголовке» и пару лет провел на каторге. Когда началась Первая мировая война, Степан Саенко довольно долго ухитрялся уклоняться от мобилизации, однако в 1916 году его таки отправили на фронт. Но, как известно, армия тогда была смертельно поражена большевистской агитацией.

Саенко дезертирует в Харьков. Именно этот город и станет ареной его дальнейшей жуткой деятельности. Тогда Харьков бурлил революционными идеями и изобиловал разнообразными политическими партиями. Саенко остановился на РСДРП, как на одной из самых радикальных, и при этом не брезгующих участием откровенно уголовного элемента. По заданию горкома партии большевиков, Саенко приступил к организации Красногвардейского отряда. Боевиков себе Степан Афанасьевич набирал из бывших уголовников и разнообразной «гопоты». Этим-то отрядом он и командовал в октябрьские дни 1917 года.

Когда советская власть в Харькове утвердилась окончательно, Саенко был назначен на работу в уголовный розыск, а оттуда он перешел, сделав карьерный скачок, на должность командира отряда ЧОН Харьковского губисполкома. Работал Саенко под началом большевика Павла Кина (кличка Андрей). Это была примечательная личность. В свое время Кин был участником боевых дружин Якова Свердлова в Екатеринбурге, и вместе с ним в одной из таких дружин подвизался ни кто иной, как Янкель Юровский – палач царской семьи. Павел Кин был в должности Военно-революционного коменданта Харькова, и вскоре делает Саенко своим заместителем.

Павел Андреевич Кин (1882 — 1943) — народный комиссар внутренних дел УССР.

Именно Кину принадлежит идея создания в Харькове концентрационного лагеря. Дело в том, что заключенных через год после октябрьского переворота было так много, что новой власти просто негде было их размещать.

И тогда Декретом Совнаркома о «Красном терроре» от 5 сентября 1918 было санкционировано создание концлагерей. Один из первых появился в Харькове. Его адрес, слишком хорошо известен харьковчанам старшего поколения — ул. Чайковской, дом № 5.

Комендант Саенко был в то же время и главным палачом лагеря. По свидетельствам современников и очевидцев, револьвер он применять не любил, очень уж просто выходило.

Саенко нравилось терзать и мучить людей, добиваясь того, что смерть становилась для несчастного желанной и недостижимой, как мечта.

В концлагере на улице Чайковской людей распинали, резали на куски, сдирали с живых кожу, скальпировали, хоронили живьем. Одному с таким объемом работ, понятное дело, справиться было невозможно, но у Саенко были достойные своего начальника подручные.

Он набрал их из уголовников, военнопленных и китайцев. Всего в комендантском взводе насчитывалось 37 человек. По приблизительному подсчету, большевиками было убито и замучено в Харькове свыше 1000 человек.

Жуткая слава Саенко быстро распространилась за пределы Харькова. Имя его можно найти в «Хождении по мукам» Толстого, в произведениях Велимира Хлебникова. Его боялся даже легендарный Махно, который, как говорят, не боялся никого и ничего.

Как писал Велимир Хлебников,

«Специальность харьковского ЧК, где действовал Саенко, было, например, скальпирование и снимание перчатки с кистей рук»

или

«Тот город славился именем Саенки. Про него рассказывали, что он говорил, что из всех яблок он любит только глазные.

«И заказные», — добавлял, улыбаясь в усы.

Дом чеки стоял на высоком утесе из глины, на берегу глубокого оврага, и задними окнами повернут к обрыву.

Оттуда не доносилось стонов.

Мертвых выбрасывали из окон в обрыв.

Китайцы у готовых могил хоронили их.…».

Саенко упоминается во второй книге «Хождение по мукам» Алексея Толстого:

Несомненно, что приезд Махно произвёл впечатление на тосковавших в московских кофейнях анархистов. Махно был человек дела, и притом решительный. Было надумано — ехать Нестору Ивановичу в Киев и перестрелять гетмана Скоропадского и его генералов.

Вдвоем с подручным анархистом Махно перешёл в Беленихине украинскую границу, обманув бдительность сидевшего там на путях страшного комиссара Саенко.

Саенко упоминается в дневнике поэтессы Ирины Кнорринг «Повесть из собственной жизни» (в 1919 году её семья жила в Харькове по адресу Чайковская, 16):

29 апреля 1919 года

Новость № 1: нас выселяют из дома. Будет в нашем доме карательный отряд. Может быть, в наших комнатах будут пытки! Фу! Саенко (товарищ Куна, комендант города) говорил, что людей расстреливать он не будет: пули нужны на войне, а он просто — ножом.24 июня 1919 года .

Сижу на балконе и слушаю выстрелы. Добровольцы в Мерефе. (Слышны мелкие выстрелы). Большевикам (залп) все пути отрезаны.

За последнее время Саенко (залп) особенно (залп) жесток. Он расстрелял 197 (залп) человек. Их расстреливали (залп) у стены нашего дома (залпы сильнее), так что на стене (залпы) осталась запекшаяся кровь и на ней волосы.

На днях этот Саенко у себя в (залп и выстрелы) кабинете (выстрелы) на глазах жен (пулемет) зарезал двух офицеров и окровавленные руки вытер о портьеры. Ему некуда бежать.

Он говорит: меня все равно повесят, так я хоть сейчас буду наслаждаться убийствами (мелкие залпы). И наслаждается. Я не видела человека более злого.

что же творилось в Харькове под началом "самого законченного типа человека" - коменданта Саенко?

"Весь … пол большого гаража был залит уже … стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками …. стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи… жёлоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10 метров длины… был на всём протяжении до верху наполнен кровью…

Рядом с этим местом ужасов в саду того же дома лежали наспех поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни… у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы…

Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а… отрывались… мы натолкнулись в углу сада на другую более старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов… лежали трупы с распоротыми животами, у других не было членов, некоторые были вообще совершенно изрублены.

У некоторых были выколоты глаза… головы, лица, шеи и туловища были покрыты колотыми ранами… У нескольких не было языков… Тут были старики, мужчины, женщины и дети. Одна женщина была связана верёвкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. У обеих были огнестрельные раны.

В губернской Чека мы нашли кресло (то же было и в Харькове) в роде зубоврачебнаго, на котором остались ещё ремни, которыми к нему привязывалась жертва. Весь цементный пол комнаты был залит кровью, и к окровавленному креслу прилипли остатки человеческой кожи и головной кожи с волосами… 

В уездной Чека было то же самое, такой же покрытый кровью с костями и мозгом пол и пр… В этом помещении особенно бросалась в глаза колода, на которую клалась голова жертвы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, в роде люка, наполненная до верху человеческим мозгом, куда при размозжении черепа мозг тут же падал.(с) из материалов особой комиссии по расследованию преступлений большевиков.

(средневековой жутью веет от этого.... а ведь следует помнить что большинство находившихся в ЧеКа были ни в чем не повинные люди попавшие туда в рамках концепции взятия в заложники и произвола местных властей.....)

приведем описание других "подвигов" (хотя казалось бы что может быть страшнее того что уже сказано) коменданта Харьковской Ч.К. Саенко, получившаго особенно громкую известность при занятии и эвакуации Харькова большевиками в 1919 г. В руки этого садиста и маньяка были отданы сотни людей.

Один из свидетелей рассказывает, что, войдя в камеру (при аресте), он обратил внимание на перепуганный вид заключенных. На вопрос: "что случилось?" получился ответ: "Был Саенко и увел двух на допрос, Сычева и Белочкина, и обещал зайти вечером, чтобы "подбрить" некоторых заключенных".

Прошло несколько минут, распахнулась дверь и вошел молодой человек, лет 19, по фамилии Сычев, поддерживаемый двумя красногвардейцами. Это была тень, а не человек. На вопрос: "что с вами?" короткий ответ: "меня допрашивал Саенко". Правый глаз Сычева был оплошным кровоподтеком, на правой скуловой кости огромная ссадина, причиненная рукояткой нагана. Недоставало 4 передних зубов, на шее кровоподтеки, на левой лопатке зияла рана с рваными краями; всех кровоподтеков и ссадин на спине было 37". Саенко допрашивал их уже пятый день. Белочкин с допроса был свезен в больницу, где и умер.

Излюбленный способ Саенко: он вонзал кинжал на сантиметр в тело допрашиваемаго и затем поворачивал его в ране. Все истязания Саенко производил в кабинете следователя "особаго отдела", на глазах Якимовича, его помощников и следователя Любарскаго"

Дальше тот же очевидец разсказывает о казни нескольких заключенных, учиненной Саенко в тот же вечер. 

Пьяный или накокаиненный Саенко явился в 9 час.

вечера в камеру в сопровождении австрийскаго штабс-капитана Клочковскаго, "он приказал Пшеничному, Овчеренко и Белоусову выйти во двор, там раздел их до нага и начал с товарищем Клочковским рубить и колоть их кинжалами, нанося удары сначала в нижния части тела и постепенно поднимаясь все выше и выше. Окончив казнь, Саенко возвратился в камеру весь окровавленный со словами: "Видите эту кровь? То же получит каждый, кто пойдет против меня и рабоче-крестьянской партии".

Затем палач потащил во двор избитого утром Сычева, чтобы тот посмотрел на еще живого Пшеничнаго, здесь выстрелом из револьвера добил последнего, а Сычева, ударив несколько раз ножнами шашки, втолкнул обратно в камеру".

Что испытывали заключенные в подвалах чрезвычайки, говорят надписи на подвальных стенах. Вот некоторыя из них: "четыре дня избивали до потери сознания и дали подписать готовый протокол; и подписал, не мог перенести больше мучений". "Перенес около 800 шомполов и был похож на какой-то кусок мяса... расстрелен 26-го марта в 7 час. вечера на 23 году жизни". "Комната испытаний". "Входящий сюда, оставь надежды".

Живые свидетели подтвердили ужасы этой "комнаты испытаний". Допрос, по описанию этих вышедших из чрезвычайки людей, производился ночью и неизменно сопровождался угрозами расстрела и жестоких побоев, с целью заставить допрашиваемаго сознаться в измышленном агентами преступлении.

Признание своей вины вымогалось при неуспешности угроз битьем шомполами до потери сознания. Следователи Мирошниченко, бывший парикмахер, и Iесель Манькин, 18-летний юноша, были особенно настойчивы. Первый под дулом револьвера заставил прислугу Канишеву "признать себя виновной в укрывательстве офицеров", второй, направив браунинг на допрашиваемаго, говорил: "от правильнаго ответа зависит ваша жизнь". Ко всем ужасам с начала апреля "присоединились еще новыя душевныя пытки": "казни начали приводить в исполнение почти что на глазах узников; в камеры явственно доносились выстрелы из надворнаго чулана-кухни, обращеннаго в место казни и истязаний. 

При осмотре 16 июня этого чулана, в нем найдены были две пудовые гири и отрез резиноваго пожарного рукава в аршин длиною с обмоткою на одном конце в виде рукоятки. Гири и отрез служили для мучения намеченных чрезвычайкою жертв. Пол чулана оказался покрытым соломою, густо пропитанною кровью казненных здесь; стены против двери испещрены пулевыми выбоинами, окруженными брызгами крови, прилипшими частичками мозга и обрывками черепной кожи с волосами; такими же брызгами покрыт пол чулана".

Вскрытие трупов, извлеченных из могил саенковских жертв в концентрационном лагере в числе 107 обнаружило страшныя жестокости: побои, переломы ребер, перебития голени, снесенные черепа, отсеченныя кисти и ступни, отрубленные пальцы, отрубленныя головы, держащияся только на остатках кожи, прижигание раскаленным предметом, на спине выжженныя полосы,

и т. д. и т. д.

"В первом извлеченном трупе был опознан корнет 6-го Гусарскаго полка Жабокритский. Ему при жизни были причинены жестокие побои, сопровождавшиеся переломами ребер; кроме того в 13 местах на передней части тела произвели прижигание раскаленным круглым предметом и на спине выжгли целую полосу".

Дальше: "У одного голова оказалась сплющена в плоский круг, толщиной в 1 сантиметр; произведено это сплющение одновременным и громадным давлением плоских предметов с двух сторон".

Там же: "Неизвестной женщине было причинено семь колотых и огнестрельных ран, брошена она была живою в могилу и засыпана землею".

Специальностью Харьковской Че-ка, где действовал Саенко, было, например, скальпирование и снимание перчаток с кистей рук.

Харьковские анархисты, привезенные в Бутырскую тюрьму, единогласно свидетельствовали об этих харьковских "перчатках", содранных с рук пытаемых.

Многое разсказанное свидетелями в показаниях, данных Деникинской Комиссии, подтверждается из источников как бы из другого лагеря, лагеря враждебнаго белой армии. Возьмем хотя бы Харьков и подвиги Саенко. Левый соц.-рев., заключенный в то время в тюрьму, разсказывает: "По мере приближения Деникина, все больше увеличивалась кровожадная истерика чрезвычайки.

Она в это время выдвинула своего героя. Этим героем был знаменитый в Харькове комендант чрезвычайки Саенко. Он был, в сущности мелкой сошкой - комендантом Чека, но в эти дни паники жизнь заключенных в Ч.К. и в тюрьме находилась почти исключительно в его власти. Каждый день к вечеру приезжал к тюрьме его автомобиль, каждый день хватали несколько человек и увозили.

Обыкновенно всех приговоренных Саенко расстреливал собственноручно. Одного, лежавшаго в тифу приговореннаго, он застрелил на тюремном дворе. Маленькаго роста, с блестящими белками и подергивающимся лицом маньяка бегал Саенко по тюрьме с маузером со взведенным курком в дрожащей руке".

"Суд" продолжался недолго... Да и какой это был суд: председатель трибунала или секретарь - хлыщеватый фенчмен - заглядывали в список, бросали: "уведите". И человека уводили в другую дверь".

Мы указывали и на действительно ужасающую простоту в документах, относящихся к расстрелу в Харьковской Ч.К. Здесь чекисты Португейс и Фельдман расстреливали в 1919 г. уже без всяких протоколов: просто-напросто делали чернильным карандашем лаконическия и крайне небрежныя надписи: "Баеву, как неисправимую преступницу, расстрелять".

В "Материалах" Деникинской комиссии мы находим яркие, полные ужаса сцены этой систематической разгрузки тюрем. "В первом часу ночи на 9-го июня заключенные лагеря на Чайковской проснулись от выстрелов. Никто не спал, прислушиваясь к ним, к топоту караульных по коридорам, к щелканию замков и к тяжелой тянущейся поступи выводимых из камер смертников".

Из камеры в камеру переходил Саенко со своими сподвижниками и по списку вызывал обреченных; уже в дальния камеры доносился крик коменданта: "выходи, собирай вещи". Без возражений, без понуждения, машинально вставали и один за другим плелись измученные телом и душой смертники к выходу из камер к ступеням смерти". На месте казни "у края вырытой могилы, люди в одном белье или совсем нагие были поставлены на колени; по очереди к казнимым подходили Саенко, Эдуард, Бондаренко, методично производили в затылок выстрел, черепа дробились на куски, кровь и мозг разметывались вокруг, а тело падало безшумно на еще теплыя тела убиенных. Казни длились более трех часов"... Казнили более 50 человек.

 Утром весть о расстреле облетела город, и родные и близкие собрались на Чайковскую; "внезапно открылись двери комендатуры и оттуда по мостику направились два плохо одетых мужчины, за ними следом шли с револьверами Саенко и Остапенко. Едва передние перешли на другую сторону рва, как раздались два выстрела и неизвестные рухнули в вырытую у стены тюрьмы яму".

Толпу Саенко велел разогнать прикладами, а сам при этом кричал: "не бойтесь, не бойтесь, Саенко доведет красный террор до конца, всех расстреляет". И тот же эвакуированный "счастливец" в своем описании переезда из Харькова к Москве опять подтверждает все данныя, собранныя комиссией о Саенко, который заведывал перевозкой и по дороге многих из них расстрелял. (Этот свидетель — небезызвестный левый с.-р. Карелин.) "Легенды, ходившия про него в Харькове, не расходились с действительностью. При нас в Харьковской тюрьме он застрелил больного на носилках". "При нашем товарище, разсказывавшем потом этот случай, Саенко в камере заколол кинжалом одного заключеннаго. .

"Человек с мутным взглядом воспаленных глаз, он, очевидно, все время был под действием кокаина и морфия. В этом состоянии он еще ярче проявлял черты садизма".

- это отрывок из фундаментального исследования Сергея Мельгунова "Красный террор в России 1918-1923"

1938 году Саенко уже был на мирной должности директора завода «Красный октябрь» (Харьковский машиностроительный завод). Большинство старых чекистов и большевиков, в свое время установивших в Харькове и на Украине советскую власть, были уже арестованы и репрессированы.

Пришли и за Саенко. И что же? Матерый чекист встретил их на пороге с гранатой в руке. «Вы меня знаете, — сказал он тихо и угрожающе, — подорву всех!». Они его знали. И поэтому уехали, рассудив, что возьмут позже, днем. Но не пришлось. Днем ситуация изменилась, и уже некоторые из тех, кто распорядился арестовать Саенко, были арестованы сами.

Жизнь свою «страшный комиссар Саенко» (из «Хождения по мукам» Толстого) доживал тихо и незаметно.

Был пенсионером союзного значения.

Пописывал стихи на досуге.

Возможно, к нему по большим праздникам даже приходили пионеры и приносили ему красочные, собственноручно нарисованные открытки.

Степан Саенко умер 17 августа 1973 года.

«Группа товарищей» составила некролог:

«Саенко — борец за установление Советской власти, отдавал работе всю свою кипучую энергию и организаторские способности. Светлая память о нем навсегда останется в сердцах всех, кто знал его и работал вместе с ним».

На его могиле стоит памятник с надписью: «Спи спокойно, дорогой Стёпочка».

могила "героя".

В нашей прекрасной стране в которой коммунисты ходят строем, носят цветы к мавзолею и памятнику Сталину, конечно же наш Герой не обойден вниманием.

Простейший поиск в интернете дает нам множество названий улиц в честь Коменданта Смерть.

вот увековечивание доступное любому кто умеет пользоваться гуглом

А как нам известно, топонимика страны должна отражать выдающихся личностей. И по топонимике любой может понять, кто же является у нас героем.

И ведь Комендант смерть был не один такой.

Может уже отбросить такое советское прошлое, как бесконечные Саенко, Бела Куны, Ленины, Феликсы, Сталины и прочие - устраивавшие этот кошмар, и пора пересмотреть.... героев?

А этим "героям" - воздать действительно по заслугам, осудив их чудовищные преступления, и таким образом почтить память замученных ими ни в чем не повинных людей?