Можно ли, начав с классовой ненависти, построить общество всеобщего благоденствия?

0_bd70e_7c2a63b7_XXL.jpg

Когда читаешь марксистских идеологов коммунистической революции: Ленина, Троцкого или Сталина, невольно начинаешь всматриваться в настоящую адскую бездну.

К тому же очень неприятно, в пишущих на русском языке людях, постепенно открывать клокочущую ненависть ко всему русскому. Здесь русофобия принимает не прямолинейные формы. Хотя у большевиков и у их западных учителей вы можете найти и о «реакционных» народах, и о варварских славянах, и о русских как народе–«угнетателе». Но вам не напишут впрямую «я ненавижу русских» и не распишутся под этой фразой, констатируя свою русофобию.
Вам будут долго и многословно рассказывать, что прогресс, гуманизм, социализм — это такое светлое будущее, в которое просто не могут (не должны) войти определенные классы русских людей. Они, эти привилегированные классы, такие социальные «грешники», что только после их истребления (социального очищения) остальные люди смогут построить, наконец (впервые в человеческой истории), справедливое общество.
​Уже этот изначальный посыл должен настораживать любого, способного критически мыслить, русского человека.
Социальный пафос наших революционеров и до сего дня носит несмываемый особый русофобский оттенок. Наши революционеры ненавидят эксплуататоров всего мира, но особенно действенно они ненавидят эксплуататоров русских. Эксплуататоры в разных революционных согласиях имеют разное идеологическое расширение. Одни социалисты позволяют себе ненавидеть только Царя (в современном моменте это президент), дворян (вариант — окружение президента), священников (всегда без вариантов), капиталистов и буржуев. Другие — более радикальные, коммунисты, говорят о том, что надо к этому списку прибавить ещё казаков, кулаков и мелкобуржуазные элементы, от интеллигенции до крепких крестьян-середняков включительно.

Вера и кровь: может ли быть справедливость не для всех?

Для того чтобы стать адептом это «светлого будущего», надо:
— во-первых, в него поверить, поскольку этого будущего никто никогда не видел и оно никогда не было реализовано в человеческих обществах. Именно поэтому коммунизм — это социальная вера.
— во-вторых, быть убеждённым, что цель оправдывает любые средства её достижения. Необходимо не бояться ходить смертельно опасными путями, поскольку путь к этому справедливому обществу, по описанию марксистских теоретиков, да и практиков, как показал XX век, именно таков. Поэтому дорога к коммунизму — это кровь.
Таким образом, если вы верите в несбыточное построение рая на земле и не боитесь, хотя бы на словах, по пути к нему пролить кровь, то вы человек левых убеждений.
Будет ли такое общество справедливым (уже не русское, а интернациональное), если для него требуется уничтожить целые слои русского народа?
Левая революционная практика нашей страны показала, что прежде чем достичь своей конечной степени идеальности (коммунизма), никогда не бывавшая в реальных исторических человеческих обществах социалистическая справедливость предлагает пройти весьма кровавые стадии диктатуры пролетариата, экспроприации собственности, отказа от всякого наследования, Гражданской войны, классовых войн и уйму других социальных экспериментов.
Иначе говоря, решительная и окончательная справедливость обещается далеко не всем и не без глобальных проблем. При этом тем, кому она не обещается, нужно либо бежать из страны строящейся социалистической справедливости, либо погибнуть в классовых войнах от рук карающих органов революции, часто в пытках и концлагерях.
На практике при Ленине и при Сталине большевистская партия и «пролетарское» меньшинство руководят беспартийным и непролетарским большинством зачастую в крайних формах рабовладения.
Да и несчастный передовой класс при военном коммунизме, судя по Троцкому, жил не лучше Спартака и его товарищей.
«Мы знаем труд вольнонаемный, который буржуазия называет свободным, — писал Троцкий — Мы же противопоставляем этому труд общественно-нормированный на основе хозяйственного плана, обязательного для всего народа, т.е. принудительного для каждого работника страны. Без этого нельзя и думать о переходе к социализму… Говорят, что принудительный труд непроизводителен. Если это верно, то все социалистическое хозяйство обречено на слом, ибо других путей к социализму, кроме властного распределения хозяйственным центром всей рабочей силы страны, размещения этой силы соответственно потребностям общегосударственного хозяйственного плана, быть не может…
Если рабочие сохранят то, что называлось свободой передвижения, свободой покидать завод в любое время, в поисках лучшего куска хлеба, то в настоящих условиях, в условиях страшной расшатанности всей жизни, всего производственного и транспортного аппарата, это приведет к полной хозяйственной анархии, к полному разгрому и распылению рабочего класса, к полной невозможности учесть завтрашний день нашей промышленности… Милитаризация труда… является неизбежным основным методом организации рабочих сил» (Троцкий.

Профсоюзы и милитаризация труда).
А рабоче-крестьянская Красная армия порой испытывала такие экзекуции, которых не было и в самых суровых, в смысле поддержания дисциплины, армиях мира. Так, при подавлении Кронштадтского мятежа в не подчинившихся красных подразделениях по приказу Троцкого была проведена даже не децимация (казнь каждого десятого), как в римских легионах, а расстрел каждого пятого красноармейца.

Могут ли сочетаться «светлые устремления» в людях с тёмными делами?

Даже немецкие товарищи большевиков, типа Карла Каутского, были в ужасе от советской практики. Каутский называл большевистский режим «государственным рабством».
По своему пути к несбывшемуся светлому будущему большевики действительно шли самыми тёмными тропами.
При этом непредвзятого исследователя удивляет, что те, кто обещает довести общество до идеальных коммунистических палестин, это те же самые люди, которые поставили в своей жизни цель уничтожения другого, не коммунистического, но исторически развивавшегося тысячелетие русского общества. Это те же самые люди, которые совершили революцию и довели страну, в которой они захватили власть, до поражения в Первой мировой войне (Брестский мир). Это те же большевики, которые разожгли в стране Гражданскую войну, как и обещал Ленин, указывая на опыт Парижской Коммуны, еще задолго до 1917 года. Это те же партийные люди, которые в своих классовых войнах и политических репрессиях буквально умылись кровью своих соотечественников. Наконец, это те же самые члены партии, которые уничтожали своих партийных товарищей только за то, что они были не согласны с линией своего вождя Сталина или были просто старыми партийцами, которые слишком много знали.
То есть к светлому будущему призывали те же, кто поначалу принёс нескончаемые беды русскому миру: разделил реальную единую Российскую империю на федерализированные национальные республики; расколол живой единый русский народ на три советские нации — русских (великороссов), украинцев и белорусов; уничтожил или изгнал почти весь интеллектуальный и духовный (священство) верхний слой русского общества, а наиболее массовую крестьянскую страту — до 80% всего русского населения — держал в классовом рабстве, выкачивая у него все средства для существования советской страны.
Могут ли одни и те же люди делать грязную революционную работу и являться строителями справедливого общества? Можно ли всю жизнь, ходя по тёмным путям революции и классовой ненависти, когда-нибудь построить светлое будущее всеобщего благоденствия? Вероятно, это так же невозможно, как падшим ангелам снова вернуться на Небо.
Коммунисты всю свою историю занимались обиранием тех социальных слоёв, за счёт которых можно было бы продлить существование своего классового государства. Все большевистские «прорывы» организуются, как писал, уже в эмиграции, хорошо информированный секретарь большевистского Политбюро (1923–1928) Б.Г. Бажанов, «чтобы что-то сделать, нужно кого-то ограбить».
Пролетариат всю свою историю был лишь прикрытием для международных банд экспроприаторов, использовавших безграмотных рабочих в своих целях.
Весь террор списывался на то, что революция воюет, у неё светлые идеи, а потому она должна всех, кто с ней не согласен, закопать в могилы. Даже и тех товарищей из конкурирующих в экспроприациях революционных шаек, которые не согласны с господствующей большевистской партией.
Большевики поднимали меч революции якобы во имя угнетенного класса пролетариата. Они убивали «эксплуататоров» якобы потому, что те обирают «угнетенных» и во время войны заставляют их погибать за свои интересы.
Но что, кроме присвоенного себе значения более прогрессивного движения, большевики выставляют в оправдание красного террора?
Да, собственно, ничего. Всё оправдывалось войной за выживание коммунизма. Они нисколько не обращали внимания, что становились сами жесточайшими эксплуататорами и ужаснейшими кровопийцами, радикализируя способы борьбы во имя своей революционной мечты.
Все коммунисты, все левые радикалы, все революционеры всегда были, есть и останутся в будущем поджигателями социальных войн в обществе. И общество должно научиться защищать себя от сеятелей смут и революций. А для этого, прежде всего, необходимо отрешиться от столь притягательных и оттого столь опасных «псевдопростых» левых решений: «всё поделить», «всех обобрать», «всё экспроприировать», «расстрелять», «посадить».
Всеобщей справедливости с помощью классовой борьбы достичь невозможно. Идеальное равенство, измеряемое в конечном итоге одинаковым количеством денег в карманах разных граждан — нереальная, да и ненужная социальная цель. Рубль в чужом кармане может быть личным оскорблением лишь для профессиональных карманников. Уравнять количество денег у всех людей можно только после смерти. Покойникам деньги не нужны.
А потому революция — бессмысленное и преступное пролитие народной крови на путях копирования западных социальных экспериментов, ставящих на грань выживания русскую цивилизацию.