До коллективизации люди друг другу помогали, доверяли, делились последним, жили общиной

На модерации Отложенный


Дмитриева Нина Дмитриевна родилась в 1914 г. в д. Синяево Новосибирской области. Живет в Прокопьевске Кемеровской области. Рассказ записал Минор Дмитрий в январе 2000 г.

 

Семья моих родителей была по тем временам небольшая: всего 6 человек. В моей собственной семье ещё меньше - 4 человека.

Коллективизация в моих детских воспоминаниях связана с опасностью голода. Я помню боязнь родителей потерять хозяйство, скот, землю. Для них эта потеря воспринималась как неизбежный голод.


До коллективизации деревня была другой. Вернее, другими были люди. Они друг другу помогали, как могли, доверяли. Делились с соседями последним. Жили общиной. Украсть у ближнего…, такое и в голову никому не приходило.


Когда пришли колхозы, всё собственное у хозяев отобрали. Оставить себе можно было только столько, сколько хватало, чтобы кое-как выжить. Крепкие хозяйства уничтожались. Родители и их соседи попрятали от колхозов всё, что могли. Но скот не упрячешь, землю - тоже.

Руководили всем этим бедняки. Во время раскулачивания отбирали скот, инвентарь, утварь, запасы зерна, муку, землю. Всё это становилось коллективным. От раскулачивания страдали не только крепкие хозяева, но и бедняки. Ведь они остались без своего кормильца, без работы. Некоторые из них добровольно уходили за своими хозяевами в ссылку. Кулаков ссылали, в Томскую область в Васюганье или Нарым. Разрешали им брать только то, что могло уместиться на одну телегу. Некоторых из них отправляли в тюрьму. Переписка с ними была запрещена. Это знали все.


Коллективизацию проводили бедняки. Они возглавили колхозы. Но какие из них хозяева!? Они хозяйствовать не умели, своё-то хозяйство содержать не могли. Поэтому колхозный скот пал, инвентарь разворовали.

Бедняками люди были по двум причинам. Чаще всего это были многодетные семьи, где кормильцем был только один отец, и у них почему-то было мало земли. Сколько бы он не работал, семья разбогатеть не могла. Но такие семьи хоть и были бедными, никогда не голодали. У них была какая-то своя скотина, и они, как правило, работали на кулаков и получали продукты за работу. К ним в деревне относились с сочувствием, не обижали. Но были в деревне и другие бедняки - пьяницы и бездельники. Таких - деревня не любила.


Для создания колхоза применялись только насильственные методы. Добровольно никто туда не шёл. Тех, кто протестовал, сажали в "холодную". Посидев там, люди больше не осмеливались протестовать. Тяжело было видеть крестьянину, как руководили колхозом. Руководили безграмотно, не по-хозяйски. Собранный в общее стадо скот в большей части был испорчен. Дойка производилась всегда не во время, коровы ревели. Поэтому и был падеж скота. Иногда женщины, крадучись, находили в общем стаде своих бывших коров и, жалея их, выдаивали молоко на землю, чтобы оно не распирало вымя.

Активистам колхозов, которые были из бедняков-бездельников, не было никакого доверия. Особенно из-за того, что те не могли руководить колхозом по-хозяйски.

Некоторых из них у нас убили, сожгли их дома. Многие в деревне были уверены, что всё это безобразие с колхозами не надолго, что это очередная временная затея властей. Так что, особого доверия к колхозам у крестьянина не было.


До коллективизации жили весело. Гуляли свадьбы, строили дома, жили в достатке. Но пили с умом. Много пьяниц не было. Во время коллективизации люди пролили очень много слез. Ведь убивали кормильцев - мужиков.

На работу колхозники выходили с зарей. За их работой следили бригадиры. С поля нельзя было взять ни колоска, ни семечка. На трудодни мы почти ничего не получали. Поэтому и воровали колхозное добро. Но воровством это не считали, так как мы сами его и производили. Добро колхозное мы считали "ничьим", а, значит, - его можно брать. У нас в колхозе такую хитрость придумали: пшеницу, просо, ячмень сеяли полосками, между ними - горох. Он быстро поспевал, и вор, придя на полоску, рвал только его, сохраняя зерновые.


Большинство людей очень хотели вернуться к доколхозной жизни, к прежнему укладу жизни. Колхозы им были не по нутру. За коллективное хозяйство душа ни у кого не болела. Общее оно и есть общее. Люди чувствовали, что в колхозе их обворовывают, поэтому они и живут нищими. Уехать из колхоза было нельзя: не давали паспортов. Да и не было специальности, чтобы в городе зарабатывать себе на жизнь. Но в нашей семье все братья и сестры постепенно уехали.


Колхознику разрешали держать свое хозяйство. Однако оно было очень маленьким: держали всего одну корову, несколько кур, уток, пару овечек. Инвентаря в таком хозяйстве не должно быть. Разве это хозяйство?

Лучше всех в колхозе жили председатель, бригадир, конторские работники. Наш отец был председателем колхоза, поэтому все его дети получили образование. В остальных семьях такого не было.


Когда началась война, люди пошли защищать родину. Но вернулось не больше 15-20% . В каждой семье погибло 2-3 человека.

Незадолго до войны в стране было объявлено о всеобщем образовании. Заставили учиться в ликбезах даже взрослых. Дети учились охотно, но родители не всегда отпускали их в школу, так как некому было работать. Были у нас и клубы. Молодежь туда ходила охотно. Клубы были созданы для того, чтобы люди не бежали из колхозов и не посещали церковь. Дров для клубов не давали, поэтому там всегда было холодно, и люди перестали их посещать. Да и то сказать! Клуб - не церковь. В церковь люди ходили охотно. Там у них наступало успокоение, забывалось всё плохое.


О политике родители не говорили из-за безграмотности и из боязни сказать лишнее о Сталине, партии, правительстве. Ничего о них не знали. Сталина, например, они считали Богом.


Деньги, накопленные на старость и смерть, были отобраны государством. Пенсия мизерная, и прожить на неё невозможно.


Деревня не может выбраться из нищеты потому, что нет законов, которые бы защищали крестьянина. На крестьянское хозяйство всегда были непомерные налоги, поэтому подняться было невозможно.

Но самое главное состоит в том, что люди разучились работать на земле и запились. О, как запились!