Цикл или линия

Я неоднократно упоминаю связку «власть-собственность» как характерный фактор бесконечного повторяющегося цикла катастрофического развития России на протяжении всех исторических эпох.

Фактически мы все время «ходим по кругу», возвращаясь к концу каждого цикла примерно к одной и той же по своей структуре катастрофе, из которой выходим тоже через примерно одно и то же по своей структуре решение, которое и запускает новый круг с той же самой катастрофой по его завершению. Вопрос — возможно ли «разорвать» этот круг, и еще один не менее важный вопрос — а надо ли?

Два очень важных вопроса, они связаны, но могут рассматриваться и по отдельности.

Дело здесь вот в чем. Сложилось два цивилизационных пути развития. Линейный и циклический. Они не лучше и не хуже друг относительно друга, они разные. В чем их разница?

Линейный путь развития характерен для западной цивилизации (ее называют иногда Евро-Атлантической), которая восходит еще к греческим полисам. Специфика этого цивилизационного подхода и его главные отличия — в существовании демократии и достаточно последовательном разделении административной и политической власти и собственности. При этом не нужно абсолютизировать, конечно: власть всегда принадлежит собственникам, причем крупным. Однако гарантией права собственности является ее неприкосновенность, зафиксированная как на правовом уровне, так и на понятийном. Это означает, что утрата власти не приводит к утрате собственности. И это ключевое отличие линейного пути развития от циклического.

Циклическое развитие основано на исключительности принципа права собственности в зависимости от принадлежности к власти. Иными словами — гарантией права собственности является только принадлежность к текущей властной системе. Выпадение из нее почти однозначно приводит к утрате собственности и ее перераспределению. Европейские и американские политэкономисты, разрабатывая свои модели и теории, всегда исходили из особенностей своей цивилизационной страты, описывая закономерности и делая из них выводы. Однако они либо догадывались, либо понимали, что их модели не являются универсальными, и, к примеру, Маркс прямо указывал на существование «азиатского способа производства», не слишком вдаваясь в его описание и моделирование, так как, скорее всего, не совсем понимал всех специфических особенностей отношений власти, общества и собственности при таком типе развития.

Именно поэтому российские большевики, прекрасно владея методологией и теорией Маркса, внезапно столкнулись с проблемой непригодности марксизма в конкретных российских (советских) условиях, поэтому были вынуждены проводить ревизию и под клятвы в верности к марксизму буквально с нуля создавать совершенно новые модели применительно к реальным условиям. Собственно, во всех остальных странах, в которых левые проекты одержали победу, новые власти сталкивались с той же проблемой. Китай, к примеру, не смог взять на вооружение ни европейскую версию марксизма, ни советскую версию марксизма-ленинизма, а создавал свою собственную — маоизм, где большую часть занимает традиционный китайский легизм, слегка прикрытый лозунгами и определениями а-ля марксизм. В Латинской Америке левая идея тоже весьма плодотворно работала с творческим наследием — но уже Троцкого, так как специфика достаточно однородного в цивилизационном смысле, но разделенного в ходе колониальной эпохи континента создавала благоприятную среду для продвижения идей всемирной революции применительно к масштабам Латинской Америки. По сути, латиноамериканские левые всегда тяготели к смеси из троцкизма, боливарианства и откровенно анархических идей и воззрений, парадоксальным образом смешивая это с китайским маоизмом для придания этой смеси хоть какой-то устойчивости.

Но это отступление, не имеющие принципиального значения для рассматриваемой темы. 

Линейное развитие, безусловно, гораздо динамичнее развития циклического, но как любая система ускоренного развития, обладает критическим параметром — очень высокой неравномерностью развития. Древний Рим продемонстрировал, как выглядит стремительное развитие (а к концу своего республиканского существования Рим вплотную подошел к мануфактурной фазе развития, за которой шла уже известная нам индустриальная фаза). Однако проблема индустриальной фазы носит не только рациональный, но и иррациональный характер. Индустриальная фаза развития — это всегда рынок труда, то есть, свободная его продажа. А рынок труда требует совмещения личной свободы (без которой человек не в состоянии принимать решения) с коллективным трудом. По отдельности античная психика вполне могла работать с этими иррациональными категориями. Совместить их не удалось. Поэтому республика рухнула, на ее место пришла империя, и фактически линейный путь развития был утрачен, трансформировавшись в классический циклический. Рим превратился в банальную азиатскую деспотию, а циклическое развитие неизбежно привело его к краху, причем Западный Рим прошел стадию катастрофы быстро, что и позволило ему войти в Средневековье и пройти еще один цикл до эпохи Возрождения, где был преодолен психический барьер совмещения личной свободы с коллективным трудом, и через полторы тысячи лет Западная Европа смогла вырваться из цикла и снова перейти к линейному развитию, в котором пребывает и сегодня.

Восточный Рим при этом остался в цикле и в конечном итоге не смог пройти стадию катастрофы, исчезнув вместе с Византией.

Однако у циклического развития есть неоспоримое преимущество перед линейным — оно создает устойчивую систему, позволяющую преодолевать критическую проблему линейного развития — неравномерность. С каждой новой катастрофой и возвращением к новому циклу предыдущие ошибки и противоречия, которые и привели к завершению цикла, частично разрешаются, поэтому цикличное развитие идет по восходящей спирали. Кстати, именно спираль для советских футуристов-фантастов была идеалом развития. Особенно подробно и плодотворно идею развития по спирали рассматривал Иван Ефремов в своем цикле об Эре Великого Кольца и следующих за ней.

Возникает вполне справедливый вопрос — что лучше: стремительное линейное развитие с неизбежным накоплением противоречий и ошибок неравномерного развития с последующим крахом всей модели и «передышкой» в виде возвращения к циклическому развитию, либо циклическое развитие с неизбежно повторяющимися катастрофами, которые с примерно равной вероятностью приводят либо к деградационному циклу (спираль раскручивается «вниз»), либо к циклу развития (спираль раскручивается «вверх»).

Вопрос непраздный, особенно для современной России, которая очевидно находится в деградационной спирали и вплотную приблизилась к фазе катастрофы, после которой ей придется снова выбирать путь развития. Возможно ли перейти к развитию линейному либо мы останемся в циклической спирали с неизвестным сегодня направлением движения — снова вниз или все-таки обратно вверх.

Ответив на этот вопрос, можно будет переходить к проблеме «власть-собственность», упомянутой вначале.

Выбор линейного пути развития позволит России совершить стремительный «рывок» вверх, однако нужно отдавать себе отчет в том, что без приоритетного развития когнитивных технологий и практик, «подтягивающих» коллективное бессознательное к темпам развития всех остальных технологий мы снова попадем в катастрофу советского периода, когда качество управления перестало отвечать сложности созданной социальной, экономической и политической системы. Без ускоренного развития и воспитания правящей страты, способной на быструю приспосабливаемость к столь же быстро меняющимся условиям существования всей системы линейное развитие очень быстро перейдет к цикличному и нас ожидает структурно похожий на советский очередной крах. Циклическое развитие позволит создавать устойчивые модели, но они всегда (подчеркну — всегда) будут отставать от темпов развития западной цивилизации, и мы всегда будем в догоняющей позиции, что в цивилизационном соревновании является залогом будущего поражения.

Возможно ли совместить два варианта? Можно ли находиться в циклическом развитии, но при этом спираль развития будет «раскручиваться» вверх в достаточно быстрых темпах? Вероятно, да. Советский опыт говорит, что подобный вариант возможен, но он крайне непрост, очень динамичен требует высочайшего внимания именно к когнитивной, иррациональной стороне развития. Это потребует очень быстрых циклов смены властных вертикалей и моделей управления, что в условиях существования азиатской модели «власть-собственность» будет приводить к очень высоким рискам на каждом цикле смены управляющей страты передела собственности и, соответственно, катастрофы, грозящей обрушением всей конструкции.

Проще говоря — нужно создать систему, внутри которой будет происходить перманентная непрекращающаяся катастрофа, связанная с постоянной сменой власти (и переделом собственности), но при этом такая катастрофа не должна затрагивать вектор развития всей системы в целом. Западная цивилизация проблему смены власти решила через демократию, но демократия возможна только для собственников, обладающих гарантиями неприкосновенности своей собственности. Не зря древние греки наделяли избирательными правами только свободных, и только обладающих собственностью. Они прекрасно понимали, что демократия для всех мгновенно превращается в свою противоположность — охлократию. Остальные цивилизации проблему смены власти не решили вообще никак, и она происходит только в конце цикла через абсолютно катастрофический сюжет. Собственно, поэтому нынешняя власть в Кремле панически боится революций, так как революция приведет к полному обнулению как нынешней правящей страты, так и ее собственности. Но никакой другой модели смены власти в данной парадигме не существует, революционные события неизбежны, и крах всей модели предопределен ее характером.

Отсюда и вопрос — после того, как катастрофа произойдет (а она уже, собственно, происходит прямо сейчас), какой путь развития мы будем выбирать. Линейный (и тогда придется «ломать через колено» психическую матрицу, разрывая систему власть-собственность и вводя поэтапную демократию только для собственников — и тогда возникает проблем стратификации общества и управления таким обществом. Кстати, именно эту задачу и пытаются решать «новая нормальность» Шваба и «социальный кредит» в Китае. Мы отвергаем их по причине их полной бесчеловечности, но нужно понимать, откуда вообще эта идея возникла), либо остаться в циклическом развитии, гарантируя устойчивость развития с неизбежным и хроническим отставанием от Запада. 

Есть третий путь — совершить невозможное, и попытаться, как Советский Союз, соединить оба типа развития в один и перейти к раскручивающейся вверх спирали. Но тогда иррациональная сторона развития, психология, образование и обучение должны будут стать во главе угла и занять в иерархии ценностей приоритетное по отношению к рациональным технологиям место. СССР не потянул эту задачу (а, возможно, даже не отрефлексировал ее). Попытка совмещения двух моделей развития привела СССР к краху, но он не был предопределен, как это пытаются представить его противники. Был выбран методологически неверный подход к этому объединению — замершая в своем развитии власть пыталась обеспечить линейное развитие всего социального субъекта. Неудивительно, что Союз не выдержал этого противоречия буквально за одно поколение. Причиной его краха стало невиданное в истории развитие с небывалыми темпами, но при этом с совершенно непригодным для такой модели управлением.

Мы сегодня находимся в фазе катастрофы. Нынешний режим власти и управления идет к своему концу. То же ожидает и государство, что совершенно неудивительно — оно в принципе не про развитие, оно просто про перераспределение имеющегося, а это однозначно ведет к его краху во всех сценариях.

Однако просто констатировать катастрофу неверно. Да, она уже идет. Это факт, который нужно отметить и смотреть дальше. Что будет после нее. А после нее появляется пространство решений, каждое из которых не является идеальным. У каждого решения есть свои возможности, но есть и свои противоречия. Их нужно осмыслить и сделать выбор. Он не будет идеальным, но он может быть оптимальным.